Становление личности. Избранные труды - Гордон Олпорт

Во второй класс диспозиций входит все, что мы обычно называем «наследственностью», то есть связанные с генами характеристики, идущие от семьи, рода и расы. С каждым геном связано, по-видимому, почти бесконечное множество комбинаций черт, поэтому наследственность детерминирует бесконечную человеческую уникальность еще до того, как на ребенка начинают воздействовать культура и окружающая среда. Конечно, гены обеспечивают также видовое единообразие (мы все имеем два глаза, позвоночник и стандартный набор желез). Но говоря о наследственности, мы обычно имеем в виду сходство (например, сходство ребенка со своими родителями) и забываем, что действию генов мы обязаны и нашей уникальностью, связанной с широким разнообразием особенностей темперамента, нервной пластичности и порогов реакций. Быть может, мы забываем об этом отчасти потому, что слишком слабо понимаем человеческую генетику (открытия которой на сегодняшний день больше говорят о типах, а не об индивидуальных моделях наследственности), а отчасти потому, что, поклоняясь принципу tabula rasa , предпочитаем не признавать полностью врожденные детерминанты человеческой природы.

Есть еще и третий, совершенно иной класс первоначальных диспозиций. Он, насколько я знаю, не имеет отношения к специфической генной детерминации или инстинкту (разве что в самом широком смысле). Я имею в виду определенные латентные (потенциальные) способности, которые играют решающую роль в становлении. Например, каждое молодое животное, видимо, обладает способностью учиться . В его нейропсихологической природе существует что-то неотъемлемо пластичное, вносящее изменения в возможный ответ. У нормально одаренного человеческого ребенка в свое время разовьются сознание, чувство Я и иерархическая организация черт. Он станет структурной системой некоторого типа, саморегулирующейся и самоподдерживающейся. Более того, он будет стараться стать чем-то бóльшим, нежели шаблонная копия вида, к которому принадлежит. Такие способности представляют собой не инстинкты в понимании Мак-Дугалла или Фрейда, а, скорее, потенциал для достижения взрослости. То, что принято называть инстинктами, прежде всего является средством обеспечения выживания, а способности, о которых я говорю, относятся к обеспечению развития и упорядочения структуры. Они задают характерные стадии в человеческом развитии.

Вернемся на минутку к способности учиться. Ни одна теория мотивации не объясняет, почему мы вообще учимся. В лучшем случае объясняется побуждение, но не модифицируемость поведения. Ни одна так называемая «теория научения» не говорит нам, почему мы учимся, а только – как мы учимся. Каждый знает, что мы учим, но немногие психологи (и менее всего приверженцы локковской традиции) интересуются природой диспозиции к приспособлению и модификации поведения. Чем бы ни было научение, ясно, что оно – диспозиция к формированию структур . Такие структуры включают отдельные привычки и последовательности привычек, но они также включают такие более сложные и менее ригидные структуры, как моральная совесть, Я -концепция, преимущественные черты и интересы, схемы смысла и даже собственная всеобъемлющая философия жизни. До сих пор немногие концепции, относящиеся к научению, отдают должное его структурообразующей природе. (Возможные исключения можно заметить в гештальтистской доктрине и в позднем предположении Торндайка о «принадлежности».) [250]

Опираясь на инстинкт и наследственность, научение ведет к формированию таких более или менее стабильных структур, как моральная совесть, Я -концепция и иерархическая организация личности. Но эти структуры не могли бы возникнуть в результате научения, если бы в нашей природе не были заложены соответствующие возможности. Они и образуют третий класс «данного» в человеческой природе, во многом игнорируемый в сегодняшней теории личности.

Поэтому мы утверждаем, что становлением личности управляют не только стимулы, влияющие на влечения, общие для вида. Этим процессом также управляет диспозиция к осознанию своих возможностей, то есть к становлению специфически человеческих способностей на всех стадиях развития. И одна из наиболее насущных способностей – индивидуация, формирование индивидуального стиля жизни, характеризующегося самосознанием, самокритичностью и саморазвитием.

В этом запутанном процессе роста мы сталкиваемся с озадачивающим вопросом: какова относительная важность ранних и поздних стадий развития? Мы знаем, что в каждом человеке есть архаичные слои, образованные относительно изолированными ранними системами. Однако существуют также слои, в которых человек является полностью взрослым, слои, в которых его психологическая зрелость соответствует его возрасту. Драма человеческой жизни в основном может быть представлена как трение между ранними и поздними стадиями развития. Становление – это процесс включения более ранних стадий в более поздние или (когда это невозможно) процесс наилучшего разрешения конфликта между ранними и поздними стадиями.

7. Несоциальное начало

Младенец – социально зависимое, но ни в малейшей степени не социализированное существо. Ребенок в возрасте даже двух лет, оцененный по взрослым стандартам, предстает как «антиобщественный элемент». Если можете, представьте себе взрослого человека, который рушит все, что его окружает, настойчиво требует немедленного удовлетворения каждого своего желания, беспомощен и почти полностью зависит от других, неспособен поделиться собственностью, нетерпелив, свиреп, склонен к приступам раздражения и беззастенчивой демонстрации всех своих чувств. Такое поведение, нормальное для двухлетки, было бы чудовищным у взрослого. Если бы эти качества заметно не менялись в процессе становления, у нас на руках оказалась бы инфантильная и потенциально злодейская личность. Гоббс хорошо сказал, что порочный человек – это всего лишь ребенок, набравший силу.

Стремление маленького ребенка направлено непосредственно на объект – объект еды, игры, удовольствия, избегания или любви. Детское стремление импульсивно, мимолетно, бездумно и не имеет отношения к личности. Оно важно только в данный момент. Напротив, зрелое стремление связано с долговременными целями. Таким образом, процесс становления – это, по сути дела, организация мимолетных импульсов структуры стремлений и интересов, в которой значительную роль играет элемент самосознания.

Мы ничего не узнаем о личности маленького ребенка, пытаясь изучать его интересы, ибо его внимание пока еще слишком лабильно, реакции импульсивны, а системы интересов не оформлены. Однако, начиная с подросткового возраста, иерархия интересов (включая любовь и стремление к взрослой жизни) становится ключевой характеристикой личности. Когда мы узнаем ordo amoris [251] человека, мы действительно узнаем этого человека.

Очевидно, далее, что основная проблема психологии становления – объяснить, каким образом происходит превращение несоциализированного младенца во взрослого человека, обладающего структурированными системами любви, ненависти, лояльности, интересов, и способного занять свое место в сложно организованном обществе.

История полна вариантами решения этой проблемы. Часто вопрос формулируется (иногда с излишним уклоном в морализаторство) в терминах оппозиции эгоизма и альтруизма. Некоторые авторы (Адам Смит, Гиддингс, Кропоткин, Эшли Монтегю) видят в человеческой природе действие ряда врожденных социализированных наклонностей (таких как общительность, сочувствие, подражание или инстинкт взаимной помощи), заранее гарантирующих определенную степень альтруизма в ходе дальнейшего развития. Но эти процессы всего лишь дают название изучаемому явлению, но не предлагают детального описания самой трансформации. Другие авторы, наоборот, считают, что человек никогда по-настоящему не социализируется. Он только сверху покрывается тонким слоем социального лака, а в глубине души остается дикарем. Этого мнения придерживаются Гоббс, Ницше, Штирнер и Ле Дантек [252] .

Я думаю, что ближе всего к истине «закон аффективной эволюции» Конта. Этот закон гласит, что с возрастом степень доминирования и интенсивность личных склонностей снижаются, а чувства, касающиеся других, растут и расширяются. Говоря иначе, маленький ребенок, будучи полностью несоциализированным, не может продемонстрировать никаких структур личности, требующих научения. Его потребность в зависимости полностью связана с его непосредственными требованиями. Правда, у него есть «диспозиция» к конечной социализации, но первые стадии становления с неизбежностью лишены альтруизма. Однако с развитием опосредующих структур сознания, воображения и расширения эго могут происходить подлинные трансформации мотивации. В той степени, в какой индивид демократически социализирован, для него оказывается невыносимым поиск счастья за счет других. Такое превращение, конечно, не устраняет полностью первоначального эгоизма, даже у святого. Очевидно, что самолюбие всегда остается в нас позитивным и активным. Наша теория утверждает только то, что оно не обязательно остается господствующим.