Том 1. Стихотворения - Николай Гумилев

1918

«Они спустились до реки…»

Они спустились до рекиСмотреть на зарево заката,Но серебрились их вискиИ сердце не было крылато.

Промчался длинный ряд годов,Годов унынья и печали,Когда ни алых вечеров,Ни звезд они не замечали.

Вот все измены прощеныИ позабыты все упреки.О, только б слушать плеск волны,Природы мудрые уроки!

Как этот ясный водоем,Навек отринуть самовластьеИ быть вдвоем, всегда вдвоем,Уже не верующим в счастье.

А в роще, ладя самострел,Ребенок, брат любимый мая,На них насмешливо глядел,Их светлых слез не понимая.

<1918?>

Два сна

(Китайская поэма)

I

Весь двор усыпан был песком,Цветами редкостными вышитЗа ним сиял высокий домСвоей эмалевою крышей.

А за стеной из тростника,Работы тщательной и тонкой,Шумела Желтая рекаИ пели лодочники звонко.

Лай-Це ступила на песок,Обвороженная сияньем,В лицо ей веял ветерокНеведомым благоуханьем,

Как будто первый раз на светОна взглянула, веял ветер,Хотя уж целых десять летОна жила на этом свете.

И благонравное дитяСтупало тихо, как во храме,Совсем неслышно шелестяКроваво-красными шелками.

Когда, как будто донесенИз-под земли, раздался рокот,Старинный бронзовый драконВорчал на каменных воротах:

«Я пять столетий здесь стою,А простою еще и десять,Судьбу тревожную моюКак следует мне надо взвесить.

Одни и те же на крыльцеКитаечки и китайчонки,Я помню бабушку Лай-Це,Когда она была девчонкой.

Одной приснится страшный сон,Другая влюбится в поэта,А я, семейный их дракон,Я должен отвечать за это?»

Его огромные усыТорчали, тучу разрезая,Две тоненькие стрекозыНа них сидели, отдыхая.

Он смолк, заслыша тихий зов,Лай-Це умильные моленья:«Из персиковых лепестковПусть нынче мне дадут варенья!

Пусть в куче розовых камнейЯ камень с дырочкой отрою,И пусть придет ко мне Тен-ВейИграть до вечера со мною!»

При посторонних не любилПроизносить дракон ни слова,А в это время подходилК ним мальчуган большеголовый.

С Лай-Це играл он, их дворцыСтояли средь одной долины,И были дружны их отцы,Ученейшие мандарины.

Дракон немедленно забыт,Лай-Це помчалась за Тен-Веем,Туда, где озеро блестит,Павлины ходят по аллеям,

А в павильонах из стекла,Кругом обсаженных цветами,Собачек жирных для столаОткармливают пирожками.

«Скорей, скорей, — кричал Тен-Вей, —За садом в подземельи хмуромПосажен связанный злодей,За дерзость прозванный Манчжуром.

Китай хотел он разорить,Но оказался между пленных,Я должен с ним поговоритьО приключениях военных».

Пред ними старый водоем,А из него, как два алмаза,Сияют сумрачным огнемДва кровью налитые глаза.

В широкой рыжей бородеШнурками пряди перевиты,По пояс погружен в воде,Сидел разбойник знаменитый.

Он крикнул: «Горе, горе всем!Не посадить меня им на кол,А эту девочку я съем,Чтобы отец ее поплакал!»

Тен-Вей, стоявший впереди,Высоко поднял меч картонный:«А если так, то выходиКо мне, грабитель потаенный!

Борись со мною грудь на грудь,Увидишь, как тебя я кину!»И хочет дверь он отомкнуть,Задвижку хочет отодвинуть.

На отвратительном лицеМанчжура радость засияла,Оцепенелая Лай-ЦеМолчит — лишь миг, и все пропало.

И вдруг испуганный Тен-ВейСхватился за уши руками…Кто дернул их? Его ушейНе драть так сильно даже маме.

А две большие полосыДрожали в зелени газона,То тень отбросили усыНазад летящего дракона.

А дома в этот миг за столСадятся оба мандаринаИ между них старик, посолИз отдаленного Тонкина.

Из ста семидесяти блюдОбед закончен, и беседуИзящную друзья ведут,Как дополнение к обеду.

Слуга приводит к ним детей,Лай-Це с поклоном исчезаетНо успокоенный Тен-ВейСтихи старинные читает.

И гости по доске столаИх такт отстукивают самиБлестящими, как зеркала,Полуаршинными ногтями.

Стихи, прочитанные Тен-Веем

Луна уже покинула утесы,Прозрачным море золотом полно,И пьют друзья на лодке остроносой,Не торопясь, горячее вино.

Смотря, как тучи легкие проходятСквозь лунный столб, что в море отражен,Одни из них мечтательно находят,Что это поезд богдыханских жен;

Другие верят — это к рощам раяУходят тени набожных людей;А третьи с ними спорят, утверждая,Что это караваны лебедей.

Тен-Вей окончил, и посолУж рот раскрыл, готов к вопросу,Когда ударился о столЦветок, в его вплетенный косу.

С недоуменьем на лицеОн обернулся: приседая,Смеется перед ним Лай-Це,Легка, как серна молодая.

«Я не могу читать стихов,Но вас порадовать хотелаИ самый яркий из цветовВплела вам в косу, как умела».

Отец молчит, смущен и золНа шалость дочки темнокудрой,Но улыбается посолУлыбкой ясною и мудрой.

«Здесь, в мире горестей и бед,В наш век и войн и революций,Милей забав ребячьих — нет,Нет глубже — так учил Конфуций».

II

Не светит солнце, но и дождьНе падает; так тихо-тихо,Что слышно из окрестных рощ,Как учит маленьких ежиха.

Лай-Це играет на песке,Но ей недостает чего-то,Она в тревоге и тоскеПоглядывает на ворота.

«Скажите, господин дракон,Вы не знакомы с крокодилом?Меня сегодня ночью онКатал в краю чужом, но милом».

Дракон ворчит: «Шалунья ты,Вот глупое тебе и снится.Видала б ты во сне цветы,Как благонравная девица…»

Лай-Це, наморщив круглый лоб,Идет домой, стоит средь залаИ кормит рыбу-телескопВ аквариуме из кристалла.

Ее отец среди столаКольцом с печатью на мизинцеСкрепляет важные делаЕму доверенных провинций.

«Скажите, господин отец,Есть в Индию от нас дорогиИ кто живет в ней, наконец, —Простые смертные иль боги?»

Он поднял узкие глаза,Взглянул на дочь в недоуменьеИ наставительно сказал,Сдержать стараясь нетерпенье:

«Там боги есть и мудрецы,Глядящие во мрак столетий,Есть и счастливые отцы,Которым не мешают дети».

Вздохнула бедная Лай-Це,Идет, сама себя жалея,А шум и хохот на крыльцеИ хлопанье ладош Тен-Вея.

Чеканный щит из-за плечаЕго виднеется, сверкая,И два за поясом меча,Чтоб походил на самурая.

Кричит: «Лай-Це, поздравь меня,Учиться больше я не стану,Пусть оседлают мне коня,И я поеду к богдыхану».

Лай-Це не страшно — вот опушка,Квадраты рисовых полей,Вот тростниковая избушкаС заснувшим аистом на ней.

И прислонился у порогаЧернобородый человек;Он смотрит пристально и строгоВ тревожный мрак лесных просек.

Пока он смотрит — тихи звери,Им на людей нельзя напасть.Лай-Це могучей верой веритВ его таинственную власть.

Чу! Голос нежный и негромкий,То девочка поет в кустах;Лай-Це глядит — у незнакомкиТакая ж ветка в волосах,

И тот же стан, и плечи те же,Что у нее, что у Лай-Це,И рот чуть-чуть большой, но свежийНа смугло-розовом лице.

Она скользит среди растений,Лай-Це за ней, они бегут,И вот их принимают тениВ свой зачарованный приют.

<1918>