Хроники Драконьей империи. 2. Не единственная (СИ) - Углицкая Алина

– Держи, – Лохан протягивает мне кружку, предварительно зачерпнув ею из котла. – Мы пьем это, чтобы восстановить силы, и тебе не помешает.

Взяв кружку, оглядываюсь. Насколько освещают языки пламени – вокруг расстилается каменистая пустошь, по которой то тут, то там торчат колючие кустики.

Оборачиваюсь ко входу в пещеру – и понимаю, что это остатки какого-то древнего строения. Стены его, сложенные из огромных каменных глыб, давно поросли мхом и сделали его похожим на холм. Только вход зияет чернотой, будто голодная пасть.

Меня бьет внутренний озноб, хотя я сижу к костру достаточно близко. И даже горячая кружка в руках не может согреть застывшие пальцы. А еще слова Лохана не дают покоя.

– Энейре, – зову тихим голосом, – почему вы сказали, что я не могу вернуться за сыном? Разве магистр и его адепты не собирались отправить меня на Землю? 

Он качает головой, наполняет еще одну кружку и садится рядом.

– Не будь такой доверчивой, милая, – говорит, делая глоток. – Забыла, с кем имеешь дело? Черным ведьмам и колдунам верить нельзя. Твоя сестра уже поплатилась за то, что доверилась Азраону.

– Что это значит?

– Он обманул и тебя, и ее. Неужели ты думаешь, что он отправил бы тебя домой, а Анабель как ни в чем не бывало вернулась бы в Лемминкейр?

Ну, насчет последнего у меня самой возникали сомнения.

– А как же наш договор?

– А что договор? – хмыкает маг. – Это просто бумажка.

– Но он же магический! Я сама читала, что там было написано!

– Ты так хорошо разбираешься в магических договорах? – ворчит он недовольно. – Чтобы это сработало, на каждой из вас должна быть магическая печать. Она появляется, когда подписываешь такой договор. Но на тебе ее не было.

– К-как? – от волнения начинаю слегка заикаться. – Как это не было?

А потом вспоминаю: и правда…

То, что я приняла за магическую печать, оказалось знаком моей силы. Он болел и даже чесался, но после инициации Шира почти перестал беспокоить, а после того, как я умудрилась привязать к себе всех чудовищ, и вовсе пропал. Я не сильно заостряла на этом внимание, у меня были дела поважнее.

– Азраон знал: если все пойдет по плану, и ты забеременеешь, тебе ни в коем случае нельзя возвращаться в свой мертвый мир. Это убьет ребенка. Но Анабель вряд ли согласилась бы играть по его правилам.

– Да, – вздыхаю, глядя на сестру, – она надеялась, что мне хватит пару ночей, а Дарион ни о чем не догадается.

– Но он догадался. Больше того, я уверен, именно этого и хотел Азраон. Что бы Дарион учуял тебя, принял ведьму как свою шиами.

– Но зачем?

– Видимо, это как-то связано с вашим ребенком. Истинные чувства – самая сильная магия, против которой бессильна даже смерть. Только в свой мир ты бы все равно не вернулась, как и твоя сестра.

– А куда же нас хотели отправить?

– Подозреваю, твою сестру просто убили бы, ну а тебя спрятали бы в одном из магических миров, где у Темного Ордена есть тайное убежище. Они собирались убить дарга – магическое существо. Это значит, им нужен был очень мощный портал в магический мир. Наше вмешательство нарушило ход ритуала. Парнишка не умер, – Лохан кивает на Обсидианового, – но смерть адептов вызвала всплеск в магическом фоне, что спровоцировало портал в твой мир.

– Почему именно в мой? – ежась, плотнее запахиваю плащ. – Я ведь ничего не делала.

– Тебе и не нужно было ничего делать. Все вернулось на свои места: Анабель притянуло назад, в ее родной мир, вот и все. Ты же от рождения принадлежишь нашему миру, потому и осталась.

Лохан кладет руку мне на плечо:

– Запомни, никогда не верь тому, кто практикует черную магию, у них второе и третье дно, и каждое слово имеет много значений. Их сладкие речи – смертельный яд, обещания – фикция, а плата за помощь может оказаться куда дороже, чем ты готова платить.

– Анья! – звучит за спиной голос Дара.

Вздрагиваю. Сердце замирает, а я вскакиваю на ноги и оборачиваюсь.

Оборачиваюсь, чтобы тут же начать оседать. Лохан поддерживает меня, глаза застилаю слезы, а в груди разливается невыносимое щемящее чувство, от которого под ногами плывет земля.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Потому что у входа в пещеру стоит Дарион и держит в руках белый сверток.

***

Моему сыну год! Когда я была рядом с ним, он плохо ел, был болезненным, хилым, капризным ребенком. Но без меня он поправился, подрос и начал ходить. Когда я его видела последний раз, он ничем не отличался от других детей своего возраста.

Но сейчас, на руках у Дариона, завернутый в детское одеяльце, он кажется таким крошечным, как в день своего рождения!

За спиной Дара из пещеры выскальзывает Хатш, но я не смотрю на него. Я не могу оторвать взгляд от волшебной картины: мой дарг, такой большой, сильный, уверенный, закованный в латы, осторожно держит на вытянутых руках моего ребенка. Держит так, словно боится его уронить. Как самую хрупкую драгоценность.

– Анья… – в его голосе сквозит плохо скрытое волнение. – Я…

Он обрывает себя.

Делаю шаг вперед – и замираю.

А что, если Темке станет плохо рядом со мной? Почему я об этом не думала, когда умоляла вернуть мне ребенка? Но и оставить сына в пустой квартире я тоже не могла!

Ищу поддержки у Лохана. Тот без слов понимает меня:

– Иди, девочка, – легонько подталкивает.

– Н-но…

– Иди, не бойся. Пока ты с Дарионом, твоему сыну ничего не грозит.

Не чувствуя ног, приближаюсь. Останавливаюсь в полушаге от Дара, и он протягивает мне сынишку.

Беру осторожно, как в первый раз. Надо же, какой он большой и тяжелый! Это только по сравнению с даргом сыночек выглядит крошкой. Но почему он молчит?

С тревогой заглядываю ему в лицо. Глаза плотно сомкнуты, губы сердито надуты, а дыхание такое тихое, что я его почти не чувствую.

– Я его усыпил, – за моей спиной беззвучно вырастает Хатш. – Он проспит еще пару часов.

– Усыпил? Но зачем?

– Он кричал.

– Ты его напугал, – бурчит Дарион.

– Я? – на лице дроу возникает недоумение, такое искреннее, что я готова поверить. – Это ты его напугал! Он закричал, едва увидел тебя.

– Нет, он уже кричал, когда ты вынес его из портала!

– Но увидев тебя, стал кричать громче!

– Хочешь сказать, я страшнее тебя?

Пока мужчины беззлобно переругиваются, я прижимаю сына к себе. Целую пухлые щечки, уже не скрывая слез.

Меня переполняет счастье. Такое светлое, чистое, что от него становится трудно дышать.

Неужели все страхи, недомолвки и беды позади? Теперь мы вместе: я, Артемка и Дарион.

Перевожу благодарный взгляд на Хатша. Этот дроу и в самом деле испугает кого угодно: мало того, что серокожий, как привидение, так еще весь в человеческой крови. Кровь адептов бурой коркой покрывает его руки и одежду, даже на лице видны мазки. Длинная коса растрепалась, волосы вокруг лица встали дыбом. А еще он усиленно корчит зверские рожи. То есть улыбается.

Мой взгляд упирается в грудь темному эльфу. На его тунике светится прореха, как раз в том месте, где вонзился кинжал Азраона.

Это заставляет меня вспомнить о том, что случилось:

– Как ты выжил? Я же сама видела, что лезвие вошло тебе в грудь!

Губы дроу растягиваются в хищной усмешке.

– Чистое везение.

Дарион молча обнимает меня за плечи и прижимает к себе.

– Это был ритуальный кинжал, освещенный Темной богиней, – поясняет Лохан. – Видимо, Мать Тьмы не захотела забирать жизнь своего сына.

– Сына?

Хатш разводит руками:

– Всех мальчиков-дроу посвящают Темной богине. Сразу после рождения оставляют на алтаре. Если за три дня не помрешь – значит, она признала тебя своим сыном.

Передергиваю плечами, представив эту картину: крошечный орущий младенец на каменном алтаре…

Хатш раскрывает пальцами прореху и демонстрирует синюшный рубец.

– У меня хватило сил его выдернуть, – говорит он, наблюдая за моей реакцией. – Рана закрылась почти сразу.

– Значит, твое время еще не пришло, – хмыкает Лохан. – Боги редко щедры к своим смертным детям.