Владимир Путин - Рой Медведев

С информации о тюремном быте Гусинского начинали свои сообщения и такие радиостанции, как «Свобода», «Голос Америки», «Немецкая волна», Би-би-си. Мы узнали, что Гусинскому срочно принесли в камеру телевизор, холодильник, смену белья, салфетки и туалетную бумагу. Ему разрешили получать «с воли» только одну газету, и он выбрал для чтения свою любимую газету «Сегодня». Попутно нам сообщали множество сведений об устройстве и истории Бутырской тюрьмы. В разное время здесь сидели не только Емельян Пугачев, но и Владимир Маяковский, Нестор Махно, даже сам Феликс Дзержинский.

В пятницу, 16 июня, днем Гусинскому в присутствии его адвокатов было предъявлено обвинительное заключение — по статье 159, часть 3 Уголовного кодекса РФ, «мошенничество в особо крупных размерах» — олигарх обвинялся в незаконном и безвозмездном изъятии у государства хозяйственного комплекса 11-го телевизионного канала стоимостью в 10 миллионов долларов. В этот же день поздно вечером, когда десятки журналистов и телеоператоров, осаждавших ворота и проходную Бутырской тюрьмы, уже разошлись, Гусинский был выпущен из тюрьмы под подписку о невыезде.

Еще 14 июня следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры РФ Валерий Николаев заявил на пресс-конференции, что решение об аресте Гусинского принял он лично в рамках проводимого им расследования крупных злоупотреблений в телевизионном бизнесе. Он, Николаев, не получал на этот счет никакого политического «заказа» и на него не оказывалось никакого давления.

Сам же Путин вечером 13 июня в Мадриде заявил, что арест Гусинского был для него неожиданным. «Я ничего об этом не знаю. Генеральная прокуратура принимает решения самостоятельно. Вы же понимаете, — пояснил президент группе российских журналистов, — что для меня это сомнительный подарок». В последующие два дня Владимир Владимирович говорил о «деле Гусинского» более подробно, отмечая сомнительный характер многих коммерческих операций Гусинского и его холдинга, а также задержки с возвращением кредитов на сотни миллионов долларов. Все это требовало основательного расследования, но не поспешного ареста. «Моя личная позиция, — заявил Путин, — этого делать не следовало. С ним (Гусинским) можно было вести работу по-другому, например, взять подписку о невыезде. Арест — это чрезмерная мера пресечения. Но запретить им это сделать я не могу. Прокуратура по нашему законодательству не подчиняется ни президенту, ни правительству».

Не было никаких оснований не верить президенту. Для тех, кто окружал его в Испании и Германии, казалось несомненным, что новости из Москвы были для Владимира Владимировича Путина неожиданными. Этот скандал явно мешал переговорам, отвлекая всеобщее внимание от Путина и дел, которые он обсуждал со своими западными партнерами, а речь шла о крупных контрактах и важных соглашениях.

Арест Гусинского положил начало мощной рекламной кампании по поводу якобы громадных заслуг Гусинского и его холдинга «Медиа-Мост» в деле становления свободы печати как в России, так и во всем мире. Гусинский превращался под пером своих коллег в «политического диссидента № 1», в «узника совести», занявшего (в том числе на страницах отдельных западных газет) место Сахарова или Солженицына. Главной целью ангажированной печати была при этом не столько защита Гусинского, сколько попытка скомпрометировать нового российского лидера — В. В. Путина.

Пропагандистская атака на Владимира Путина велась крайне активно и на всех направлениях. Его обвиняли во всех грехах и в первую очередь в стремлении ограничить в России свободу слова и все другие демократические права и свободы. Заодно Кремль обвинили в развязывании антисемитской кампании, в попытке установления личной диктатуры и т. п. В результате, как отмечал Виталий Третьяков, «дело Гусинского» быстро превратилось в «дело Путина». «Хочет того президент или нет, — заявлял Андрей Колесников из журнала “Новое время”, — именно на него ложится ответственность за юридически некорректно избранную меру пресечения в отношении медиамагната, за внешнеполитическую несвоевременность ареста и за все внутриполитические страхи и ассоциации с репрессиями 1937 года. Не Путин арестовывал Гусинского. Но именно Путин создал в стране такую атмосферу, при которой правоохранительные органы почувствовали, что у них развязаны руки. Даже если в прокуратуру не поступало прямого приказа из Кремля, арест Гусинского — это следствие действия флюидов, исходящих от холодного рыбьего взгляда госбезопасности»[134]. «С тех пор, как Борис Николаевич (быть может, обознавшись) назвал Владимира Владимировича своим наследником, — развивал ту же мысль в том же журнале Илья Мильштейн, — страх стал насаждаться в стране, как картофель при Екатерине»[135]. С. Пархоменко из журнала «Итоги» обвинил В. Путина даже в «политическом терроризме»136.

С. Пархоменко из журнала «Итоги» обвинил В. Путина даже в «политическом терроризме» [136].

Вернувшись 17 июня в Москву из большой поездки в страны Западной Европы и в Молдавию, Владимир Владимирович Путин просто не стал отвечать на подобного рода выпады в свой адрес. Вопреки ожиданиям журналистов из «Медиа-Моста», их атака на президента очень мало сказалась на отношении к нему российских граждан. Хотя в июне 2000 года число опрошенных, положительно оценивающих деятельность Президента РФ, все же сократилось с 61 до 54 процентов, уже к 20 июля уровень доверия людей к Путину превысил все прежние показатели и достиг 70 процентов [137]. При этом большая часть граждан была убеждена, что Гусинский явно причастен к уголовно наказуемым финансовым махинациям.

В конце июня и в июле 2000 года серьезные трудности возникли не только у Владимира Гусинского. Осложнилось и положение Бориса Березовского. Из Швейцарии в Москву были доставлены полторы тонны документов о сомнительных финансовых операциях зарубежных филиалов «Аэрофлота», к которым, по мнению швейцарской и российской прокуратур, имел отношение Борис Березовский. В этих бумагах речь шла о судьбе 700 миллионов долларов. Березовский был вызван на допрос в Генеральную прокуратуру — пока в качестве свидетеля.

Серьезные поводы для беспокойства возникли и у Владимира Потанина, так как прокуратура Москвы заявила о начале расследования некоторых сомнительных обстоятельств залоговых аукционов 1997 года, в результате которых громадная промышленная корпорация «Норильский никель» перешла под контроль возглавляемой Потаниным промышленно-финансовой группы «Интеррос». В письме, которое Потанин неожиданно для себя получил из Генеральной прокуратуры, ему предлагалось «незамедлительно возместить» ущерб в 140 миллионов долларов, которые государство недополучило из-за нарушения установленных при проведении залоговых аукционов правил и условий.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});