Принцип Троицы - Галина Манукян

Дина вздохнула и, улыбаясь, добавила:

— Наверное, она вернётся, моя личность, потому что без нее в нашем мире жить не получится… Но я уверена — то, что было там и есть сейчас, тоже никуда не исчезнет. Может, станет потише…

— Может быть.

Глава XXIII. Нет худа без… чуда

Миллер крался, как вор, мечтая скорее вырваться из лап провинциального города, для которого стал преступником. Он и, правда, им был. Защищающимся, но преступником. А как, как он должен был поступить? Позволить размазать себя по асфальту? Или все-таки нет? А может быть он — только одно из маленьких «неразумных» звеньев в цепной реакции под названием «национализм». Кому как будет угодно. Скользя вдоль побеленных стен к своей машине, Виктор не переставал думать о том, кто и когда первым запустил эту цепочку, в которой он — еще одно слепое орудие, давшее силу для развития реакции. На кого еще нападет Мурад, когда поправится, или его братья в «праведной» мести? На него? Или на незнакомого русого паренька, не вовремя вышедшего из дома за хлебом? Кого потом в далеких московских джунглях будут гнать русские бритоголовые парни с битами в руках? И чем закончится эта цепь: пойдет ли она по кругу, задевая все новые звенья, или разразится взрывом в каком-нибудь аэропорту?

Физик спрятался в кустах от оживленных носатых молодчиков. «Заметили? Нет. Интересно, убьют, если заметят? Эх, не играл я в казаков-разбойников… Сейчас наиграюсь вволю. По-настоящему».

Голова Миллера оставалась холодной, как и пальцы, морозившие листья усеянного цветами жасмина. Ощущение опасности, добычи, затаившейся от охотников, разливалось прохладой в животе и бедрах, пока физик наблюдал за кавказцами. Яростно споря о чем-то, те двинулись дальше. Он тоже продолжил путь. Когда, наконец, до брошенной на въезде Нивы осталось совсем немного, у Виктора перехватило дыхание, — с другой стороны к машине приближалась группа вооруженных мужчин в форме.

Все еще невидимый спереди Миллер, как рак, попятился за угол, наткнувшись на пружинящие ветки. «Стоп. Я не могу застрять здесь навечно. Это безумие. Они не увидят меня в лицо. Вперед». Вцепившись взглядом в дерево за воротами, Миллер направился к нему, стараясь идти ровно. Пятьдесят шагов с территории больницы стоили перехода через Альпы. Клетчатая рубашка местами вымокла от пота, прилипая к телу.

За воротами больницы рыночный день кипел, перемешивая в разноцветную гущу зевак, покупателей и продавцов, россыпи товаров, запахи колбас и овощей. Не видя преграды, люди шли прямо на физика, наступая ему на ноги, спотыкаясь обо что-то непонятное. Он ступил с тротуара на дорогу, уставленную машинами. Внимание привлекла не запертая задняя дверь ржавой «Копейки», он шмыгнул на сиденье, уткнувшись носом в потрескавшуюся дермантиновую курку. Виктор обернулся. В окне заднего вида рыночные ряды кишели людьми, занятыми собственными делами. Никто не вспорол привычный ритм жизни охотой на преступника. Миллер перевел дух, спустившись на сиденье пониже.

Пузатый армянин, бормоча себе что-то под нос, сел за руль, и дребезжащая «Копейка» повезла беглеца прочь. Выглядывая из-за спины водителя, Виктор с надеждой смотрел на приближающиеся горы. Наконец, машину затрясло. «Выехали на грунтовку», — понял Миллер, подпрыгивая на кочках. Постукивание и скрип разваливающейся на ходу таратайки разорвал телефонный звонок. Армянин изумленно посмотрел на свой мобильник, пока Виктор, отчаянно тыкая кнопки, отключал у себя звук. Обеспокоенный водитель притормозил, пытаясь нащупать чужой телефон на заднем сиденье. Шершавые толстые пальцы коснулись лица Миллера и отдернулись в испуге. Мужчина выскочил из машины, издалека всматриваясь округлившимися глазами в прозрачную пустоту салона. Виктор выскользнул через противоположную дверцу на зеленую лужайку. Тихонько пятясь, молодой человек скрылся в придорожных зарослях. Владелец «Копейки» с опаской обшарил недра развалюхи и, никого не обнаружив, припустил на ней от греха подальше.

Миллер вздохнул, судорожно соображая, что делать дальше. Перед ним взвинчивалась горбатая дорога, окаймленная лесом. На экране телефона застыл пропущенный звонок. Взобравшись на камни вглубь чащи, Виктор нажал «Ответ» и услышал голос матери:

— Витя, сынок! Ты где? Я никак не могу до тебя дозвониться!

— Мам, все в порядке. Не волнуйся, тут связь плохая.

— Тут — это где?! Зачем ты уехал? Тебе еще лечиться надо!

— Да нет, Ма, все нормально. Я хорошо себя чувствую, — успокаивал ее Виктор, будто не замечая ноющую от боли ногу.

— Я в шоке, ты еще и за руль сел…

— Кстати об этом, — помялся Виктор, — ты можешь подать заявление в милицию об угоне нашей машины?

— Что?!

— Ну, мол, зашла в гараж, а замок спилили, и Нивы нет на месте. Или еще как-нибудь…

— Зачем?! — не понимала мама.

— Просто помоги мне.

— Господи, ты опять попал в криминальную историю? Витя!

— Мам, поверь мне, — увещевал ее Миллер, — желательно, чтобы никто не подумал, что это я на ней уехал. И чем быстрее ты подашь заявление, тем лучше для меня. Возможно, тебе и не позвонят…, но подготовиться стоит.

— Тебе что-нибудь угрожает? — упавшим голосом спросила Елизавета Андреевна.

— Нет же…

— Не ври.

— Может быть. Но все решаемо.

— Ты мне скажешь, где ты?

— Прости, потом, ладно? — Виктор услышал шум колес и шепнул в трубку. — Все, мам, не могу говорить. Пока!

Мимо промчался грузовик, и все снова затихло. Окинув взглядом завалы камней и лес, испещренный поваленными бурей стволами, физик вернулся к пустой грунтовке и, подволакивая ногу, побрел к Денебу. Одолеваемый немым упрямством, он не хотел просить Дениса о помощи. Но по прошествии четырех часов пути по вздыбленной дороге скулящие напоминания недавних травм вытеснили мазохистское упорство.

* * *

Денис мерил шагами узкий гостиничный номер, нервно хлопая себя по бедрам:

— Ты вообще понимаешь, как ты влип?!

— Понимаю, — ответил Виктор, — не идиот.

— А, по-моему, самый настоящий! Такого накрутить, блин! Теперь я вообще не знаю, что делать: на вертолете тебя вывозить или в багажнике.

— Сам разберусь, — хмурился Миллер.

— Уже разобрался. Самостоятельный ты наш! — Денис закурил очередную сигарету. — Нужна была тебе эта скорая! Собирался сестру из передряги вытаскивать, а придется спасать вас обоих. И о ней, черт, ни слуху, ни духу.

Виктор молчал, думая, что иначе он не мог. В памяти всплывали жалобные причитания кавказских женщин, и его изгрызала совесть.

— Чего молчишь-то? — злился Денис.

— Я, пожалуй, пойду, — вздохнул Миллер.

— Куда еще на ночь глядя?

— У меня было достаточно времени подумать, пока шагал по дороге. Нужно вернуться туда, где выл пес Булкина.

— Там же нет ничего!

— Необычное это место. Я чувствую.

— Мы все обшарили с тобой там…

— Наверное, не все.

Денис угрюмо посмотрел в окно:

— Мне стало казаться, что мы ее вообще не найдем.

— Не говори так. Я сходил бы туда.

— Сиди в номере, — резко сказал Соболев, выпустив из ноздрей клуб дыма, — разве ты не понимаешь, что тебе лучше нос не высовывать?

— А Дина?

— Ей легче не будет, когда тебя прирежут…Если она вообще жива. А ты — живой. И сиди смирно. Все. Я звоню своему депутату. Пусть разберется с милицией. Надеюсь, они у него и так все купленные. А ты ни ногой отсюда!

— Может, еще и в номере запрешь? — усмехнулся физик.

— Может, и запру. Давай, отдыхай, нога, небось, болит. Я видел, как ты ковылял сегодня, точно раненая газель в Серенгети. Спокойной ночи.

Денис вышел. Пошарив в рюкзаке, Виктор достал походный фонарик и набросанную давеча Палычем схему маршрута к «Полочке». Надвинув на брови бейсболку, молодой человек вышел из гостиницы.

* * *

Настя направлялась к плато, боязливо нарушая запрет, брошенный ей черно-огненными глазами. Она лишь надеялась увидеть их еще раз. Тоска по «магу-небожителю» стала невыносимой, как и жизнь дома. Очнувшаяся после операции мать не хотела ее видеть, старшая сестра шпыняла колкими замечаниями, а братишка, наслушавшись сплетен, убегал от Насти, кидаясь в нее ветками и прошлогодними яблоками. Соседки укоряли строптивого подростка, якобы ослушанием загубившего мать.

Девочка и сама чувствовала себя плохо, просыпаясь утром под приступы тошноты и боли в животе. То ли еще будет? Она не могла так больше. Одевшись прилично, «как все», в дорогие джинсы и красивую рубашку, присланную отцом из Москвы, Настя аккуратно расчесала волосы и сложила в рюкзачок документы, горстку вещей и пока нетронутую, скрепленную резинкой пачку подаренных Сетом денег. Выходя из комнаты, она прихватила темную трость — ту, что выпала из машины спасшего их парня с грустными глазами. В суматохе у больницы Настя подняла ее, чтобы отдать, да не увидела его больше. Потом оказалось, что, бросив свою машину, их спаситель исчез, и девочка забрала палку домой. Зажав в ладони полированную трубку, Настя подумала, вдруг встретится тот светлый незнакомец, и будет он ей благодарен.