Саксонские Хроники - Бернард Корнуэлл

— Все христиане, шаг вперед! — я подождал. — Живей! — крикнул я. — Я хочу, чтобы все христиане встали тут! — я указал мечом в сторону пустующего лужка между двумя кучами бревен.

Хэстен открыл было рот, но Вздох Змея, метнувшись, уткнулся в него.

— Скажешь слово, вырежу тебе язык!

Хэстен закрыл рот.

— Христиане, — повторил я, — сюда, немедленно!

Вышли четверо мужчин. Четверо мужчин и около тридцати женщин. И всё.

— Теперь посмотри на остальных, — сказал я Этельфлед, указывая на людей, которые остались на месте. — Посмотри, что висит на шеях, госпожа. Ты видишь кресты или молоты?

— Молоты, — тихо произнесла она.

— Он солгал, — сказал я. — Заявил тебе, что все его люди, кроме нескольких — христиане, что они ждут праздника Эостры, дабы крестить остальных, но взгляни на них! Они, как и я, язычники, а Хэстен — лгун. Он всегда лгал.

Я пробирался сквозь толпу, говоря на ходу.

— Ему приказали удержать Эдс-Байриг до возвращения Рагналла, что вскоре произойдет. Хэстен лгал, потому что не мог говорить правду. Его язык изворотлив. Он нарушает клятвы, госпожа, и клянется, что черное — это белое, а белое — черное, и люди ему верят, потому что мед так и сочится с его языка. Но я его знаю, госпожа, потому что он мой человек, он принес мне клятву.

Сказав это я, наклонился, схватил Хэстена за кольчугу, рубаху и плащ и приподнял его. Он был намного тяжелее, чем я ожидал, но я перекинул его через седло и развернул Тинтрига.

— Я знаю его всю жизнь, госпожа, — сказал я, — и за все это время он ни разу не сказал ни слова правды. Он изворотлив, как змея, лжив, как ласка, и обладает храбростью мыши.

В задних рядах толпы завопила Бруна, жена Хэстена, и начала пробираться вперед, работая увесистыми кулаками. Она обзывала меня убийцей, язычником, дьявольским отродьем. Я знал, что она христианка. Хэстен даже поощрял её обращение, поскольку таким образом снискал расположение Альфреда. Он дернулся в седле и схлопотал удар в зад увесистой рукоятью Вздоха Змея.

— Утред, — крикнул я сыну, — если эта толстая сука хоть пальцем коснется меня или коня, сломай ей никчемную шею!

— Лорд Утред, — Леофстан решил было меня остановить, но бросив взгляд на кровь на Вздохе Змея и боку Тинтрига, отступил.

— В чем дело, отец?

— Он знает символ веры, — неуверенно произнес священник.

— Так и я его знаю, отец. Делает ли это меня христианином?

— Он не уверовал? — Леофстану будто бы разбили сердце.

— Нет, — сказал я, — и я это докажу. Смотри. 
Я сбросил Хэстена с седла, спешился, передал поводья Годрику и кивнул Хэстену:
— Меч при тебе, обнажи его.

— Нет, господин, — произнес он.

— Ты не станешь сражаться?

Ублюдок обратился к Этельфлед:

— Разве Господь не учит нас возлюбить врагов наших? Подставить другую щеку? Если я умру, госпожа, то умру христианином. Умру, как Христос, охотно. Я умру как свидетель...

Чему бы он там ни был свидетелем, ему сообщить не удалось, потому что я ударил его мечом плашмя по шлему. От удара Хэстен повалился на землю.

— Вставай, — сказал я.

— Госпожа, — произнес он, глядя на Этельфлед.

— Вставай, — крикнул я.

— Вставай, — приказала Этельфлед, пристально глядя на него.

Хэстен встал.

— А теперь дерись, скользкий кусок дерьма, — велел я.

— Я не стану сражаться. Я тебя прощаю.

Хэстен перекрестился и дерзнул пасть на колени, сжав обеими руками крест и выставив его перед лицом, словно молился.

— Святая Вербурга, — воззвал он, — помолись за меня сейчас и в час моей смерти!

Я замахнулся Вздохом Змея с такой силой, что Этельфлед охнула. Клинок просвистел в воздухе, метя Хэстену в шею. Замах был свиреп и быстр, но в последний миг я сдержал удар, так что окровавленный меч застыл на волоске от Хэстена. И он поступил так, как я и предвидел. Его правая рука, до того сжимавшая крест, метнулась к рукояти меча. Он сжал ее, однако не предпринял попытки обнажить меч.

Я прикоснулся клинком к его шее.

— Испугался, — спросил я его, — что не попадёшь в Вальхаллу? Поэтому схватился за меч?

— Пощади, — взмолился он, — и я выдам тебе все замыслы Рагналла.

— Мне известно, что замышляет Рагналл. — Я надавил острием на шею Хэстена, и тот вздрогнул.

— Ты недостоин того, чтобы с тобой сражаться, — сказал я и посмотрел мимо Этельфлед на её племянника. — Принц Этельстан! Подойди!

Этельстан глянул на тетку, но та лишь кивнула, и он соскользнул с седла.

— Сразишься с Хэстеном, — сказал я ему. — Настало время тебе убить ярла, пусть и жалкого ярла вроде него.

Я убрал меч от шеи Хэстена.

— Вставай, — приказал я ему.

Хэстен поднялся и бросил взгляд на Этельстана.

— Ты выставишь против меня мальчишку?

— Побьешь мальчишку и останешься в живых, — пообещал я ему.

Стройный и юный Этельстан едва вышел из мальчишеского возраста, а Хэстен был закаленным воином. Однако Хэстен смекнул, что я не стал бы рисковать жизнью принца, не будучи уверенным, что юноша победит. Понимая это, Хэстен прибегнул к уловке. Он обнажил меч и понесся на Этельстана, который ожидал моей отмашки на начало поединка.

Хэстен с ревом подскочил и занес клинок, но Этельстан проворно увернулся и выхватил из ножен меч. Хэстен ударил наотмашь, но Этельстан отбил этот удар. Раздался звон, я увидел, как Хэстен развернулся и нанес удар сверху, стремясь расколоть Этельстану череп. Но юноша слегка подался назад, увернувшись от клинка, и издевательски засмеялся над престарелым врагом. Принц опустил клинок, словно приглашая напасть еще раз, но теперь Хэстен осторожничал. Он ограничивался тем, что кружил вокруг Этельстана. Тот же поворачивался, чтобы держать меч перед противником.

Я преследовал свои цели, позволив Этельстану сразиться и победить. Может, он и старший сын короля, а следовательно этелинг Уэссекса. Но у него был младший брат, которого могущественные люди Уэссекса прочили следующим королем.

Прочили не потому, что младший брат был лучше, сильнее или мудрее, а просто потому, что тот приходился внуком самому могущественному олдермену Уэссекса. И чтобы пошатнуть влияние знати, я заплачу барду звонкой монетой, дабы тот сложил песнь про эту битву. И пусть песнь не будет похожа на битву, главное, что она сделает Этельстана героем, сразившим датского вождя в лесах северной Мерсии. Тогда я отправлю барда на юг, в Уэссекс, петь песню в залитых светом тавернах, пусть народ узнает, что Этельстан — достойный этелинг.

Мои люди издевались над Хэстеном, кричали, что тот испугался мальчишки, подначивали его напасть, но Хэстен по-прежнему осторожничал. Тогда Этельстан шагнул вперед и нанес удар. Почти наугад, но принц проверил ловкость противника. Результатом он остался доволен, поскольку принялся наседать резкими, короткими ударами, принуждая Хэстена пятиться. Принц не пытался ранить Хэстена, а просто заставлял его опираться на заднюю ногу и не давал возможности атаковать.

И вдруг принц отступил назад, вздрогнув, будто потянул мышцу, и Хэстен бросился на него, а Этельстан шагнул в сторону и мощно рубанул мечом, быстрым как взмах крыльев ударом, и клинок со страшной силой подрубил правое колено Хэстена, и тот споткнулся, а Этельстан с силой ткнул мечом, пробив кольчугу на плече Хэстена и сбив датчанина на землю.

Я видел упоение битвой на лице Этельстан и услышал, как Хэстен закричал в отчаянии, когда молодой человек встал над ним с занесенным для смертельного удара мечом.

— Стой! — крикнул я. — Стой! Назад!

Воины, наблюдавшие за сражением, замолчали. Этельстан выглядел озадаченным, но тем не менее, подчинился и отступил от поверженного врага. Хэстен дрожал от боли, но сумел подняться. Он неуверенно пошатывался на раненой правой ноге.

— Ты оставишь мне жизнь, господин? — спросил он меня. — Я буду твоим.

— Ты и так мой, — сказал я и схватил его за правую руку.

Тогда он понял, что я собираюсь сделать, и его лицо исказилось от отчаяния.

— Нет! — крикнул он. — Прошу тебя, не надо!

Я схватил его за запястье и вывернул меч из руки.

— Нет! — вопил он. — Нет! Нет!

Я отбросил меч в сторону и сделал шаг назад.

— Заканчивай начатое, — коротко бросил я Этельстану.

— Дайте мне меч! — выкрикнул Хэстен и, прихрамывая, сделал болезненный шаг к упавшему мечу, но я встал у него на пути.

— Чтобы ты мог попасть в Вальхаллу? — усмехнулся я. — Думаешь, что сможешь разделить чашу эля с теми славными воинами, что ждут меня в пиршественном зале? С этими храбрыми людьми? И разве христианин верит в Вальхаллу?

Он промолчал. Я посмотрел на Этельфлед, потом на Цеолнота.

— Ты слышал? — спросил я. — Этот добрый христианин хочет отправиться в Вальхаллу. Вы еще думаете, что он христианин?