Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы - Ярослав Галан

Не махай, пугало, не махай! Тебя и курица теперь не боится, а я — тем паче. Кончились твои денечки. Мне, старой, что? Мне и у зятя хорошо. Почитай, каждый день мясное ем и никто на меня не орет. И ночи у меня спокойные, не то, что бывало раньше: од­ним глазом спишь, другим — в окно глядишь, не поджег ли слу­чайно кто твоей хаты. А теперь ты, злодей, горюй, и терпи, и кай­ся за век мой исковерканный, за неволю мою татарскую, за свои мерзкие грехи и за тот, самый тяжелый, что и мою душу сушит. Нет тебе за него наказания...

Охваченный гневом Штефан большими шагами подходит к Олене.

Иди прочь, лиходей! Вот святотатец! Не тронь меня, отсохли бы твои руки!

Отец Юлиан(быстро подходит к Штефану и хватает его за поднятую уже руку).Штефан!.. Оставьте меня с больной.

Штефан(сквозь зубы).Убила бы тебя нечистая сила!.. (Идет к выходу, но останавливается с явным намерением под­слушать.)

Баба Олена(хочет поцеловать руку отцу Юлиану, но тот ее отдергивает).Спасибо вам, отче, за ваше заступничество, за спасение. Загрыз бы меня аспид лукавый. О господи, господи...

Отец Юлиан(помогая себе жестами).Как сердце, бабка Олена?

Баба Олена.Сердце? Печет! Огнем горит. В злой час грех утаенный, грех святотатства гнездо себе свил возле моего сердца. Не под силу мне больше молчать, отче. Пусть истопчет меня Штефан ногами, пусть убьет, самые тяжкие муки приму, но перед престолом божьим грешницей не предстану. Во имя отца и сына.(Крестится.)

Штефан(приближаясь).Отче! Вы же видите сами, старая уже тронулась и несет бог знает что...

Баба Олена.Опять этот сатана, чтоб ты оплыл, как воск! Снова мне уста замуровываешь... О господи, господи...

Отец Юлиан(Штефану.)Я вам сказал — выйдите!

Штефан. Я пойду, но вы все равно не верьте ей.(Топчется на месте).А на колокол, преподобный отче, хотя я уже нищий, самый последний бедняк сегодня, тоже дам посильную лепту. Дам, пусть бог мне свидетелем будет, дам!

Отец Юлиан.Идите!

Со двора доносятся голоса.

Штефан(поспешно).Иду, отче.

С левой стороны поднимаются по ступенькам, держась за руки, Мыкола Воркалюк и Параска.Мыколе уже под шестьдесят. Он боль­шого роста, крепок, немного мешковат. Над высоким выпуклым лбом — буйная серебряная шевелюра. В круглых серых глазах играют чертики. Смеется редко и беззвучно. Волнуясь, Мыкола Воркалюк напевает «свою песню» без слов, которая подтверждает, что он при безусловной любви к музыке совершенно лишен слуха. В минуту гнева его добрые глаза заволакивает непроницаемый туман, а дыхание становится коротким и обрывистым, как у человека с больным сердцем. В такие минуты его слег­ка суматошные движения становятся плавными и уравновешенными и весь он словно вырастает на глазах. На нем — старая небольшая поярковая шляпа с изогнутыми полями, длинная зеленая куртка с боль­шими кожаными пуговицами и выпуклыми карманами, из которых вы­глядывают газеты. Под расстегнутой курткой (какую обычно носят лес­ники) виднеется серый поношенный пиджак, под ним — свитер из грубо сплетенной белой овечьей шерсти. Штаны из черного в рубчик вельве­та, схвачены под коленями толстыми спортивными чулками с тироль­ским узором. На ногах — тяжелые солдатские ботинки с толстыми по­дошвами. Через плечо перекинута кожаная сумка, уздечка и вожжи.

Мыкола вешает их возле двери.

Параска(весело).А бублик, дядя Мыкола, привез?

Мыкола.Нет, не привез.

Параска.Врешь!

Мыкола(не заметив отца Юлиана).А, чтоб ты, скисла! Кто врет? Дядька Мыкола?

Параска (проворным движением достает из его кармана бублик).А то нет? Он самый!(Смеясь, отбегает.)

Мыкола.Отдай, стрекоза! Это мой бублик...(Пытается поймать Параску.)

Параска.Не выйдет, дядечка! Фигу с маслом поймаешь! Ишь, как буркалы выпучил. Будто тот лев, страшный такой. Гарррр!

Мыкола.Лев? Какой лев?

Параска.А такой. Глазастый, губастый, нос, как мака- гон, а голова — в три макитры.

Мыкола.Лев? В самом деле лев? А где же ты, милая, ухит­рилась увидеть льва?

Параска(подпрыгивая на месте).А вот и не скажу.(По­тянув носом.)Ой, молоко вскипело!(Метнулась к печи.)

Отец Юлиан(выходит из темного угла).В нашем селе вчера задержался передвижной зверинец, пане агроном.

Мыкола.Зверинец? Ясно! Чего же вы стоите? Садитесь, отче.

Отец Юлиан.Ваша теща просила меня зайти...

Мыкола. О, да! Последнее время с ней это часто бы­вает.(Смущенно.)Я имею в виду эти ее... сердечные при­падки.

Штефан(льстиво).Хорошо ей, вот и привередничает.

Мыкола. Ей бы снова доктора...

Отец Юлиан.Пани Варвара вчера привозила его из мес­течка.

Мыкола. Ну и что?

Отец Юлиан(разводя руками).Он бессилен!

Мыкола(снимая шляпу, куртку, пиджак, вешает их, а сум­ку относит в свою комнату).Если тут доктор бессилен, то вы тем более, отче.

Отец Юлиан.Как я должен это понимать, пане агроном?

Мыкола. Как хотите, так и понимайте. Ведь вы же не кол­дун и не чудотворец.

Параска. Будешь завтракать, дядя?

Мыкола. Я уже завтракал. А впрочем, дай кружку моло­ка. Ну, как там, засеяли уже? Не знаешь?

Параска(подавая ему молоко).Недавно вышли.

Мыкола. Только сегодня?(Пьет стоя.)Горячее!

Параска(прижимается к нему и медленно грызет буб­лик).А ты, дядя, подуй, тогда остынет

Штефан наливает себе молоко и пьет, отойдя в угол.

Мыкола. Скверно! Столько дней проворонено. В Матковцах, в колхозе еще вчера полностью закончили сев. А как озимь подживили! Восемь тонн удобрений на гектар. Красота! А у нас черт знает что делается. Семена пшеницы уже давно подготов­лены. Еще месяц назад обучил их, как пропитывать зерно формалином, а сев затянули. Неужели и сегодня старый Негрич не потянет?

Отец Юлиан.Простите, вы сказали: колхоз... Это как будто что-то китайское... Для нашего Покутья это название звучит слишком экзотично.

Мыкола. Экзотично? Неправда!(Ставит кружку на стол, вынимает из куртки пачку газет и бросает их на стол).Прочтите эти газеты.(Подойдя к карте).Вы узнаете: Китай, Бирма, Вьет­нам, Индонезия — это уже более не экзотика! Это огромный фронт протяжением двенадцать тысяч километров. Миллионы тружеников ведут на этом фронте борьбу со своими извечными угнетателями. Партизан, воюющий нынче в лесах Малайи, дела­ет то же доброе дело, что и мы, засевающие здесь впервые в исто­рии Карпат морозоустойчивую пшеницу. Народы Азии идут в великий освободительный бой за свое будущее под теми же зна­менами, под какими наши яснычане посеют сегодня семена свое­го счастья,— под знаменами коммунизма. А вы твердите — эк­зотика. Какая же, к бесу, это экзотика? От этой экзотики, небось, у вашего папы римского мурашки бегают теперь по спине...

Отец Юлиан.Я — православный священник. Вам же известно, что три года назад во время львовского собора я по­рвал с униатским обманом и возвратился к вере моих предков...

Мыкола (решительно).А вы лучше повернитесь лицом к вере ваших современников. И вместо того чтобы морочить людям головы этим вашим колоколом...

Отец Юлиан( с гримасой боли на лице).Это будет не мой собственный колокол. Это будет наш колокол, звонкий голос общего мира между людьми и божьей милости.