Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Открытия Лунгина по части религии ещё грандиознее. Готовятся опричники монахов убивать, а благостный настоятель им объясняет: мол, все кто останется в монастыре погибнут, но кто не чувствует в себе силы на мученическую смерть, может спастись! В этой сцене вся цена лунгинскому православию. Ведь в христианстве спастись — это значит, прежде всего, спасти душу, и, став мучениками, верующие её спасают. Между тем настоятель называет погибелью именно принятие мученического венца. Точнее не настоятель, а творец фильма, который был и остаётся, прежде всего, барыгой, озабоченным спасением и благосостоянием исключительно своей драгоценной тушки. Христианское понятие спасения настолько чуждо режиссёрскому сознанию, что перенести его на экран он не может, как не в силах улететь в небо рождённый ползать.
Киношный митрополит Филипп в исполнении Олега Янковского мученический венец, напротив, несёт безропотно, но совет царю вообще никого не казнить, полагаясь исключительно на божью волю, вызывает сомнения в его рассудке. Когда же царь предлагает владыке посудить самому, тот не решается ни казнить, ни миловать, а попросту сбегает. Не хватает у него решимости и проклясть изверга, даже когда от его медведя гибнет невинное дитя, котороё Богородицу видело. Веди себя подобным образом во время Смуты патриарх Гермоген, возможно, и сели бы на кремлёвский трон поляки. Подозреваю, поклонник перебежавшего к полякам и воевавшего в их рядах против России князя Курбского Лунгин о таком варианте до сих пор жалеет.
Прочие позитивные герои под стать персонажу Янковского, особенно русские воеводы, обороняющие Полоцк у моста через реку глубиной в полторы кошки. Подходит польское войско. Две редкие толпы сходятся подобно вышедшим подраться мужикам из соседних деревень. Польская тяжёлая кавалерия в основном почему-то пешедралом штурмует мост. Общая свалка. Дерутся одними саблями и пиками, ни единой пушки или пищали. Перейти реку вброд никто не догадывается и лишь один мужичок пытается топориком подрубить опору моста, по которому гонят наших. Блаженная девочка пускает по воде иконку и та обрушивает мост словно мина, заложенная опытным сапёром.
Изумлённые поляки драпают, но тем временем к царю прискакивает гонец и сообщает, что другие поляки обошли наши позиции, вышли к Полоцку с тыла, а гарнизон открыл ворота. Корчащий рожи изверг вызывает к себе воевод, оборонявших мост. Воеводы прибывают к Москве и, встретив митрополита, узнают от него, что пока они отмечали взрыв чудотворно-фугасной иконы, Полоцк уже пал. Филипп, ничуть не удивившись столь блестящему знанию обстановки на фронте, предлагает укрыться от государева гнева в его резиденции. Воеводы принимают приглашение, и, забив на царский приказ, а заодно на армию, кушают с митрополитом медок. Иван, не дождавшись полководцев и узнав от опричников, где те ошиваются, приходит на трапезу и устраивает вполне обоснованный скандал. Военачальнички настолько пугаются, что ни один из них не решается даже сказать, что город сдали не они. Филипп тоже об этом помалкивает и берёт всю вину на себя, поскольку совратил бородатых детишек не являться пред монаршии очи.
Попав к Малюте, защитники Родины признаются в несовершённой измене после того, как тот лишь пригрозил их пытать, повторяют самооговор митрополиту и безропотно идут на казнь, а зрители же понимают, что с такими витязями, действительно, кроме как на тротиловую икону надеяться не на что. Как и в творении Михаила Шевчука, который не стал забираться столь далёкое прошлое и обратил свой взор на XIX столетие.
Исторический мини-сериал «Сатисфакция» начинается с появления в кадре маленького гаденького плешивенького человечка, коему демонического вида подчинённый доносит насчёт умершего под пытками подследственного. Человечишка сладострастно улыбается и начинает планировать убийство русского патриота, представившего царю-батюшке доклад о непорядках в государстве. Для этого он вызывает храброго драгунского офицера и, давая ему задание, лицемерно сожалеет о несбывшейся мечте послужить Родине с шашкой на коне. В отличие от «гамбитного» Скобелева, стыдливо переделанного в Соболева, уродец полностью сохранил фамилию и звание исторического прототипа, именуясь главой Третьего отделения императорской канцелярии Александром Христофоровичем Бенкендорфом.
Бенкендорфовские жандармы с кнутом и дыбой — это сильно! Так и представляешь звероподобного Александра Христофоровича, вгоняющего иголки под ногти Пушкину, поджигающего пятки Грибоедову и деловито присоединяющего электроды к гениталиям декабристов. А потом стирающего у них из памяти все испытанные муки, заставляя жертв отзываться о палаче совершенно неподобающим образом. «Этот честный и достойный человек, слишком беспечный для того, чтобы быть злопамятным, и слишком благородный, чтобы стараться повредить тебе», — разъяснял Пушкин написавшему эпиграмму на Бенкендорфа Петру Вяземскому. Не менее возмутительно выразился декабрист Владимир Штейнгель. В письме самому обер-жандарму он признавал: «В ужасное для воспоминаний время, когда все мы назывались „злодеями“, вы с сердоболием смотрели на нас».
Ещё больше преуспел кровавый сатрап в сочинении автобиографии. Сфальсифицировав архивы, он состряпал себе совершенно неописуемый боевой путь. Лишь благодаря мужеству правдолюбивых киношников мы теперь знаем, что в 1803 году 20-летний Саша не уезжал добровольцем на Кавказ, не отличился там при взятии Гянджи и не получил за храбрость ордена Святой Анны и Святого Владимира IV степени. И Анну II степени за участие в кровавой битве с Наполеоном под Прейсиш-Эйлау ему не давали. И совсем не полковник Бенкендорф в 1809 году пошёл (опять добровольцем) на русско-турецкую войну, где за атаку под Рущуком ему дали Георгия IV степени. Действия партизанского отряда Бенкендорфа в Отечественную войну и захват 16 с лишним тысяч пленных, включая трёх генералов, тоже выдуманы царскими сатрапами. Как и лихие кавалерийские дела под Велижем, Темпльбергом, Лейпцигом, Краоном и Лаоном, с последующим стремительным освобождением Нидерландов силами всего 7 тысяч человек.
Фальшивками оказались грамоты о награждении российскими орденами Святой Анны I степени и Святого Георгия III степени, прусскими Чёрного и Красного орлов, австрийским Святого Стефана и ещё орденами Швеции, Баварии и Ганновера. Ну, и золотых шпаг за храбрость российский император, нидерландский король и британский принц-регент ему тоже не вручали… Тем не менее, легенда оказалась столь живуча, что ей поверили даже большевики, оставившие портрет шефа жандармов в эрмитажной галерее героев 1812 года!
Разумеется, кроме всего вышеописанного, Александр Христофорович не выполнял деликатных дипломатических поручений в Париже и не создавал на острове Корфу отряды албанских, греческих и черногорских добровольцев для высадки в Италии. И тонущих петербуржцев во время прославленного в пушкинском «Медном всаднике» наводнения он не спасал… Поэтому можно только пожалеть, что съёмочная группа не воспользовалась лживой официозной биографией.
Могут возразить, что фильм не документальный, а художественный, и тот же Дюма иной раз тоже вольно трактовал события французской истории. Вон и в «Трёх мушкетёрах» у него кардинал Ришелье главный злодей, хотя по жизни в своей борьбе с королевой Анной и её любовником Бэкингемом его преосвященство, с позиций защиты интересов Франции, был абсолютно прав.
Всё так. Но у Дюма Ришелье как раз торжествует, успешно наведя порядок во вверенной его заботам стране. Бэкингем мёртв, гугенотские бунтовщики в Ла-Рошели прижаты к ногтю, а мушкетёры примиряются с кардиналом. В «Двадцати годах спустя» они с грустью вспоминают его как великого человека. Здесь же гадкое существо, как и подобает предтече монстров Лубянки, из природной вредности истребляет романтических героев и в финале остаётся пакостить дальше. Дабы зритель твёрдо осознал: во все века до наступления демократии безопасностью российского государства заведовали исключительно свихнувшиеся садисты, на глазах сливающиеся в мрачный образ Лаврентия Эдмундовича Бенкендорфа-Скуратова.
Если персонаж не является кровожадным упырём, его положено изображать слабоумным раздолбаем. Таковыми путинские киношники регулярно выводят участников белого движения.
Вспомните, какие шикарные белые появлялись в нашем кино при красных! Генерал Ковалевский и ротмистр Волин из «Адъютанта его превосходительства». Генералы Хлудов и Чарнота в «Беге». Полковник Кудасов и штабс-капитан Овечкин в «Новых приключения неуловимых». Поручик Говоруха-Отрок в «Сорок первом». Штабс-капитан Захарченко-Шульц в «Операции «Трест»». Ротмистр Лемке в «Своём среди чужих, чужом среди своих»… А песня «Русское поле» в исполнении героя Владимира Ивашова в тех же «Новых приключениях неуловимых»! А красивейшая психическая атака в «Чапаеве», от которой на белогвардейскую романтику возбудились звезда скандальной тележурналистики Александра Невзорова, секс-символ патриотической попсы Игоря Талькова и много кто ещё!
- Ответ г. Владимиру Соловьеву - Василий Розанов - Публицистика
- "Матрица" как философия - Уильям Ирвин - Публицистика
- Так был ли в действительности холокост? - Алексей Игнатьев - Публицистика
- Вместе или врозь? Судьба евреев в России. Заметки на полях дилогии А. И. Солженицына - Семен Резник - Публицистика
- 1968 год. «Пражская весна»: 50 лет спустя. Очерки истории - Коллектив авторов - История / Публицистика
- Литературные «негры»: жалость, жадность, бесплодие и забвение - Александр Мазин - Публицистика
- Жизнь и судьба Михаила Ходорковского - Наталья Точильникова - Публицистика
- Свои среди чужих. Политические эмигранты и Кремль: Соотечественники, агенты и враги режима - Бороган Ирина Петровна - Публицистика
- Дух терроризма. Войны в заливе не было (сборник) - Жан Бодрийяр - Публицистика
- Осторожно: массированные фальсификации! Сборник статей - Салават Асфатуллин - Публицистика