Трупный яд «покаяния». Зачем Кремль пресмыкается перед гитлеровцами? - Юрий Нерсесов

«Настал день, ожидаемый им (русским народом. — Ю.Н.), и он ныне подлинно как бы воскресает из мёртвых там, где мужественный германский меч успел рассечь его оковы, — вторил митрополиту Серафиму в Пасхальном послании 1942 года глава РПЦЗ митрополит Анастасий. — И древний Киев, и многострадальный Смоленск, и Псков светло торжествуют своё избавление как бы из самого ада преисподнего». («Церковная жизнь», № 4, 1942 год).

Романтические отношения руководства РПЗЦ с фюрером очень напоминали роман митрополита Варлаама с Наполеоном, но длились гораздо дольше и имели куда большие масштабы. Митрополит Серафим уже в октябре 1941 года возглавил Средне-Европейский митрополичий округ, объединяющий не только приходы Рейха, но и храмы оккупированных территорий Белоруссии, Польши, Чехии, Словакии, Бельгии и частично России, Сербии и Франции. Приходы Литвы, Латвии и Эстонии окормлял другой осведомитель госбезопасности, митрополит Сергий (Воскресенский), отметивший в одной из проповедей, что «Господь да укрепит и умножит силы Адольфа Гитлера для скорейшей и окончательной победы над большевизмом!»

Ближе к концу войны владыка Анастасий успел благословить армию Власова, и благословление это до сих пор сохраняет силу. Уже после объединения с Московской Патриархией Архиерейский Синод РПЦЗ 8 сентября 2009 года сделал специальное заявление, в котором подчеркнул, что власовцы предателями не были, «всё, что было ими предпринято — делалось именно для Отечества». Также было заявлено, что «в русском зарубежье, частью которого стали и уцелевшие участники Русской освободительной армии, генерал был и остаётся своего рода символом сопротивления безбожному большевизму во имя возрождения исторической России».

Московская патриархия пока вынуждена дистанцироваться от этой позиции, но многие функционеры оной её активно отстаивают. Среди них апологет Власова, профессор Санкт-Петербургской духовной академии протоиерей Георгий Митрофанов, который личным распоряжением главы РПЦ патриарха Кирилла (Гундяев) введён в состав редколлегии учебника «Основы православной культуры». Кроме того, отца Георгия привечает один из ведущих партийных клубов «Единой России» — Центр Социально-Консервативной политики, северо-западным отделением которого руководит первый вице-премьер Игорь Шувалов. Единомышленник Митрофанова, игумен Пётр Мещеринов тоже не прост — руководит Школой молодёжного служения Патриаршего центра духовного развития детей и молодёжи. И если кто-то думает, что патриарх Кирилл стал бы терпеть на столь ответственных должностях людей, которым он не симпатизирует, то он плохо знает бывшего главу Отдела внешних церковных сношений и, по данным некоторых средств массовой информации — осведомителя КГБ Михайлова.

Глава 15

Отрава путинского кино

Я восхищён кремлёвскими политическими технологиями! Население целенаправленно травят трупным ядом покаяния, громко требуя виниться то за пакт о ненападении с Германией, то за Катынь, то за взятие Варшавы Суворовым, то за не взятие её же Рокоссовским. Будущую военную элиту целенаправленно вдохновляют светлыми образами гитлеровских карателей, закрепляя обучение подачками. Нынешняя же политическая элита, делая всё это, с невинным видом обвиняет в реабилитации эсэсовцев, ничем не отличающихся от неё, украинцев и прибалтов. Превращает каждое празднование Дня Победы в шоу, из которого следует, что Гитлера победили едва ли не под чутким руководством «Единой России». (Как иначе можно расценивать вывешенные на 9 мая огромные плакаты с несущейся в атаку «тридцатьчетвёркой» и символикой косолапо-волосатой партии?) Категорически запрещает дорогим россиянам даже за свой счёт размещать на рекламных щитах портреты Сталина. И, наконец, из года в год заваливает телеэфир фильмами, которые словно специально снимаются с одной и той же целью: доказать, что вся российская история с глубокой древности до воцарения Путина была гигантским и кровавым недоразумением.

Технология обработки общественного сознания при нынешнем национальном лидере, принципиально отличалась, от позднесоветской, когда общество воздействовали статьями и книгами, опиравшимися на цифры и факты, пусть и фальсифицированные. Вскоре это перестало работать. Разочаровавшийся в демократии народ резонно предположил, что коли две «Волги» за ваучер — ложь, так и 100 миллионов жертв ГУЛАГа, наверное, тоже. При этом архивные документы это подтвердили, и на прилавки хлынули работы, опровергавшие диссидентскую и перестроечную брехню. Спрос на них оказался велик. Вслед за идейными авторами выгодную делянку стали окучивать ранее разоблачавшие сталинизм строкогоны типа Бушкова — и вскоре случилось страшное. По данным директора Всероссийского Центра изучения общественного мнения Владимира Петухова, в 2006 году доля позитивно оценивающих роль Сталина превысила долю оценивающих её негативно «не только среди старшего поколения, но и среди самой младшей возрастной группы (18–24 года) — 46 против 39 процентов соответственно».

В перспективе, изменение массового сознания могло повлечь за собой и политические перемены, а потому ответный удар последовал немедленно. В области агитпропа главной силой стала кинотелепродукция, давящая уже не на логику, а на эмоции и подсознание. На экраны хлынул поток фильмов, в которых тупое русское быдло, согнанное в штрафные батальоны и подгоняемое пулемётами заградительных отрядов, то ли случайно, то ли божьей милостью, иногда побеждает чистеньких цивилизованных немцев. Историки могли сколько угодно раз повторять, что ни одного случая стрельбы заградотрядов в спины своим так и не обнаружено, а через штрафбаты и штрафные роты прошло чуть больше 1 % призванных в армию, но их слова заглушала лавина электронного агитпропа. Денег не жалели — дилогия Никиты Михалкова «Утомлённые солнцем-2. Предстояние» и «Утомлённые солнцем-2. Цитадель» обошлась в 55 миллионов долларов, полученных частично напрямую из бюджета, частично за счёт контролируемых государством банков.

Сплошь и рядом создатели подобных фильмов не брезговали клеветой на реально существовавших людей. Проглядев эпизод гибели отряда из 240 кремлёвских курсантов ростом не ниже 183 сантиметров каждый из «Предстояния», я вспомнил, что уже знаком с этими цифрами. Они имеются в автобиографической повести умершего в 1975 году писателя Константина Воробьёва «Убиты под Москвой».

«Курсанты вошли в подчинение пехотного полка, сформированного из московских ополченцев. Его подразделения были разбросаны на невероятно широком пространстве. При встрече с капитаном Рюминым маленький измученный подполковник несколько минут глядел на него растроганно-завистливо.

— Двести сорок человек? И все одного роста? — спросил он и сам зачем-то привстал на носки сапог.

— Рост сто восемьдесят три, — сказал капитан».

Поскольку в конце повести почти все курсанты гибнут под гусеницами немецких танков, подобное совпадение трудно признать случайным. Особенно если вспомнить, что в 1990 году режиссёр Александр Итыгилов снял по повести Воробьёва фильм «Это мы, Господи!». Его отдельные кадры, типа оторванной руки с часами, выставляют Никиту Сергеевича нахальнейшим плагиатором. Щедро покопавшись в творчестве Итыгилова и Воробьёва, он не упомянул в титрах ни умершего в 1975 году писателя, ни скончавшегося в 1991-м режиссёра, но зато старательно испоганил первоисточник.

Ополченцев Михалков заменил штрафбатовцами, которых во время обороны Москвы осенью 1941 года и в помине не было (решение о создании штрафбатов было принято только 25 июля 1942 года), а искренне радующегося пополнению командира полка — быдловато-приблатнённым комбатом, хамящим командиру курсантов и вытирающим сопли о шинель своего бойца. Кроме того усатый мародёр изъял у Воробьёва сцены, где курсанты грамотно окапываются, и, не ограничиваясь обороной, наносят по немцам чувствительные удары.

«В северной части деревня оканчивалась заброшенным кладбищем за толстой кирпичной стеной, церковью без креста и длинным каменным строением. От него ещё издали несло сывороткой, мочой и болотом. Капитан сам привёл сюда четвёртый взвод и, оглядев местность, сказал, что это самый выгодный участок. Окоп он приказал рыть в полный профиль, в виде полуподковы, с ходами сообщения в церковь, на кладбище и в ту самую пахучую постройку… Горело уже в разных концах села, и было светло, как днём. Одуревшие от страха немцы страшились каждого затемнённого закоулка и бежали на свет пожаров, как бегают зайцы на освещённую фарами роковую для себя дорогу. Они словно никогда не знали или же напрочно забыли о неизъяснимом превосходстве своих игрушечно-великолепных автоматов над русской «новейшей» винтовкой и, судорожно прижимая их к животам, ошалело били, куда попало… По улице, в свете пожара, четверо курсантов бегом гнали куда-то пятерых пленных, и те бежали старательно и послушно, тесной кучей».