Набат - Цаголов Василий Македонович

— Вам, сержант, не впервой такое? — спросил Петро.

— На границе познакомился, — произнес Веревкин и вздохнул.

Снял шапку, запустил пятерню в слипшиеся волосы, поискал кого-то глазами, спохватился:

— А где Нечитайло? Только был здесь.

Веревкин поднялся на носках.

— Ну подожди, я тебе дам, — он потряс кулаком.

Бежал Яша, как учили на занятиях, пригнувшись, петляя, словно вокруг свистели пули, а он увертывался от них. У воронки схватился за голову.

Веревкин, требующий от подчиненных дисциплины, на этот раз с восхищением сказал:

— Вот окаянный. Отправлю на губу, ей-ей не пожалею. Все поняли, что это он так, для острастки. В другой бы раз не пощадил, а сейчас рад, что все живы.

Забыв о Яше, Асланбек представил взвод в тот момент, когда полк займет позицию на огневом рубеже. Это уже будут не занятия за поселком, на которых он за ошибку отделывался взысканием: малейший его просчет может стоить жизни не одному человеку. А что он знает о войне, в которую вступит, быть может, сегодня ночью? До передовой, сказал сержант, рукой подать, и немцы могут прорвать оборону. Пожалуй, ему надо было своими глазами увидеть воронку, понять боль развороченной земли…

— Разрешите, товарищ сержант, — Асланбек вперил взгляд в командира.

— Куда? — рассеянно спросил Веревкин.

— К воронке, — проговорил не совсем уверенно Асланбек.

— Зачем?

— Посмотреть.

— Нельзя, — устало ответил Веревкин.

— А Яша?

— Не кивай на другого, — строго оборвал Веревкин. — Чего ты сразу не побежал?

— Команды не было.

Под правым глазом Асланбека мелко и часто задергалось.

— Ишь ты! Если на тебя немец налетит, ты что, приказа будешь ждать?

Ничего не ответил Асланбек, только посмотрел на сержанта, и тот отвел глаза, примиряюще сказал:

— Ладно, иди, да тут же назад.

— Не пойду, — отрезал Асланбек и отвернулся.

— Как так? — вскинул голову сержант. — Я приказываю!

Но Асланбек и не подумал подчиниться. Он твердо знал в эту минуту, что никакая сила не заставит его сдвинуться с места.

— Повторите приказание! — повысил голос Веревкин.

К счастью, появился запыхавшийся Яша, спрыгнул в щель, и сразу все вокруг себя заполнил суетой.

— Господи, что он натворил. Пусть меня съедят черви в сырой земле, если я не прибью того фрица, что так подло разукрасил землю.

Сержант Веревкин сдвинул на затылок шапку, глухо произнес не только для Асланбека:

— Смотрите у меня, скоро на передовую уйдем.

И Асланбек понял, что у сержанта на фронте рука не дрогнет.

После завтрака отправились на занятия за поселок. Соорудили что-то вроде снежной бабы, окрестили танком «Адольф Гитлер» и метали в него гранаты, пытаясь угодить в голову. Того, кто поражал «Адольфа Гитлера» с первого раза, Веревкин назначал, как он выразился, инструктором. Неудачники же ползли по снегу навстречу «танку» и с криком «ура» швыряли гранаты.

Вспомнил Асланбек, как, бывало, мальчишки в горах состязались в меткости: поставят на возвышенности камень, отойдут шагов на двадцать, а то и больше, и стараются попасть в него. Это, наверное, помогло Асланбеку почти с первого раза попасть гранатой в цель: очень велико было желание размозжить голову «Адольфу». Как бы там ни было, а сержант поручил Асланбеку подготовить из Яши боевую единицу.

Учитель оказался на редкость старательным, да у Яши ничего не получалось. К обеду все бойцы собрались возле него, всем взводом давали советы, и он перед каждым броском приободрялся, приговаривал: «О, братцы, уловил, вот сейчас бабахну прямо в глаз Гитлеру». Но граната летела в сторону от «танка». Тогда Яше разрешили подойти к цели ближе на несколько шагов. Теперь граната чуть не угодила в советчиков, хорошо, шарахнулись, сержант не выдержал и подвел его к «танку».

— Ну, а теперь-то ты попадешь?

Занес Яша над головой руку с гранатой, зажмурился и… она плюхнулась в ногах у Веревкина. Сержант, чертыхнувшись, махнул рукой.

По возвращении в казарму о Нечитайло доложили командиру взвода, но тот, на удивление всем, на этот раз не прореагировал и ушел к старшине в каптерку.

Во взводе поговорили между собой о том, что бы это значило, да успокоились: тревожили свои заботы. Потом Веревкин, ни на кого не глядя, рассказывал, что лейтенант получил письмо из подмосковной деревни: во время налета немцев бомба угодила в избу. Погибла его мать. Больше у лейтенанта никого не осталось, один на всем свете.

Бойцы, не сговариваясь, дали слово не подводить лейтенанта, Яшке пригрозили: если он завтра не поразит «танк», то устроят ему темную. Пожав плечами, Яша сказал: «Хорошо, пойду на полигон и всю ночь буду тренироваться, пока не сверну «голову» Адольфу».

После обеда старшина выстроил роту, вызвал из строя человек десять бойцов, а с ними Яшу и Асланбека, назначил Веревкина старшим, объявил:

— Пойдете на трикотажную фабрику, поможете разгрузить вагоны. Да только без фокусов, Нечитайло!

Построились по двое, и заскрипел под ногами снег. Мороз усилился. Пока терли щеки, мерзла шея. Чтобы согреться, шагали вприпрыжку. Впереди показались «фубры». Так в поселке называли фабричные одноэтажные дома-общежития.

Строй поравнялся с первым домом, и на высокое крыльцо высыпали девушки, обрадовались красноармейцам.

— Идите к нам.

— Погрейтесь, мужички.

— Командир, сжалься.

— Русалки. Первые ландыши!

Яша послал им воздушный поцелуй.

— Раз! Раз-два! Тверже ногу! — скомандовал Веревкин и поправил ушанку, сдвинул набок.

Ребята, чеканя шаг, пришли мимо крыльца.

— Запевай, ребятки, — приказал вполголоса Веревкин.

Песня птицей взметнулась к небу:

«Широка страна моя родная, Много в ней лесов, полей и рек…»

— Солдатики! Касатики! — неслось вслед.

Песня оборвалась, и бойцы оглянулись без команды: девушки дружно махали им.

— Молодцы!

Веревкин скинул варежку и потер уши.

— Да, божественные созданья, — мечтательно протянул Яша. — Товарищ сержант, разрешите сбегать к ним?

— Нельзя, — отрезал Веревкин, а сам еще раз оглянулся назад, но на крыльце уже никого не было.

— Ну, пожалуйста. Я мигом туда и обратно.

— Не канючь, Яша.

Было видно, что Веревкин сам не прочь постоять на крыльце.

Дальше шли молча, шаркая, как в знойный день на финише многокилометрового марша.

Асланбек рассеяно смотрел по сторонам. Возле магазина, куда он с Яшей приходил как-то покупать перо для единственной на всю роту ручки, Асланбек увидел мальчишку, утонувшего в рыжих валенках. Он поминутно забирался в хозяйственную сумку и что-то отправлял в рот. Засмотревшийся на него Асланбек споткнулся, но на ногах удержался, правда, с помощью Яши.

— Ты что, уснул?

Асланбек неожиданно оставил строй.

Все видели, как он подбежал к мальчишке и пытался что-то сунуть ему. Мальчишка отбежал и издали уставился на Асланбека. Сержант вернул его, пригрозил:

— Ну, обожди, всю ночь будешь на кухне картошку чистить. Ты что пристал к мальчонке?

Промолчал Асланбек, чем немало удивил Веревкина, и сержант подозрительно скосил на него глаза. Асланбек разжал руку: на ладони белел кусок сахара, который утром он, Веревкин, выдал на двоих с Яшей. Сконфуженный сержант кашлянул, видно, испугала мальчишку Асланбекова щедрость.

Железнодорожная ветка привела бойцов к широким железным воротам трикотажной фабрики. В холодной тесной будке сидел сторож, а за спиной у него в углу стояло охотничье ружье. Сторож высунул из тулупа нос, прошамкал: «Ступайте».

В отделе снабжения фабрики красноармейцам несказанно обрадовались.

— Вагончики мы уже разгрузили, — суетился снабженец. — Вы уж подсобите тюки сложить в штабеля. Народ нынче на гражданке плюгавый, себя, удивляюсь, как еще тащит.

Веревкин прервал снабженца:

— Вот что, работу нам дайте, а то время бежит золотое.