Мачеха для Золушки (СИ) - Усова Василиса

-    Я оставлю тебя, лишь на минуту, а потом все будет хорошо.

-    Постой! - в этот раз звук голоса отозвался болью в ребрах и темными пятнами в глазах. Катрин закусила губу, и решила признаться. Скорее всего, ей осталось не так много, стоит ли теперь боятся условностей. Ингвар понимал ее раньше, поймет и сейчас, почему она должна оставить этот мир. Мысли давались с трудом, и окончательное решение появилось как вспышка, скорее на подсознании.

Ингвар что-то сказал про лекаря, и женщине пришлось слабо сжать пальцы, чтобы он ее услышал.

-    Открой окно...

Яркий дневной свет ослепил, перебил дыхание, и вызвал легкий приступ дурноты, но Катрин еще ощущала остатки фамильного упорства, которые заменяли ей сейчас силу духа.

-    Помоги встать...

-    Тебе нужно оставаться в постели, пока тебя не осмотрит лекарь, - твердо заявил Ингвар, но его слова не достигли своей цели.

Увидев, что женщина пытается подняться сама, он вынужден был поспешить ей на помощь. При свете дня Катрин казалась мертвенно бледной, и резко похудевшей. Ингвар знал о болезнях, которые доводят человека до такого состояния, но гнал эти мысли прочь, не желая даже думать об этом.

Опираясь на руки Ингвара, Катрин, впервые за долгое время, коснулась живота, который стал уже совсем очевиден. Наверное, все дело в ее природной стройности, и поэтому изменения стали проявляться раньше.

Северянин с непониманием смотрел, как женщина сложила ладони на животе, и замерла, к чему-то прислушиваясь, но через миг его накрыло осознание. Дыхание перехватило, и только необходимость поддерживать женщину, помогла ему самому устоять на ногах.

Он помог женщине вернуться в постель, и, прежде чем укрыть ее, позволил себе бережное прикосновение, которое окончательно убедило его в своей догадке.

-    Теперь ты понимаешь, почему я не могу дальше жить. Общество не прощает женщинам подобного отступничества, и раз я не могу избавиться от ребенка, значит должна уйти вместе с ним...

Для Ингвара, беременность Катрин стала настолько волнующим открытием, что до него не сразу дошел смысл произнесенных слов.

-    Ты хочешь сказать...

Женщина закрыла глаза, на ответ сил не хватило. Последнее, что она услышала перед тем, как погрузиться в забытье - звук хлопнувшей двери.

***

Неизвестно, сколько времени ей довелось пролежать в мягкой обволакивающей темноте, но в этот раз она пришла в себя от того, что кто-то обтирал ее лицо мокрой губкой.

С усилием Катрин открыла глаза, и обнаружила, что уже наступил вечер. На краю ее кровати сидел Ингвар.

-    Значит ты решила, что уморить себя голодом лучшее решение? - обычно размеренный спокойный голос теперь звучал жестко и сухо. - Не попыталась связаться со мной, осталась верной своей привычке решать все самостоятельно? Готова была пойти на то, чтобы оставить старших детей сиротами? В этом варварском королевстве, где они никак не защищены законом?

Его неожиданно резкий тон подействовал, как ведро холодной воды.

-    Не тебе судить, чего стоило мне это решение. - в этот раз, здоровая злость придала сил, и Катрин даже смогла сесть на кровати. - Все, что связано с моей жизнью, решать только мне, и никому другому.

-    Ошибаешься, - Ингвар отвернулся, чтобы женщина не увидела его лица, - Теперь решать будем вместе... или только я.

Он потянулся к прикроватному столику, и взял чашку.

-    Для начала тебе все-таки нужно поесть, даже если мне придется кормить тебя силой.

Катрин сжала губы, и отвернулась, северянин решительным движением взял ее за подбородок, и развернул к себе.

-    Ну же, ты будешь выглядеть глупо, если мне и правда придется заставлять тебя есть.

Женщина бросила на него испепеляющий взгляд, но вынуждена была подчиниться. Теплый бульон вызвал ноющую боль в ребрах, и заставил, стиснув зубы, откинуться на подушки.

-    Не так плохо, - заметил Ингвар, возвращая чашку на место, - Тебе все равно пока нельзя много, слишком давно ты отказываешься от пищи. Понадобится какое-то время, чтобы поставить тебя на ноги.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

-    Неужели ты не понимаешь, что я не хочу этого? - сквозь зубы произнесла Катрин, борясь с тошнотой.

-    Пока не будем об этом, - ровным тоном ответил Ингвар, - Потом можешь высказать мне все, что накопится в твоей душе, а до тех пор, набирайся сил.

Катрин снова отвернулась, но через пару часов северянин снова заставил ее выпить немного бульона. Следующие несколько дней растянулись в бесконечное противостояние. Женщина злилась, ненавидела себя за свое состояние, но ничего не могла поделать, Ингвар не обращал ни малейшего внимания на ее нежелание принимать пищу.

Прибыл пожилой мужчина, с короткой белой бородой, и смуглой кожей. Он долго слушал дыхание через трубку, просил сжимать, разжимать ладони, считал пульс, расспрашивал о самочувствии. Катрин нехотя отвечала, понимая, что ее все равно не оставят в покое.

Затем лекарь ушел в другую часть комнаты, и долго о чем-то разговаривал с Ингваром. Северянин хмурился, задавал вопросы, но лекарь только отрицательно качал головой. От последних слов пожилого мужчины, лицо Ингвара просветлело, он переспросил еще раз, чтобы убедиться наверняка. Лекарь коротко кивнул, и вышел.

***

-    О чем вы разговаривали? - требовательно спросила Катрин, кутаясь в одеяло.

-    Уверена, что хочешь знать? - Ингвар пытался сохранить серьезное лицо, но сияющие глаза выдавали его с головой.

-    Это касается меня.

Она даже не спрашивала, - утверждала. Вряд ли северянин притащил лекаря с другой части света, чтобы обсудить погоду

Последнее время Катрин чувствовала себя гораздо лучше. Пусть она пока не могла есть ничего, кроме жидких каш, и размятых овощей, но здоровье уже уверенно возвращалось на оставленные позиции. Сложно предаваться тоске, когда тебя ни на минуту не оставляют в покое, кормят с ложечки, заставляют прогуливаться по комнате, окружают заботой.

-    Катрин, я обязательно тебе все расскажу, но может ты сперва хочешь увидеть Агату?

-    Агату? - после секундного замешательства, женщина выдохнула.

Конечно, как она могла забыть про младшую дочь? Почему позволила себе эту слабость, сколько переживаний доставила малышке!

Когда в комнату вошла девочка, Ингвар тактично скрылся за дверью. Агата неуверенно сделала пару шагов, вглядываясь в бледное, похудевшее лицо матери, а затем бросилась к ней на шею.

Сердце Катрин сжалось от чувства вины и раскаяния, она уткнулась в волосы дочери, не в силах сдержать слезы. Агата жалась к ней, как озябший зверек, впервые добравшийся до тепла.

-    Мам, пожалуйста, не плачь, тебе нельзя расстраиваться, - бормотала она, сама глотая слезы.

Они просидели так довольно долго, прижимаясь друг к другу, как после долгой разлуки. Пережив первые эмоции, постепенно успокоились, и Катрин внимательно осмотрела дочку. От ее взгляда не укрылись ни темные круги под глазами, ни слишком серьезный вид девочки, в душе снова защемило от чувства вины.

-    Агата, девочка моя, прости... Я не должна была так оставлять тебя, и думать только о себе,

-    прошептала Катрин, снова притягивая к себе дочь

-    Все в порядке, мама. Теперь ты поправляешься, и у нас снова все будет хорошо. - убежденно ответила девочка.

Женщина кивнула, ощутив, как к горлу снова подступает ком. Из-за беременности, слабости, никак не удавалось сохранить эмоции под контролем. И какое оно дальше будет, это будущее...

-    Ты окрепнешь, и мы поплывем на большом корабле. Дядя Ингвар рассказывал, что...

-    Дядя? - недоуменно переспросила Катрин, удивленная, что ее застенчивая младшая дочь успела найти общий язык с северянином.

-    Так в Эрланге называют старших, - охотно пояснила Агата, и продолжила, - ... рассказывал, что у них снежинки не летают в воздухе, как у нас, а покрывают землю огромными холмами, и дети скатываются с этих холмов на полозьях. Мы будем жить в огромном доме, а потом к нам обязательно приплывет Эйрика...