Третий удар. «Зверобои» из будущего - Федор Вихрев

Теперь наша дорога петляла через болота и топи в направлении Белоруссии. Первые несколько дней Ронин, гордясь возложенной на него ответственностью, бодро вел нас лесными тропами. На четвертый нас встретил дозорный отряд белорусов. Дальше нас перебрасывали как эстафетную палочку от одного отряда в другой. Вот только где финиш у эстафеты, не знала даже я. После переправы через Припять темп начал понемногу ускоряться. Мальчишка пыхтел, скрипел зубами, но упрямо ковылял в середине колонны, отказываясь остаться в любом из партизанских объединений. Видно, пошел на принцип — сдохну, но дойду! Ню-ню…

По дороге села. Деревеньки. Печные трубы из-под сожженных крыш. Брошенные хаты. Живые села мы обходили стороной. Но их мало. Боги, как их мало! Запах пепелищ преследует постоянно. И это на юге Белоруссии, где и деревень-то по факту немного было, а что же делается на западе? Об этом не хочется даже думать. Я не думаю. Я привычно бегу за Ронином опять в роли радистки. Командует СБ. Пусть… так для всех лучше и привычнее. Даже для меня. Не люблю быть главной… не хочу.

Степан

— «Псарня», вижу крупную колонну противника, движется в направлении… — Атакованный парой «суперрат» разведчик нырнул в крутое пикирование, отрываясь от преследователей. Те попробовали догнать, но им явно не хватало скорости, поэтому отвернули. Дело сделано — информация о проводке крупной колонны, добытая разведкой, оказалась верной. Теперь ударная группа устроит им горячий прием — большевикам понравится.

— Кречеты, здесь Часовой. Наблюдаю перелет через линию фронта группы «злых». «Фоккеров» не вижу, повторяю, не вижу. Только «лапти» и «худые».

— Принято, Часовой, — командир сводной группы Кречет мог позволить себе удовлетворенно улыбнуться. Пара И-185 отогнала разведчика, с трудом поборов желание догнать «мессера» и вколотить нахала в землю. Но нельзя — немцам знать о том, что они участники операции «Встречный пал», не положено.

Колонна из колесных машин и гусеничных тягачей «Коминтерн» неторопливо двигалась к фронту. Стандартная колонна — машина связи, грузовики с солдатами охраны и зенитки прикрытия. Их немного — сказываются тяжелые потери, но они есть. Расчеты внимательно следят за воздухом — только что патрульная пара отогнала разведчика, значит, скоро появятся и его «приятели» — либо пикирующие, либо бронированные. Последние хуже всего — летят низко и быстро, хорошо вооружены, так что сбить их весьма нетривиальная задача…

Командир группы «фоккеров» вел своих подчиненных на малой высоте, выходя точно на русскую колонну. Все как обычно. Огонь — от жертвы только клочья в стороны полетели. Стоп — какие клочья от бронированной ЗСУ? Додумать столь странную реакцию «Вяза» на огонь немец не успел — на дороге творилось форменное столпотворение: разваливались кабины и кузова тягачей, рвался брезент грузовиков, обнажая камуфлированную броню корпусов мобильных зениток и вороненую сталь стволов, установленных в кузовах автоматов 61-К. Мгновение — и рев моторов немцев пропал, утонув в торжествующем грохоте пушек.

* * *

— Всем Кречетам, здесь Кречет-11! К дороге не соваться! Зенитчики дурные, сначала стреляют, потом смотрят. Атакуем парами тех, кто выходит. Ни один не должен уйти!

— Принято. «Кречет-17», этот хромой — мой!

— Работай!

Ведомый третьей пары «фоккеров» с трудом удерживал свою поврежденную машину после выхода из атаки на колонну-оборотень. Из тех, кто летел впереди, не выжил никто, а повернуться назад мешал осколок стекла фонаря, впившийся в кожу на шее. Пилот просто не видел заходящую со стороны солнца пару «суперроялей».

* * *

— Есть! Еще один.

— Держать строй, собачьи дети, если жить хотите!

Угодившая в ловушку всеми конечностями спецгруппа Люфтваффе бешено отбивалась от навалившихся со всех сторон русских истребителей. Уцелевшая благодаря своему везению и умению четверка «стодевяностых», вместе с «мессерами» непосредственного прикрытия, рвалась к линии фронта, пытаясь выжить. Из Ю-87, не сумевших удержать оборонительный круг под атакой ЛаГГ-7, если кто и уцелел, то спасался сам.

— Здесь Альбатрос, держитесь, парни, мы идем.

Me-109 группы дальнего прикрытия стремительно атаковали ЛаГГи, увлекшиеся боем. Один, отчаянно дымя, пошел к земле, остальные прыснули в стороны, а на немцев обрушились И-185 резерва, окончательно превратив бой в побоище.

Мякишев

Наша лихая пробежка по Белоруссии запомнится мне надолго. Как я слышал, тут не то одиннадцать тысяч рек и семь тысяч озер, не то наоборот. Но такое ощущение, что половина из них оказалась на нашем пути. Вся беготня шла под девизом «Ни дня без переправы», и наши сопровождающие явно старались перевыполнить план. Однажды я даже не выдержал:

— Мы эту речку третий раз переходим, что ли?

— А як вы здагадалися?

Вот, елки-палки! Спросил, называется.

— По неповторимому запаху! — бросил я. — А какого хобота мы с берега на берег скачем?!

— Дык, эта… Тут петли… Мы километрау пятнаццать зрэзали…

— Тогда ладно, идем дальше.

Проводник еще раз принюхался озадаченно, пожал плечами и пошел вперед.

Второй особенностью было отношение местных партизан к нам. С одной стороны — вполне искреннее уважение. С другой… Как бы так объяснить? Как к противотанковой гранате без чеки. Обращались с нами максимально бережно, но при этом старались спихнуть с рук как можно быстрее. И я их прекрасно понимаю и не берусь осуждать. Тут дело такое: а ну как нам приспичит еще какое громкое дело провернуть? Потом мы уйдем, а немцы будут не одну неделю всю округу на уши ставить, кому надо такое счастье?

По дороге несколько раз принимали сводки с фронта, дела там шли не блестяще. Сообщалось о тяжелых боях на смоленском направлении, затем — в самом городе. А мы вначале собирались идти туда… Посовещавшись с Никой Алексеевной, мы решили выходить к своим южнее Могилева, но севернее Гомеля. Оно и ближе, чем Смоленск, и вне главной зоны боевых действий. И Березину переплывать не придется… Правда, форсировать Днепр ниже его слияния с этой рекой тоже не сахар. Эх, как хорошо в Маньчжурии — едешь и едешь верхом, каждому озерцу и ручейку радуешься, а не думаешь о том, как скоро у тебя перепонки на ногах вырастут.

На очередной ночевке в очередном отряде мы узнали о подозрительных окруженцах. Командир отряда пытался окольными путями выяснить, не могли бы мы прояснить обстановку. Кружева плести было некогда, пришлось переводить разговор в конструктивное русло.

— А чем вам эти окруженцы не угодили?

— Да странные они какие-то. Все на восток идут, а эти — какими-то зигзагами, то на север, то на запад…

— Может, заблудились просто?

— Да нет, дорогу спрашивали. И еще, обычно стараются налегке выйти, а эти за собой танки тащат, причем какие-то странные, не наши вроде.

— Что значит — «странные»? И откуда ты знаешь, что не наши? Большой специалист по танкам?

— Так я сам — танкист бывший. После Халхин-Гола по контузии комиссован. Да и за войну насмотрелся. Эти здоровые, пушки — так даже не полковой калибр, а поболе.

— Ладно, разберемся. Где они хоть находятся?

— Да туточки, недалеко, часа три ходу — на ночевку устроились. Охрану, правда, выставили…

* * *

А потом был ночной марш-бросок с захватом «языка». Все прошло настолько просто и буднично — Седьмой и Самурай как на рынок за картошкой сходили. Доставленный к нам «язык» — парень лет двадцати в танковом комбинезоне без погон — выглядел несколько испуганным и озадаченным. Трудность представляло только то, что разговорить его надо было аккуратно, без членовредительства, на случай, если он на самом деле — свой. Так-то питомцы Летт методикой экспресс-допроса, как они это называли, владели вполне на уровне, да и я подучился, в рейде часто пригодиться может. Но это — на крайний случай.

Тем не менее, убедившись, что мы — советские разведчики, он вздохнул с облегчением и заговорил, хоть и не слишком откровенно. Так или иначе, но вскоре прозвучало, что он — боец из группы «товарища Медведя». Ника насторожилась:

— Какого Медведя?

Вопросы сыпались градом, нашего командира интересовало почти все — возраст, звание, имя, внешний вид… Было очевидно, что Ника надеется узнать в этом неведомом мне полковнике кого-то знакомого и — боится ошибиться. Наконец, она вздохнула с облегчением:

— Он. Он, чертяка. СБ, готовь наших, прощайся с партизанами — идем к своим. А ты, — Ника повернулась к пленному, — ты нас проводишь, чтоб все спокойно и без лишних нервов.

— Ага, проводишь не пойми кого к командиру. Если вы свои — то хоть пояс верните. И оружие!

— Вернем, обязательно вернем, — все равно ты им пользоваться не умеешь. И с оружием опаснее для себя, чем для нас.