Ванька-ротный - Александр Шумилин

— Ты вот что, браток! Старшина появится с жратвой, ты давай неси мне свою порцию водки. Пущу даже на время посидеть в своём окопе. Может со смены когда придёшь и переночуешь! А топорик в мешке тяжело носить. Я его из Ржевского укрепрайона на себе ношу. Мзду за топорик платить надо!

— А не принесёшь, выдуешь сам сто грамм, валяться тебе с пулей в боку, считай, зря водку испортил!

Черняев с солдатами ожесточённо рубил мёрзлую землю. Торжествовал и старшина Сенин. Как ни как, он был наверху.

Когда совсем стемнело, я пошёл к Черняеву посмотреть на его работу. Мы сели с ним на целое необгоревшее бревно, которое принесли солдаты и поговорили как обычно. Черняев сказал два слова, я пару фраз, не зная, с чего начать.

Освещённый отблесками пожара, белый снег имел неестественный вид. Вспыхивал и угасал огонь. Снег во время вспышек менял свою окраску.

Пламя постепенно перекидывалось с одной избы на другую. Тушением пожара никто из солдат не занимался. Горит и горит!

У солдат свои дела! Странно было смотреть. Горят дома в деревне, а люди ходят спокойно. Проходят мимо, внимания не обращают! Нет никакой суеты, не слышно, как обычно: ни криков, ни суматохи, ни частых ударов в набат.

Помню, один небритый пожилой солдат со слезами на глазах высказал мне своё неудовольствие, — "Вот вы, товарищ лейтенант, обзываете нас бранными словами. А я хоть и солдат, но, между прочим, постарше вас годами и учитель".

— Ну и что из этого?

— Тебя за самовольное оставление позиций следует расстрелять!

— А Черняев по доброте своей всю вину взял на себя. Не сумел остановить вас, пристрелить паникера духа не хватило!

— Ты слышишь? — обратился я к своему ординарцу.

— Ему мои слова не нравятся!

— А слова не пули, дырок [в шкуре] не оставляют!

— Видишь, недоволен он чем. Безусый лейтенант на него ругается!

— Вы наверно думаете, что держать позиции и воевать должны лейтенанты, а вас, солдат, это не касается!

— Видишь, он недоволен чем!

— А теперь я хочу тебя спросить, почему ты во время обстрела не остался на месте?

— Ты видел, что появилась паника.

— Почему, сразу не пристрелил паникера?

— Может ты и есть один из них?

— Накануне нужно было окопы долбить, а вы уговорили Черняева остаться в избах.

— Может, это ты демагогию разводил?

— Я помню, как ухмылялись вы, когда солдаты Сенина рубили мёрзлую землю.

— Ты наверно будешь помалкивать, когда следователь будет выяснять, кто посеял панику. Ни один из вас не откроет рта.

— А то, что Черняева будут судить, это вас не касается. Это вам наплевать!

— Чего молчишь?

— Ты видно, образованный, а совести у тебя нет.

— Когда мне по телефону начальство даёт указания, оно через каждые два слова по делу, вставляет эти самые слова.

— А вы, видите ли, не привыкши к такому обращению!

— И в заключение я вас всех предупреждаю, покинете окоп хоть на минуту — пойдёте, под расстрел на месте!

— Я Черняеву дам указание, кому нужно по нужде, пусть в немецкую сторону, в снежное поле идёт и там сидит, прохлаждается. Харчи будете получать тоже с той стороны.

— Пулемётчикам я приказал, кто хоть шаг из окопа сделает в сторону тыла, стрелять всех без разбора. Из окопа назад вы пройдёте только через мой труп. Больные и раненые будут являться лично ко мне!

— Даю вам два дня на отрытиё окопов! Вы хоть землю зубами грызите, а окопы должны быть к сроку готовы!

— Ну что, Черняев! Убедился, где нужно держать в обороне своих солдат!

— Запомни и заруби себе на носу! В любой обстановке, встал на один день, копай окоп! Только окоп от смерти спасёт твоего солдата!

Через неделю мл. лейтенанта Черняева вызвали в дивизию. Он вернулся в роту молчаливым и угрюмым, получив условно пять лет.

Его судили за то, что он покинул свои позиции, остался жив и не имел во взводе потерь. Теперь пятая рота имела полное "соцветие".

Я конечно тоже был виноват, что не заставил Черняева зарыться в мёрзлую землю. Не спустил на него собак, как это я сделал с Сениным. Черняев не выполнил мой приказ. Об этом в дивизии ничего не знали. До этого в трибунале разговор не дошёл.

Березин показными судами решил на ротных и взводных нагнать побольше страха. Какой смысл судить командира полка. Во-первых, он всегда вывернется. А во-вторых, |у него кроме штыков воевать нечем| он с солдатами в атаку не ходит и в чистом виде является передаточной инстанцией.

Получил распоряжение или приказ сверху, передал через батальон в роту, ротный и должен его выполнять. Командир батальона в атаку с ротами тоже не пойдёт. |Комбат тоже не бегает с солдатами под пулями.| Есть чин пониже. Он и погоняет ротного издалека по телефону.

Березин приказ штаба армии выполнил. Он в штаб армии доложил, что на рассвете взял деревню Тинково[81]. Всё просто!| Снимать ротного с должности нет никакого смысла. Ротные офицеры живыми на дороге не валяются! |Дороги мостят их трупами.|

Немец больше не стрелял. Деревня ещё горела. Нужно отметить выдержку Ахрименко. Во время обстрела он на участке остался со своим расчётом один, несмотря на то, что пехота сбежала. О нём даже напечатали в боевом листке.

К 30 ноября солдатские окопы и отдельные ячейки были соединены общим ходом сообщения. Мы прошли серьёзные испытания огнём и научились долбить мёрзлую землю лопатами. Нельзя бесконечно испытывать судьбу, полагаясь только на совесть солдата. Нельзя попрекать человека за старые обиды и грехи |, держать его в страхе|. Запреты и строгости были отменены, старые проступки и обиды были забыты.

Жизнь офицера роты на войне, это последняя инстанция, куда сыпятся приказы и распоряжения. В руках батальона и полка солдат нет. Для них существует только "Ванька ротный". А у ротного, что ни солдат, то свой склад ума и характерец. Каждому солдату своё давай! У командира роты, — солдат вот где сидит, и я пальцем щёлкал по горлу!

Теперь я вспомнил, как перед наступлением на эту деревню, по распоряжению полка нас несколько раз перегоняли с места на место и каждый раз заставляли рыть новую траншею[82]. Тогда я возмущался, а зря! Видно мало раз мы проделали эту работу, раз Черняев по моему приказу отказался долбить мёрзлую землю. Получилась досадная осечка.

А солдата нужно приучить, ко всему на войне. Нагнулся к земле, припал на колени от пули, рой себе ячейку, где бы ты не стоял.

Глава 7. Переход в наступление

Декабрь 1941 годаСмена дивизий. Обмундировка в лесу. Переход вокруг Калинина. Деревня Поддубье. На рассвете 5-го декабря. Деревня Горохово. Пятая рота берёт с хода деревню Губино. На опушке леса. Совхоз Морозово. Мы отрезаны от своих. Переход через железную дорогу. Гибель разведчиков. Наступление на станцию Чуприяновка.

В ночь на 1 декабря сорок первого года в расположение роты прибежал батальонный связной. Я в это время ходил по траншее и проверял несение службы ночным нарядом. Связной нагнал меня в узком проходе траншеи и навалился на меня. Он поднялся на цыпочки, вытянул шею и, дыша мне в лицо, таинственно сообщил: