Знаменитые писатели Запада. 55 портретов - Юрий Безелянский

Уже после смерти Флобера Валерий Брюсов в 1896 году сформулировал три завета «Юному поэту» — помните: «юноша бледный со взором горящим…»:

Помни второй: никому не сочувствуй,Сам же себя полюби беспредельно.Третий храни: поклоняйся искусству,Только ему, безраздумно, бесцельно.

Флобер принес в жертву литературе время, покой, имущество… Писатели флоберовского типа всегда стремились освободиться от каких бы то ни было гражданских обязанностей: уклонялись от военной службы, сторонились общественной жизни, не принимали никаких должностей, а на пороге зрелости оказывались перед дилеммой: семейный очаг или безбрачие…

Краткая биография

Биографию можно излагать по-разному: сухо, академично, минуя все возможные подробности — только даты и факты; а можно и цветисто, эмоционально, с собственным мнением и субъективными оценками. Как это написал, к примеру, Петр Вайль в книге «Гений места» (1999), назвав Флобера «склонным к аскезе мономаном».

Но первая фраза должна быть у всех пишущих биографов одинакова: Гюстав Флобер родился 12 декабря 1821 года в Руане. Ну, а дальше — вариации. И что у Вайля?

«Сын и брат врачей, проведший детство при больнице, Флобер и писателем был каким-то медицински стопроцентным. Примечательно, что от карьеры юриста, навязанной семьей, ему удалось избавиться не путем убеждения — кто б ему поверил? — а убедительным для отца физиологическим способом. Что-то вроде эпилептического припадка свалило его в возрасте двадцати трех лет. Оправившись, Флобер возобновил занятия юриспруденцией, и припадок тут же повторился. Приходил в себя он долго: „Сегодня утром я брился правой рукой, — это письмо брату. — Но задницу подтираю все еще левой“, приступы случались еще и еще, и отец принял решение: сын бросил учебу и в итоге зажил тихой жизнью в Круассе на содержании семьи. Так исполнилось его намерение, четко осознанное еще в детстве, — десятилетний Флобер писал другу: „Я тебе говорил, что буду сочинять пьесы, так нет же, я буду писать романы…“

Так начался писательский период в жизни Гюстава Флобера, длившийся тридцать шесть лет, — до смерти, чисто писательский, сугубо писательский, исключительно писательский („Я — человек-перо“) — возможность никогда не отвлекаться ни на что другое (музыку и живопись он лишь полушутя называл „низшими искусствами“), не заботиться о публикациях и гонорарах, с прославленной медлительностью составлять и переставлять слова. Письма Флобера пестрят свидетельствами этого мазохистского наслаждения: две фразы за пять дней, пять страниц за две недели…»

Тут требуется остановка для личного негодования. И восклицания: если бы я так кропотливо складывал буквы и фразы, то я бы умер с голоду в первый же месяц. Но за Флобером была семья, рента, доходы поместья. Флобер не бился за гонорары и не вел изнурительные тяжбы с издательствами. Он занимался только искусством.

И еще один штрих из жизни Флобера: обильная еда. «У меня несварение от излишка буржуа. Три ужина и обед! И сорок восемь часов в Руане. Это тяжело, — признавался Флобер. — Я до сих пор отрыгиваю на улицы своего родного города и блюю на белые галстуки».

Флобера раздражало не только обжорство своих соотечественников, но и многое другое. «Я прошел пешком через весь город и встретил по дороге трех или четырех руанцев. От их пошлости, их сюртуков, их шляп, от того, что они говорили, у меня к горлу подступала тошнота…»

Флобера раздражал родной город и в мечтах он уносился в далекое прошлое — в эпоху Перикла, Нерона, Ронсара, куда-то в Китай, Индию, Судан, в прерии и пампасы. Однако в реальной жизни Флобер совершил лишь два продолжительных путешествия: одно — по Бретани, другое — на Восток. Побывал в Греции, Сирии, Палестине, на развалинах Карфагена. Восток произвел на него сильное впечатление. Сфинкс, стороживший египетские пирамиды, потряс писателя настолько, что ему стало дурно.

Флобер жил в основном в Круассе, а в Париже бывал наездами. «Я, как говорится, медведь, — писал в одном письме. — Живу монахом; иногда (даже в Париже) по неделям не выхожу из дому… Я посещаю ограниченный круг людей». В этот круг входили братья Эдмон и Жюль Гонкуры, Эмиль Золя, Альфонс Додэ, Иван Тургенев. С ними Флобер встречался на «обедах у Маньи», а затем на «обедах пяти». Дружеские чувства Флобер питал к Жорж Санд, Леконт де Лилю, Шарлю Бодлеру, Эрнесто Фейдо («ты — очаровательнейший из смертных») и к своему «ученику» Мопассану.

Запись из дневника Эдмона Гонкура: «Вторник 14 апреля 1874 года. — Обедал в кафе „Риш“ с Флобером, Тургеневым, Золя, Альфонсом Доде. Обед уважающих друг друга талантливых людей; в следующие зимы мы хотим устраивать такие обеды ежемесячно. Начинаем с обширных рассуждений о способностях к литературе людей, склонных к запорам и поносам, а потом переходим к механизму французского языка…»

7 января 1876 года: «Веселый прелестный обед у Доде вокруг миски с рыбной похлебкой, приправленной чесноком, и корсиканского жаркого из дроздов. Все чувствуют себя в тесном кругу симпатичных людей, среди уважающих друг друга талантов, и едят с большим аппетитом. Удовлетворение Флобера прорывается в резкости слов, от которых милая г-жа Доде вздрагивает и вся словно сжимается…»

Да, выезды в Париж были для Флобера иногда приятны, но туда он приезжал не часто. Своей многолетней «подруге» Луизе Коле Флобер писал: «Ты спрашиваешь, где я буду жить? Понятия не имею. Я на этот счет очень требователен. Все зависит от случая, от помещения. Но ниже улицы Риволи и выше бульвара я жить не буду. Я придаю большое значение солнцу, красоте улицы и ширине лестницы…»

Капризный? Привередливый? Жан-Поль Сартр в своей книге «Идиот в семье. Гюстав Флобер от 1821 до 1857» высказывается покруче. По его мнению, писатель-человек — это причудливое существо, состоящее из истерии, неврозов, извращений и отшельничества. Злой завистник, ненавидящий отца, мать, брата и все человечество, Флобер, как пишет Сартр, «претерпел свою тоталитарную интенцию дисквалифицировать то, что есть, во имя того, чего нет». Говоря иначе: происходящее в душе ему нравилось больше происходящего на улице. К людям же Флобер относился с таким скептицизмом, что еще в 9-летнем возрасте писал приятелю: «А еще тут есть одна дама, которая приходит к папе и всегда рассказывает нам какие-то глупости, я буду их записывать». Выходит, что мадам Бовари он видел в раннем детстве?..

В своей книге Сартр безжалостен к Флоберу. От «Идиота в семье» несет ужасом. Но за всеми психоаналитическими экзерсисами по поводу характера и поведения Флобера скрывается сам Сартр (разоблачая другого, он разоблачает самого себя) и его знаменитая формула «Ад — это другие». Кстати, одно из юношеских произведений Флобера называется «Мечты в аду» (1837).

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});