Возвращение - Анатолий Гончар

— Спасибо, утешили! А меня ведь теперь словно врага народа по всем землям ищут!

— А кого сейчас не ищут? Мы тут, почитай, все в розыске! Прячемся, словно басурманы какие. Зато народ за тебя шепчется, королем видеть желает. — "Не финты себе!" — подумал я, но обольщаться на сей счёт не стал, и потому сказал то, что на этот счёт думал.

— Шептаться он может и шепчется, только попадись я кому на улице, враз за золото обещанное и сдадут.

— Не сердись, Колюшка, слаб человек! Что поделаешь, тут уж не его вина. Вся страна на золоте помешалась! Мерятся, кто сколь скопидомствует. Голодом детей своих морят, а золото в туесок откладывают. Вроде как на чёрный день копят, а что копить — то, коль чёрный день уже какой год по стране из края в край ходит! Крестьян поборами, да работами на государя повывели. Некому стало землю как следует обрабатывать, вот земля родить и перестала. Еле-еле концы с концами сводят. Корешками болотными да желудками лесными питаются, хоть их — то пока вдоволь.

Про Августину и маленького сынка Дракулы, мы, чтобы не накликать беды, долго разговаривать не стали.

— Живы?

— Живы. В надёжном месте лучших дней дожидаются, — и весь разговор, а к чему забор городить? А вот про рыцаря Георга и его оруженосца всё как есть выслушали.

— Поговаривали, что Георг на поиски Перста Судьбоносного отправился, — отвечала Баба-Яга, широко шагая по лесной тропинке. — Не могла я ему весточку подать, никак не могла, Перст-то, почитай, уже по всему Росслану искали. И войском, и ватагами, и одиночки в ночи шастали, догляд проводили, вот и сидела я, даже Дракуле весточку послать не смея. Я уж, грешным — то делом на предсказателя нашего Веленя рассчитывала. Может, думаю, прозрит и словесами тихими да мудрыми отца и мужа горемычного успокоит. Не прозрил видно, да и сам, как безумный, за Ротшильдом увязался. Он ведь с ним рядом так и крутился: "Куда, говорит, ему без меня? Он же со своей честью, что дитя малое, чуть что не так — сгинет". А теперь видишь, что получилось? Ушли оба и пропали. Я тут на котах чёрных гаданье выводила… Да не лупься ты на меня так! Поди, сказок-то понаслушался, не на крови гаданье-то. Тут живые коты нужны, сытые да ласковые. Барсик-то мой тоже запропал, а ведь какой- какой смышлёный был, ты ведь и сам знаешь! — Чтобы успокоить Ягу, я утвердительно кивнул головой, а Барсика и впрямь было жалко. "Может, ещё найдётся"?! — вот я двух лесных котиков и привадила. Конечно, дикие-то они, не в пример ручным-домашним будут, тяжело от них гаданья-то добиться, зато оно верное получается. Так вот что искры-то котовые сказывали: жив Георг-то наш и Велень жив. Ниточка живая от них так и тянется. Только вот окудова — так я и не прознала. Котики-то мои дикие не всё, что мне хочется, поведали. В котах али не в котах дело, сказать не могу, то тайна вне моего разумения. А мож тому и магия какая злая мешала… — добавила она осторожно и замолчала, но, под моим вопросительным взглядом нервно посмотрев по сторонам, продолжила:

— Вот ведь, бестия, ничего-то от тебя не скроешь! Была я ныне у Георга в доме, — она снова нервно огляделась и, приблизившись ко мне, понизила свой голос до шёпота. В её сверкнувших глазах я увидел затаённый страх. — Письмо подмётное видела. Он как в спешке собирался, так его под скатёркой и оставил. В другом бы месте письмо и дня не пролежало, а скатёрка-то моя была. Заговорённая. Доброму человеку всегда видная, чистая да приятная, а злому так и не видима вовсе. В тереме-то всё перевёрнуто, знать искали его. Не нашли. Под скатеркою моей не разглядели, значит.

— Бабуль, не томи, что в письме-то том было? — взмолился я, не выдержав её предисловия.

— Что в письме, говоришь? Что в письме, то не столь важно. Важное то, кем письмо писано. — Яга вновь пристально огляделась вокруг и, на мгновение остановившись, начертила в воздухе охранительный знак. — Чародей то письмо писал, могучий чародей, я таких, почитай, в жизни — то и не встречала… — Яга задумалась. — Вот теперь и гадай, зачем ему наш Георг понадобился. Только не к добру он в наши края свой взгляд устремил, не к добру!

— А что сейчас к добру-то, Тихоновна, а? — подал голос до сей поры не вмешивавшийся в наш разговор Клементий. — Нынче и без чародеев заморских на Руси, ох, что это я? Оговорился. В Росслании одно зло чёрное, бесовское творится.

— А почём ты догадался, что чародей тот тёмный заморским будет? — спросила Яга, сделав какой-то едва заметный (но не укрывшийся от моего взора) пас рукой, легко перепрыгнула через валяющееся на дороге брёвнышко.

— Охо-хо, грехи наши тяжкие! — пролепетал отец Клементий, не в пример Яге с трудом переползая через эту огромную валежину, и не спеша отвечать на её вопрос, подал руку тяжело вздыхающему Иннокентию.

— Отвык ты, святой человек, от странствий, отвык! — немного повеселевшая Яга незаметно мне подмигнула. — А я тут от трудов невеликих гимнастикой заматься начала, всё как Колюшка сказывал, утром и вечером, и энтой, как её… йогой перед ужином. Как козочка горная запрыгала!

— А что ж ты мне о такой системе не сказывал? — с обидой в голосе поинтересовался отец Клементий. — Давай не томи душу, рассказывай, я внимать буду!

— Недосуг сейчас, батюшка, недосуг! — ответил я, в свою очередь сползая с древесного комля и едва сдерживаясь от душившего меня смеха. — Позже расскажу.

— Чего позже, я сейчас знать хочу! — отец Клементий остался непреклонен.

— Ты вот что, святой отец, сейчас с глупостями всякими к Колюшке не приставай! — пришла ко мне на помощь Баба-Яга. — Ты лучше отвечай: как-то тебе мысля про чародея заморского в голову пришла?

— Дак ить, значит, кто ж окромя чародея заморского нам пакости чинить посмеет? Своего-то, поди, ты б уже изыскала да какую — никакую управу на него придумала!

— Ишь, каков, а? — Яга кивнула в сторону священника. — Управу нашла, говоришь?! Мож быть и нашла… Да-а… — Яга покачала головой из стороны в сторону. — А чародей — то и впрямь заморский. Наших-то, как вам помнится, совсем почти извели, некому с ним силой тягаться. Пробовала я и на него управу сыскать, да не тут-то было. Нет его нигде и следов его даже нету. И гаданья пробовала, и кристаллы чёрные по земле бросала, всё одно нет. Будто и не было вовсе, а письмо то живой рукой писано. А вот почему он сам письмо писал, никак в толк не возьму. Это же какой след оставленный? Странно всё это.

— Так что ж получается, того мага и на земле нет, коль его и следов не сыщется?

— Это почему же? Есть он, как не быть, только… — Яга снова бросила на четыре стороны охранительный знак и перешла на едва слышимый шёпот, — круг него ещё большая магия витает, словно сполох чёрный со всех сторон окутывает, во времени и месте теряет. Будто есть он, и нет его одновременно. Странно, как есть странно. Оттого и страшно становится, что познать сущность его не получается. Непознаваемая она у него.

— Ну, это мы его ещё познаем! Придёт время — и голову на предмет прочности прощупаем! — отец Клементий помахал в воздухе своим пудовым посохом. Впереди спрятанная средь густых ёлок показалась приземистая избушка.

— И оторвём нафик! — вставил своё слово заметно оживившийся при виде близкого жилья отец Иннокентий. До того во время всего пути он помалкивал и лишь нервно поглядывал по сторонам.

"Оторвём, как же, как бы самим не поотрывали!" — довольно пессимистично подумал я, но выражать свои мысли вслух не решился. Мы подошли к избушке и вошли в приветливо распахнувшиеся двери.

— А что ж с Судьбоносным-то стало? — глядя на стоявший в уголке молчаливый кусок тёмной стали, я с трудом признал в нём моего болтливого лупоглазого Перста.

— Замолчал он. Как ты ушёл, так он и замолчал, будто умер. Глазик закрыл и умолкнул, — Баба-Яга вытерла уголком платочка набежавшую слезинку. — Я ж о нём, старая, как о человеке думаю. А ить какой озорник был! — Яга покачала головой. — Любо-дорого. Бывало, как скажет…

— Да уж скорее сказанёт, а не скажет, — не выдержав, перебил я её страдания. Моё внутренне чувство не разделяло бабулиной грусти. Что-то подсказывало, что Судьбоносный нам ещё и не таких баек порассказывает! Если уж он сотни лет в склепе пролежал — и никакого урона здоровью, то каких-то пять-шесть лет для него чепуха и подавно. Я решил взять быка за рога. — Эй, ты, лежебока, кончай из себя музейную редкость изображать! Хозяин пришёл, кони храпят, труба зовет, кровь льётся…

— Ну, Михалыч, ты даёшь! — вместо приветствия сказал Перст и, не мигая, вперился в меня своим глазом. — Орёшь, как баран нерезаный, а сам пропустил самое интересное!

— Погоди, ты неправ! Самое интересное только начинается, — ответил стоявший позади меня отец Клементий.

— Вот те крест? — мне показалось, что меч даже подался вперёд.

— Крестись — не крестись, но мы вновь призваны вершить судьбы мира.