Четвертая масть - Игорь Черемис

потому что до него можно было относительно быстро добраться с «Сокола». Сидеть взаперти ему очень не нравилось. На память Боб никогда не жаловался, «хлыща» узнал сразу, но вот светиться перед свидетелями не собирался — и сбежал при первых признаках возможного разоблачения.

Ну а потом он снова начал собирать свою гвардию на дело, но промахнулся. На этот раз Михаил его просто послал, а Лёха… Лёха прибежал ко мне и сдал своего кумира с потрохами.

* * *

Меня эти откровения не слишком озаботили. Единственная польза, которую я из них смог извлечь — это тот факт, что никаким безумцем Боб не был. Это был очень хладнокровный товарищ, способный на убийство; будь он медведем из тайги, было бы понятно, как с ним поступать — таких зверей, попробовавших человеческой крови, просто убивали. На людей эти правила пока что не распространялись, и поэтому Боб лежал в сарае всё ещё живой, но с кляпом, который я вернул на место, а мы с Валентином курили на крыльце дома.

— Тот человек… вы его знаете? — осторожно спросил я.

— Да.

— И что будете делать?

Он пожал плечом.

— Сейчас с Михал Сергеичем обмозгуем, а там видно будет.

Мне уже было видно, что названное имя его очень огорчило — и не мог понять причину этого.

— Валентин, я, наверное, снова покажусь вам излишне любопытным… но — кто этот человек? То, что он из кино, ещё не делает его опасным. Может, он тоже был лишь связным у кого-то? А того кого-то вы уже… того…

Валентин слабо улыбнулся.

— Да, Егор, ты излишне любопытен. Но я отвечу: нет, этот человек не был связным, ему это не по чину. Когда-то именно он, правда, под своим настоящим именем, его фамилия была другой, принимал на службу в Министерство государственной безопасности СССР недавнего выпускника юридического факультета Московского государственного университета. Меня. Тогда он возглавлял Второе главное управление МГБ.

Понятно, контрразведка. Ушлые ребята, им палец в рот не клади… хотя — кто ещё мог на меня выйти? Наверное, стоило уже перестать задавать вопросы и идти в дом, но что-то меня дернуло:

— А что будет… с ним? — я кивнул в сторону сарая.

Валентин внимательно посмотрел на меня.

— Он пропадет.

Я ожидал чего-то подобного и не удивился, но зачем-то продолжил допрос.

— Как пропадет?

— Без вести. Как в субботу пропали сто двадцать шесть сотрудников центрального аппарата КГБ СССР.

Я понял, что заигрался. Такие сведения выдают либо тем, кто тоже должен «пропасть без вести», либо… Я вспомнил, как в самый первый день своего попаданства размышлял о таких пропавших людях — и вспомнил один из своих выводов. «Некоторых не находят никогда».

— Мне тоже… надо будет пропасть? — через силу выдавил я.

Валентин усмехнулся.

— Если начнешь работать на наших врагов… Но в таких случаях даже очень близким людям пощады не бывает. А ты парень умный, и, думаю, этого не случится. Ладно, пошли в дом, уже все прокурились.

Глава 22

Трудности переводов

Пока мы шли до гостиной — а это буквально минута чистого времени, — я успел смириться с мыслью, что больше не увижу Боба. Он не был мне ни братом, ни сватом — просто совершенно чужой человек, которому зачем-то понадобилось портить жизнь моей невесте. Ну и мне тоже, раз уж я во всё это влез.

Наверное, это было неправильно и чудовищно — и любые правозащитники будущего дружно поддержали бы эту мысль. Да я и сам, хоть и не был правозащитником и вообще относился к их деятельности с большим скепсисом, всё же склонялся к тому, чтобы отдать Боба в руки правосудия. Да, советский суд во многих местах был кривым и косым, а советская процессуальная система имела очень серьезные лакуны, которые умелые люди могли использовать в своих целях, и в целом вся эта тряхомудия часто работала лишь благодаря живительному начальственному пинку. Но альтернативой этому был тот самый беспредел, которого я всем сердцем хотел избежать. Вот только для изменения нынешней ситуации мне нужно было хорошо знать право и иметь авторитет в юридических кругах — тогда и только тогда я мог бы всего лишь предложить какие-то коррективы, причем без особой надежды на то, что они будут приняты.

Но я не был юристом и даже не собирался им становиться. И не хотел ничего менять… кроме, разве что, той статьи УК РСФСР, которая касалась частнопредпринимательской деятельности и коммерческого посредничества — без неё мне было бы значительно безопаснее заниматься задуманным мною бизнесом по изготовлению декодеров для просмотра западных видеокассет. Да и предложение гаражного соседа Николая можно будет рассмотреть уже с практической точки зрения…

В общем, я хотел чего-то вроде перестройки, только без возможности воровать социалистическую собственность. Меня-то до этого воровства точно не допустят, а если сам влезу — грохнут, тут к бабке не ходи. А вот делать что-то своими собственными руками… хотя, правда, и там все эти запчасти и те же микросхемы были цельнотянуты с заводов в обход отделов сбыта. То же самое воровство, вид сбоку.

В любом случае, живой и здоровый Боб в моих планах не учитывался никак. Отсидевший и вернувшийся с зоны лет через десять — тоже. Отпущенный из психушки через два года — тем более. Через два года мы с Аллой как раз планировали подумать о ребенке, а этому упырю насрать на высокие материи — он может окончательно съехать с катушек и воткнуть свой нож как раз туда, где зарождается новая жизнь.

Так что ну этого Боба нахрен. Пусть его грешная жизнь завершится в этом комфортабельном сарае. Я не против. Главное — помнить, что Алле об этом знать не обязательно. Точнее, ей лучше вообще об этом не знать. Я тронул Валентина за плечо и мы остановились в коридоре.

— Что? — недоуменно спросил он.

— Алле ничего не говорите… — тихо ответил я.

— О чем? — он тоже понизил голос.

— Что он пропадет без вести.

— А, это. Я и не собирался. Сам не проговорись… хотя, у тебя с сохранением тайны и так всё хорошо. А одной больше, одной меньше… По себе знаю.

* * *

Михаил Сергеевич и Алла обсуждали немецкие переводы — словно в стране не происходило неизвестно что, а мы с Валентином и в самом деле просто вышли подымить на крыльце. Я услышал пару слов на языке Гитлера и Шиллера, но общий смысл их препирательств от меня ускользнул.

Вообще я