Искры гаснущих жил - Карина Демина

Лэрдис садится в кровати и, вытянув ноги, любуется ступнями. Они и вправду хороши — узкие, аккуратные. Она трогает большие пальцы, а мизинцы оттопыриваются.

Ложь красивых поз. И несбывшихся обещаний.

— Интересно стало, — сейчас Лэрдис говорит правду. — Ты забавным показался…

Забавным?

Запонку удается поймать, но Брокк понимает, что не справится с нею. И сжимает в кулаке. Встает на ноги.

— Такой молодой, а уже Мастер… — светлые волосы Лэрдис рассыпались по плечам, золото на белой коже. Она же давит зевок, и в этом видится новое оскорбление. — Опять же, ты всех сторонился… избегал… и держался так… загадочно.

Она улыбается и пожимает плечами.

— Рука твоя…

В перчатке, которую прикрывает расстегнутый манжет рубахи.

— Про ту историю ходили всякие слухи… мне было интересно посмотреть, как оно на самом деле. Необычное возбуждает.

Необычное?

Уродство.

— Честно говоря, — Лэрдис запрокидывает голову, обнажая горло. — Я надеялась, что ты… другой. Более… эмоциональный. Агрессивный. Яркий.

— Яркий?

Она кивнула и попросила:

— Подай рубашку, будь добр.

Брокк подчинился. Он всегда ей подчинялся. И в тот раз, когда она, коснувшись невзначай — холод перчатки, острое кружево рукава — остановилась. Всего на мгновенье, но это мгновенье показалось вечностью. Сердце успело остановиться и вновь застучало в ином, несвойственном прежде ритме.

Ее же губы дрогнули, сдерживая улыбку.

Тогда он не знал ее имени, лишь запах, лишь память о той мимолетной встрече. И страусовом пере, что поднималось над ее прической словно белый флаг.

Она дразнила, не позволяя себя забыть, то появляясь, то исчезая, заставляя томиться ожиданием. И Брокк потерялся в днях, считая их по редким встречам. Он жил от одной до другой, собирая ее минуты, взгляды и слова… он чувствовал себя посаженным на цепь приличий.

— Сложно объяснить, — она медленно натягивала чулок. Темный шелк и вышивка, широкая подвязка с серебряным узором, который не так давно Брокк изучал. — Но… мне двадцать семь…

…много?

Мало.

Но Лэрдис считает иначе.

— Замужем я с семнадцати, и поверь, мой супруг надоел мне не меньше, чем я ему. К счастью, мы оба достаточно разумны, чтобы не мешать друг другу жить.

Второй чулок. И пальцы, дразня, разглаживают складки, выравнивают швы.

А нижняя рубашка из тонкого полотна не скрывает очертаний совершенного ее тела.

— Конечно, мы стараемся избегать откровенных скандалов, но и только.

…она редко упоминала о муже. И Брокк позволял себе надеяться… на что?

На то, что он никогда не вернется? Или она, совершенство, решится покинуть опостылевшего супруга? Или же война незримою своей рукой вовек избавит их от проблемы? От подобных мыслей самому становилось тошно, но хуже была лишь необходимость делить свою женщину с кем-то, пусть бы и с ее мужем.

— Но все это настолько уныло, — она поправляет кружево и, надев корсет, поворачивается спиной. — Зашнуруй, будь добр.

Тонкая скользкая лента и крохотные отверстия. Брокк десятки раз продевал ленту в них, вывязывая узор атласной нити. И втайне гордился этим своим умением, а теперь вдруг испугался, что дрожь в руках помешает, выдаст испытываемое им волнение.

— Все интрижки похожи одна на другую… любовь… признания… цветы… встречи…

…на этой квартире?

В этой кровати? И тошнота подкатила к горлу.

— Как ни печально, но вы, мужчины, напрочь лишены фантазии, — Лэрдис выдохнула и уперлась в столик. — Туже, Брокк, иначе я в платье не влезу. Руда первозданная, если бы ты знал, чего стоит сохранить фигуру! Так вот, о чем я говорила? Ах да, мне скучно, Брокк… а нет ничего губительней скуки. И я решила, что ты…

— Развею скуку?

— Да, — она вдохнула и указала на чехол. — Подай. Видишь ли, ты был таким очаровательным юношей…

— Я ненамного моложе тебя.

— Фи, напоминать мне о возрасте, — Лэрдис щелкнула его по носу кончиком веера. — Брокк, где твои манеры?

Где-то в ином месте, не на этой квартирке, расположенной на первом этаже доходного дома. Отдельный вход, нелюбопытные соседи и хозяйка, способная удержать язык за зубами. Ей ведь не впервой. Почему-то сейчас об этом думалось с раздражением, небывалой злостью. И хотелось надавать пощечин себе самому. За глупость. Наивность. За нелепую эту любовь, на которую Брокк изначально не имел права.

— Но я говорю не о том возрасте, который годами измеряется. Ты, быть может, и взрослый, но потрясающе неопытный… и всех избегаешь. Со стороны такая бука, что просто прелесть!

Брокк помог ей надеть платье, и Лэрдис повернулась спиной.

Ряд крохотных пуговиц очередным испытанием для непослушных рук. Сбежать.

Ударить. Оставить отпечаток пальцев на этом холеном лице. Вцепиться в шею, в волосы ее… она редко позволяла к ним прикасаться, не терпела беспорядка на голове…

…и в жизни, выходит, тоже.

— Не знаю, на что именно я рассчитывала, — Лэрдис одернула рукава и расправила кружево манжет. — Поначалу, пожалуй, мне было интересно. Ты так очаровательно сопротивлялся…

…чужая жена.

Измена, которая сродни предательству. И как может Брокк подтолкнуть ее к подобному…

Посметь.

Решиться на нечто большее, чем пара фраз.

— Мы даже поспорили, как надолго тебя хватит.

— С кем?

— Какая разница? — она дернула плечиком и наклонилась к зеркалу, разглядывая свое отражение. На фарфоровой коже виднелся красный отпечаток, который и раздражал Лэрдис.

А разница… действительно, никакой.

Не было любви, была игра, а он, дурачок, решил, будто все всерьез.

— Но я выиграла, — она потерла шею и поморщилась, окинула туалетный столик взглядом, остановив выбор на высокой коробке с пудрой. Лэрдис сняла крышку и встряхнула пуховку. Пудра белой пыльцой припорошила поверхность столика.

…эта квартира давным-давно обжита, ею, дамой в лиловом. Тенью. Мечтой.

Опасное это дело — мечты.

Брокк сумел вдеть запонку в отверстия. И китель надевал спокойно, сам этому спокойствию удивляясь. Злость ушла. Обида тоже. Пусто стало… неинтересно.

Нет ничего, хуже скуки? Так она сказала?

Права, выходит.

— Скажи, — Лэрдис легонько касалась шеи пуховкой, и пудра скрывала следы. — Ты ведь думал над тем, чтобы сделать мне предложение?

Думал.

И выбрал кольцо. Белое золото, желтый алмаз квадратной огранки.

— Да, думал, — она научилась читать его, пусть бы Брокку и казалось, что мысли свои он скрывает. — Не переживай, почти все рано или поздно до этого доходят.