Кривое зеркало (СИ) - Ершова Алена

Ситников сидел с прямой спиной, на него словно стакан кипятка вылили. Внутри все жгло. Он не мог понять, правду ли сейчас говорит Вероника. И тогда на суде что было: ложь или исповедь? Сколько раз он задавал себе этот вопрос!

«Ладно, Мамонтов все равно просил присмотреть за малой».

— Пошли.

— Куда? – Вероника подняла заплаканное лицо.

Станислав сжал кулаки так, что коротко подстриженные ногти впились в ладонь. Жалость катализировалась в злость, а та, как известно, - плохой советчик.

— Проверять условия проживания несовершеннолетней. Или ты от меня чего-то другого ждала?

Вероника затрясла головой и подскочила, одергивая платье.

— Спасибо, я отплачу, чем попросишь, отплачу.

Участковый поморщился. Весь этот лепет о расплате вызывал лишь чувство досады. Единственное, чего бы он хотел, так это чтобы Вероника опомнилась и перестала гробить свою жизнь. Но, увы, люди просто так не меняются. Это длительный, тяжелый, а в ее случае еще и болезненный процесс, который без железной воли и помощи психолога не провернуть.

В доме у Шапошниковых царил полнейший бедлам. Телевизор орал на полную громкость. Глава семейства расположился на потертом диване с полторашкой пива, а Мария Филипповна нависла над икающей от рыданий Яной.

— Ты заткнешься или нет, змеища приблудная! – Женщина занесла руку, но приземлилась оплеуха на подлетевшую Веронику. Все произошло в десятые доли секунды. Миг - и Вероника вжимается в хлюпающую девочку.

— Стоять! – рявкнул Станислав, останавливая второй замах.

— Ника, возьми ребенка, переодень ее в чистое и успокой, – почти нежно попросил он, выдернув телевизор из розетки.

— А вы, двое, паспорта на стол! И сели так, чтобы я вас видел.

— Какого…— взвился Роман Шапошников, но Станислав, пребывая в ледяной ярости, бросил:

— Любое лишнее слово и ты сядешь.

Родители Вероники послушно выудили свои замызганные паспорта и вжались в диванчик, а Станислав достал телефон и набрал дежурную часть.

— Лейтенант Ситников. Нужен наряд. Улица Центральная, семнадцать. Неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего. Да, я тут. Приехал по заявлению. В ОПДН сообщить? Понял.

Второй звонок в отдел по работе с несовершеннолетними полностью повторил информацию первого, разве что фамилию ребенка назвал.

Отзвонившись коллегам, Станислав занялся бумагами. Первым делом следовало превратить данные, полученные от адвоката, и двадцатиминутную женскую истерику в заявление.

— Девочка заснула, — Вероника вышла из спальни и села напротив. — Она у меня спрашивала, где мама с папой, а я сказала, ушли с драконом сражаться и скоро вернутся. Ну, не дура ли?.. Стас, — позвала она участкового. – А что случилось с ее опекуном?

— Не знаю, — буркнул Ситников, не желая вдаваться в подробности. — Как ты дома-то оказалась? В полях же должна быть?

— Вещи приехала постирать…И это, — Вероника замялась, — спасибо тебе, и прости меня, наверное…

Станислав поднял голову от заявления и вздохнул. Говорить что-либо здесь, при ее родителях, не было ни малейшего желания.

— Прочитай и подпиши, — наконец выдавил он.

Вероника пробежала глазами по документам и молча их подписала.

— Теперь вы, Роман Никифорович, — Станислав протянул заполненный протокол опроса свидетеля.

Шапошников сощурился и выдал тираду цензурными, в которой были лишь союзы.

- Вы меня, видимо, неправильно поняли, Роман Никифорович! – Ситников осклабился. - Или вы на каждом листе пишите волшебную фразу: «С моих слов записано верно, мною прочитано» и ставите подпись или сегодня же ребята из наряда находят на вашем заднем дворе цветной металл. Что на этот раз, кстати?

Шапошников выхватил ручку и, не читая, подмахнул свои, якобы, показания. Участковый хмыкнул и убрал документы в папку.

«Интересно, как будет материться эта сволочь, когда узнает о том, что рапорт с ходатайством о возбуждении дела уже направлен? Сколько там эпизодов собралось – шестнадцать, кажется. На уголовку должны натянуть».

- Теперь перейдем к вам, Мария Филипповна. Ну что, расскажете, как вы дошли до жизни такой или ребят попросить задержание оформить?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

- Зачем тебе это, Стасик? – елейно протянула она. – Зачем в чужое белье полез? Какое тебе дело до нашего горя?

Станислав покачал головой.

- Пишите, Мария Филипповна, и не задавайте вопросов, ответы на которые не сможете головой своей переварить.

Первой, что удивительно, прибыла дежурный инспектор районного ОПДН. Мелкая, метр шестьдесят от силы, русокосая девчонка в кожаной куртке, джинсах и высоких ботинках на толстой подошве.

— Недобрый вечер. Что тут у нас?

Ситников изложил официальную версию событий: неисполнение опекунских обязанностей, грубое обращение с ребенком, побои. Инспектор цепким взглядом осмотрела комнату, заглянула к спящей Яне, стребовала с горе-опекунов документы, засняла на камеру телефона дом.

— Лейтенант, выйдем покурить? – бросила она Ситникову, стоило наряду ввалиться в дом. Стас молча кивнул.

— Есть что добавить без лишних ушей? – поинтересовалась инспектор, глядя на звездное небо.

— Есть, но я сам до конца не понимаю, что произошло. В понедельник должен быть суд по удочерению девчонки. Подал заявление опекун, который нашел ее, и растил с рождения. Вчера ночью вот эти двое привезли ребенка. Их договор ты видела. У опекуна, что самое веселое, такой же. Заявительница по сегодняшнему вызову - мать девочки, лишенная родительских прав, она с полевых работ приехала и увидела, в каком состоянии ребенок.

— Н-да, весело тут у вас. Смотрю, чем глубже в район, тем чудней истории. Номер дела и время заседания дашь или самой пробить? Смотаюсь, пожалуй, в процесс.

— Диктуй телефон, скину. С малой что?

— Меня Ульяной зовут, можно без всяких отчеств. Записывай номер, - инспектор назвала свой номер. - А на счет мелкой не переживай, определю ее в социальный центр для несовершеннолетних, а после заседания решим. За тем, собственно, и еду. Разобраться надо, чего это городская администрация опекой разбрасывается, как супермаркет скидками. Заодно в материалы дела гляну, кто из местных слепых безногих ящериц бытовые условия проверял. Знаешь, я как-то целое семейство беспризорников отыскала. Три брата жили в подвале пятиэтажки, так у ребят там в разы чище было, чем в этом клоповнике.

Инспектор увезла спящую Яну с собой. Станислав собрал документы и отпустил дежурную группу. Глянул на Веронику и, мысленно себя ругая, на чем свет стоит, предложил:

— Нечего тебе тут оставаться. Поехали.

Дом свой Стас продал, но новые хозяева любезно разрешили пожить ему до отъезда в летней кухне.

— Располагайся на диване, а я за раскладушкой схожу, — бросил он Веронике и вышел в ночную прохладу. День был чудовищно тяжелым, хотелось помыться и рухнуть спать. Однако по возвращении его ждал очередной сюрприз. Вероника и ее странные представления о благодарности.

—Какого черта ты творишь?! Оденься немедленно! – прорычал Стас, пытаясь не пялиться на женскую грудь.

Вероника на мгновение опешила, но потом тьма затопила глаза.

— Нет, — упрямо произнесла она. – Я же вижу, что нравлюсь тебе. Смысл отказываться?

Станислав сглотнул и поднял, наконец, взгляд к ее глазам. В два шага преодолел расстояние, разделявшее их. И накинул на голые женские плечи покрывало.

— Я не буду считать и говорить, сколько раз я не отказался от тебя, Вероника, — процедил он сквозь зубы. – Я и сейчас не отказываюсь, но твоему предложению говорю «нет». Никакого секса из-за чувства вины или благодарности. Никакой любви напрокат. Никаких признаний после бутылки вина. Я вообще ни разу не психолог, Ника, но этот навоз в твоей душе надо разгрести. Поехали со мной, и мы сделаем это вместе. – Стас провел костяшками пальцев по ее щеке, растирая горячую слезу. – Я защищу тебя от всего мира. Просто захоти это.

Вероника отрицательно покачала головой. Как бы ей проще жилось на свете, согласись сейчас Стас заняться любовью. Она бы вновь почувствовала себя нужной. На обманчиво короткий миг, но все же. О каком «вместе» может идти речь, если он не хочет ее как женщину. Точнее, не так: хочет, но отказывается. И при этом зовет с собой. А еще говорят, что женщины не логичны!