Обворожить графа - Николь Берд

Маркус поцеловал волосы на ее макушке и почувствовал удовлетворение только оттого, что обнимает ее, ощущает ее теплое здоровое тело. Она была с ним, она принадлежала ему… жизнь была прекрасна.

Она прижалась щекой к его груди, и они простояли так несколько длинных мгновений. Затем она вздохнула, и он взглянул на нее:

– Что произошло?

– Ничего, – поспешила заверить его она. – Все хорошо – вы здесь.

Он почувствовал себя счастливым.

– Расскажите мне о поездке; должно быть, было очень трудно – наводнение, и случай с каретой, и все остальное.

Он сел в широкое кресло у камина и, притянув к себе, посадил ее на колени. Он рассказал, как он помогал, когда произошло несчастье с каретой.

– Как печально, – серьезно сказала Лорен. – Бедный маленький мальчик. Как вы думаете, он поправится?

– Должен, если будет хороший уход, а я уверен, его мать позаботится о нем, – сказал он, еще крепче обнимая ее.

Несколько минут он просто сидел, давая ощущению ее близости перейти в желание и удовлетворение. Она была здесь, с ним, она никуда не исчезла во время его отсутствия. Она дождалась его. Она встретила его с распростертыми объятиями.

Незаметно для него нежная теплота ее тела постепенно ослабила узел страха, сжимавшегося внутри его.

Она обняла Маркуса и стала гладить его темные волосы, расчесывая их пальцами.

В ее глазах он увидел что-то, недоступное его пониманию, но ее близость все сильнее возбуждала его. Он поднес к губам ее руку, с нежностью поцеловал, затем, повернув ладонью вверх, перецеловал все ее пальчики и чувствовал, как дрожь пробегает по ее телу. Ее реакция на его поцелуи, прикосновения доставляла ему глубокое удовлетворение.

– Мне так недоставало вас, – взволнованно сказала она и прижалась к нему, целуя его ухо и слегка прикусывая мочку.

Он чувствовал, как разгорается его страсть.

– А я… я даже не могу выразить, как скучал. – Его голос приобрел хрипловатый оттенок. Он повернул голову и стал целовать ее губы, сначала нежно, а затем, когда она охотно отвечала на его поцелуи, с большей страстью, давая волю своим желаниям.

Ее губы, теплые, мягкие и сочные, раскрывались, принимая его. Его язык проскользнул в глубину ее рта, и он подумал, что это погружение – слабое отражение другой теплой чувственной глубины, в которую он еще погрузится.

При этой мысли он обхватил обеими руками ее стройное тело, легко поднял ее и опустил на постель, а потом лег на нее, поддерживая себя на руках, чтобы не слишком давить на нее тяжестью своего тела.

Лорен чувствовала его, ощущала его особый мужской запах, прикосновение его щеки и шершавость мужской кожи. Он был истинным мужчиной и оставался им во всем. Когда он целовал ее, она старалась прижать его к себе, жадно впитывала его поцелуи, хотела слиться с ним, ощутить его силу, твердость его торса и сильные мускулы его рук и ног, а он притягивал ее к себе еще сильнее, как будто два их тела могли слиться в одно.

Он повернулся на бок, потянув ее за собой. Она скользнула в его объятия, прильнула к нему, целуя его с такой страстью, что они оба чуть не задохнулись. Они на минуту отстранились друг от друга только чтобы раздеться, она помогла ему развязать шейный платок, и он сбросил рубашку.

Затем настала очередь мелких пуговок на спине ее платья. Маркус в нетерпении дергал их, и она слышала, как рвутся нитки, но не думала об этом. Они ничего не говорили, да слова не были и нужны, одно желание владело ею, торопило его. Она сбросила юбку и взялась за лиф, затем повернулась к нему спиной, чтобы он поскорее расшнуровал ее корсет, но была снята еще не вся одежда.

О, быть бы первобытной женщиной, подумала она, чтобы вместо всей этой цивилизованной одежды на ней была бы только звериная шкура. Но она все же избавилась от сорочки и панталон, и сильные руки Маркуса стали ласкать ее бедра, а губы – ее груди, обжигая кожу, словно выжигая клеймо.

Он взял в губы ее мгновенно отвердевший сосок, и она, поддерживая его голову, гладила темные волосы. Другая грудь тоже требовала такой восхитительной ласки, и Лорен подтолкнула его в эту сторону. Затем он коснулся губами ее живота и стал покрывать его поцелуями, а она стонала и беспокойно металась по льняным простыням. Приятно было бы лежать на них, не шевелясь, но от него исходили потоки страсти, вливались в ее тело, и она не могла спокойно лежать.

Маркус, как и всегда, знал, что в самой глубине ее тела таится жажда удовлетворения, жажда его ласк. Он положил руку на ее интимное, уже влажное место, и она выгнулась, готовая принять его. Он дотронулся пальцами до тайных, особо чувственных мест, и у нее перехватило дыхание. Ощущение было острым и приятным до боли.

– Я хочу вас, Маркус, – шептала она. – Сейчас же, мой дорогой сейчас же!

И он, приподняв ее бедра, лег на нее и вошел в нее с такой силой, что она чуть не задохнулась от наслаждения.

– Да, – произнесла она, подхватывая ритм его движений, старый как мир, ритм, который; как танец, исполняли мужчины и женщины еще на заре человечества. Наслаждение было таким же острым, как в первый раз, и, как всегда, казалось, ничего лучшего на свете не бывает. Он проникал в нее все глубже и глубже, а она хотела, чтобы он продолжал это все дольше и дольше. Они сохраняли ритм, и наслаждение было пронзительно всепоглощающим, исчезали все мысли и эмоции, оставляя лишь радость, соединяя их тела и души в единое целое.

Когда он достиг пика, содрогнувшись всем своим телом, она плавно вознеслась в высоту, где было просторно, где радость словно цвела и рассыпалась яркими звездами, и, к своему удивлению, не испытала вместе с ним восторга завершения, не упала от приятного изнеможения в его объятия. Она посмотрела на Маркуса с недоумением затуманенными от страсти глазами.

– Не будем останавливаться, дорогая, – шептал он, – будем продолжать, любовь моя, продолжать. – Он поцеловал ее горячим поцелуем и, выйдя из нее, стал ласкать лоно пальцами, сохраняя ритм ее движений, и она по-прежнему испытывала все возраставшее наслаждение, выгибаясь под ним, не веря своим ощущениям, от которых, словно от прикосновений льда и пламени, горела кожа. Нежность и все, что он делал с ней, наполняли ее радостью, она чувствовала себя так, будто родилась заново.

Лорен не сознавала, как долго она плыла, взлетала, уносилась куда-то, но желание не оставляло ее, и он снова приник к ней, возбужденный и страстный, снова готовый заполнить ее. Они вместе то поднимались, то опускались и слились в невыразимо прекрасном немом экстазе.

На этот раз они одновременно вознеслись на вершину наслаждения, и это было похоже на золотой луч, пронзивший их светом полного удовлетворения. Лорен закрыла глаза и лежала в его надежных объятиях, чувствуя, что у нее уже не оставалось сил дышать, но разве это имело значение, если она лежала рядом с мужчиной, которого любила, чувствовала на щеке его теплое дыхание, биение его сердца под рукой и вспоминала, как они вместе возносились до небес.