Эдди Рознер: шмаляем джаз, холера ясна! - Дмитрий Георгиевич Драгилев

сцене».

Всегда подтянутый и бодрый Рознер, с его голливудской улыбкой и незаменимым «Справочником врача», казался человеком, которого не берут никакие хвори. На самом деле «царя» мучила гипертония. Если во время концерта подскакивало давление – помогал горячий компресс на затылок, наскоро приготовленный костюмершей Елизаветой Ивановной Поповой.

«Чудная, чудная девочка!» «Царь» сам выводил своих артисток на поклон.

В такие минуты в памяти возникали «этапы большого пути»: Берлин 33-го года, Варшава 39-го, послевоенные Хабаровск, Комсомольск, Магадан… Михаил Пляцковский принес стихи, на которые Эдди написал новую песню. Получилась красивая лирическая баллада в духе бродвейских стандартов с неожиданными для такой музыки словами:

В Заполярье кружатся бураны

По двенадцать месяцев в году.

И ты там ходишь по серебряному льду,

А я всё время только тёплых писем жду.

По стечению обстоятельств песня исполнялась всего однажды – в Мурманске. Но Эдди вспомнил ее в антракте другого концерта. Он едва успел переодеться и собирался сменить обувь, как в гримуборную постучались.

– Пожалюйста, – произнес «царь».

Вошла молодая женщина.

– Oh, Gott, wie ist das möglich! – сказал Рознер от неожиданности, выронив туфли из рук. И повторил фразу по-русски: «О, Боже! Как возможно!»

Неожиданной гостьей оказалась Александра Лобко, та самая девушка Саша из Хабаровска, которая помогала Эдди на зоне.

– Всё! Концерт отменяется! У меня дорогая гостья с Дальнего Востока!

В Кирове приводили в чувства подвыпившего Гарри Гриневича. Камилла Кудрявцева делала ему массаж, Елизавета Попова отпаивала чаем – до концерта оставалось всего несколько часов.

В Ташкенте пришлось вызволять Терлецкого, попавшего в отделение милиции. Участковый забрал Владимира, когда в его номере находились танцовщицы ансамбля «Бахор»: пианисту «шили аморалку».

В Одессе в неприятную историю вляпались котрабасист Смирнов и пианист Давид Голощекин.

Случалось всерьез выяснять отношения с инспектором оркестра. Уже не в назидание новичкам, а по делу. Как-то раз инспектора застали на «женской половине» во время весьма неожиданного занятия – игры не то в фанты, не то в прятки. Странная ситуация, для инспектора в особенности. Числится бас-саксофонистом в оркестре, а сам, парторг, пристально наблюдает за музыкантами[45]. Наверняка докладывает обо всем наверх. А тут еще Нина Бродская в очередной раз решила подурачиться, корчила инспектору рожицы, после чего тот, не на шутку рассердившись, сказал ей: «Будешь у меня сраной метлой говно убирать!»

– Холера ясна! С каких это пор мой инспектор будет хозяйнычат в мой оркестра? – возмутился «царь». Подействовало. Впредь, едва завидев Нину, инспектор улыбался и повторял неизменно: «Чудная, чудная девочка!»

Разборки – дело важное, но в перерывах между концертами гораздо приятнее с ветерком проехаться по вечерним улицам какого-нибудь южного города, например Одессы, послушать анекдоты от Козака, проводить Нину на самолет и долго стоять с тромбонистом Володей Богдановым – ее женихом – перед зданием аэровокзала, дожидаясь того момента, когда стальная птица оторвется от земли.

Можно в очередной раз заглянуть «на огонек» к Луи Марковичу. В оркестре все в восторге от его дрезденских belegte Brötchen по фамильному рецепту – бутерброды с мелко нарезанным сыром, колбасой, селедкой и зеленью. Понаблюдать, как Таня Конькова поет блатные песни в купе поезда, а Вида Вайткуте читает роман «Мастер и Маргарита».

Никогда не грех похвалить Бориса Матвеева, отметив хорошую физическую форму и хороший вкус барабанщика. Борис всегда подтянут и щеголяет в рубашках собственного фасона – сшитых по заказу в ателье, а в концертах хорошо поет – в манере американских крунеров.

Одного молодого певца, за которого хлопотала Кудрявцева, «царь» в оркестр не принял по причине тучной комплекции: «Возьму только в том случае, если будет петь дуэтом с Гаркави». Впрочем, Гаркави, несмотря на свои внушительные размеры, почти порхает по сцене. Откуда только берет эту невесомость? То ли дело акробаты Злотниковы или танцоры – кокетливая Кира Гузикова в вихре кубинского танца, Зернов-младший, лихо отплясывающий гопак.

В Свердловске Рознер пригласил на концерт мать и сестру скульптора Эрнста Неизвестного. В антракте зашел разговор об «абстракционизме».

«Ссылайтесь на Фернанделя, – посоветовал Рознер. – Я его встречал в Париже. Знаете, как этот актер возражал критикам Пикассо? Пабло»

Глава XIII

Самый главный аргумент – труба

Гастроли в Горьком. 1967

Ветер с Балтики

Время шло. Владимир Терлецкий заметил, что аранжировщики все чаще «используют всякого рода ритмико-механические и шумовые приемы, обращаются к электронным инструментам, скрывая… выразительные возможности собственно мелодического начала». Мелодический простор и романтический порыв лирических баллад, танцевальность классического свинга стали считаться чуть ли не главными его прегрешениями. Талантливая молодежь – вчерашние стиляги – теперь стеснялась былой любви к «развлекателям». Особенно остро на новую ситуацию отреагировал Александр Цфасман: «Некоторые критики, привыкнув к тому, что коммерческое – это плохо, а “прогрессивное” – хорошо, не разобравшись в сути дела… ошельмовав «коммерческий” джаз, подлинно демократический, превознесли “прогрессивный” – фактически джаз для снобов». А ведь «коммерческий джаз», продолжал Цфасман, «прекрасная музыка, великолепно инструментованная и безукоризненно исполненная, является настоящим искусством».

Быть «сброшенным с палубы» или просто отстать от джазового парохода современности перфекционисту Рознеру хотелось меньше всего.

Эдди уже давно присматривался к балтийским музыкантам. Они наступали на пятки, а в чем-то даже опережали, лидировали. Причем эти их успехи касались и свинга, и симфоджазовой музыки.

Таллин – порт, Ленинград – порт. Любой портовый город на Балтике – город особый. И вообще Эстония – чем не Запад! Со своими русскими, коренными, заметьте. Здесь работал один из самых талантливых кларнетистов той поры Александр Рябов, а филармонический (!) джаз-оркестр под управлением музыкального эксцентрика Владимира Сапожнина сразу после войны был способен исполнять сложные произведения из репертуара Бенни Гудмена (Benny rides again). В Таллине – первый в Союзе джазовый фестиваль, клубные биг-бэнды, искушенные в джазовом деле сочинители.

От Таллина не отставали ни Рига, ни Ленинград. В Латвии и за ее пределами получает огромную популярность свой филармонический биг-бэнд, его дирижеры и солисты – Рингольд Оре, Александр Кублинский, Эгил Шварц, Гунар Кушкис, Виталий Долгов, Александр Пищиков, Раймонд Паулс… Посетители «Лидо» слышали здесь в ту пору Лотара Лямпеля. В Ригу подался и Гарри Гольди. Плоды первого и заслуженного успеха пожинали в латвийской столице молодые эстонские артисты – Бруно Оя и Айно Балыня.

О Ленинграде разговор особый. В конце 50-х гг. там появился оркестр, который, выступая исключительно на танцевальных вечерах в различных клубах и ДК, мог