Цесаревич Константин - Лев Жданов

— Ну, скажи, я выйду к ним…

Через полчаса Константин, уже вполне готовый к выезду, вошел в небольшую приемную перед кабинетом, где Курута о чем-то оживленно беседовал с молодым Колзаковым, сыном старого боевого моряка, адмирала, бывшего в тесной дружбе с Константином. Поэтому и сын пользовался исключительным расположением Константина и несмотря на молодость, быстро повышался в чинах.

— Что, не ждали, думали, просплю? — обратился прямо к ним цесаревич. — Вижу, вижу ваши хитрые физиономии… Правда, я немного задержался. Но только за туалетом. Поезжайте, я сейчас буду. Сам всех приму… Не доставлю тебе удовольствия, старая греческая крыса, изображать мою особу, как бы ты того хотел, честолюбец!..

— Ma, скази пазалуста!.. Какая особа. Теперь я бы дома лучей представил васи высоцество, хе-хе-хе! — дробным смешком раскатился Курута и его глаза, еще полные жизни, словно маслом подернулись.

— Но-но-но! — погрозил ему почти серьезно Константин.

Грек-наперсник сейчас же изменил выражение лица на елейное и заметил:

— Зацем плохо думать?! Берегла лиса курятник… читал басенку старинную? Едем, едем, без дальних разговоров…

Курута и флигель-адъютант отправились вперед, а Константин снова покатил в Брюллевский дворец в том же кабриолете, что и вчера. Только теперь второе место занимал грум, которому он бросил вожжи у подъезда дворца, куда они подкатили чуть позже восьми часов утра, то есть почти в обычное время.

Хотя было сравнительно рано, но приемная комната и рядом большой зал уже наполнились народом, все преимущественно военными разных чинов и рангов, различного рода оружия и полков, начиная от начальников частей, до группы новобранцев, которых каждое утро смотрел сам цесаревич в их новой амуниции.

В приемной комнате Константин принял полковые рапорты, проглядел поданные ему наряды в карауле, доношения всякого рода от дежурных и ординарцев от гвардейских пеших полков.

Покончив с этой ежедневной работой, Константин кивком отпустил оставшихся и уже хотел перейти в соседний большой зал, когда ординарец доложил:

— Ясновельможный князь наместник!

Дверь широко распахнулась и Зайончека внесли на его неизменном стуле.

— Ясновельможный князь! — идя быстро навстречу с протянутыми руками, приветливо заговорил Константин. — Рад видеть! Чему обязан…

— День добрый, ваше высочество… Сейчас… Поставили? Ну, идите!..

Два гайдука, пятясь, вышли из покоя. Гость и хозяин остались вдвоем.

— Прежде всего, конечно, я хочу поздравить ваше высочество с таким счастливым событием, которое случилось вчера в стенах нашей Варшавы! Теперь, мосце ксенже, я умру спокойно! — тепло проговорил седой ветеран и даже слезинка капнула на его седые, молодецкие усы, а сам он снова протянул руку цесаревичу, которую тот крепко, сердечно стал потрясать, так что старик заколыхался на своем сиденьи.

— Благодарю от души. Но я и сам думал с княгиней моей быть у вашей мосци, яснейший князь, и у княгини Зайончек… Тем более почтен и рад… Я передам моей княгине. Она будет тронута и польщена… Вы знаете, как Жанета уважает и любит вас, вашу семью…

— О, да! И я горжусь, что в моей семье княгиня чувствовала себя всегда, как родная, даже когда мы и не мечтали о счастье, готовом выпасть на долю ей, о чести, которую пошлет Бог всей Польше в лице одной из лучшиж дочерей ее.

— Рад, рад! — повторил Константин, не находя, чем ответить на такой поток цветистых приветствий и похвал

— А кроме удовольствия слышать ваши теплые речи; чем могу служить вам, пане наместник? Нет ли каких дел спешных? Говорите. Я к вашим услугам. Нынче идет курьер к брату, с повещением о моем браке и прочее… Может быть, есть что по управлению, что бы вам хотелось?.. Приказывайте.

— Да нет. Вы, яснейший князь, сами все знаете… Дело с обведением Варшавы стеною и рвами для прекращения подвоза контрабанды из провинции… Это, кажется?..

— Решено, как вы желали, яснейший князь. Теперь сбор пошлин усилится и толковать нечего. К работам можно будет приступить немедленно. Приказ получен. Старые валы и рвы можно почистить, подсыпать, стены поправить… Словом, денег будет довольно на расходы, помимо тех, которые шлет нам его величество, наш император и круль!

— Да хранит его Господь на многие лета… Значит, не вызвало опасения соображение наших "приятелей", что рвы и валы копаются для будущей защиты города от наших же друзей, ваших соотечественников?

— Какой вздор! Конечно, нет. А второе, и так сказал государь: "От наших пушек и штыков до сих пор никакие стены и рвы не спасали. Не спасут и эти, если, не дай Бог, что случится!.." Ловко? а?!

— Прекрасно… "Не спасут!" Вот уж правда!.. Ха-ха-ха!..

И оба дружно рассмеялись, хлопая друг друга от удовольствия по колену.

— А как насчет набора? Несколько лет Бог миловал… У вас в России совсем не брали солдат… Народ отдыхал после стольких войн. А у нас тоже мало тревожили хлопов. Как в этом году, не слышно ли, ваше высочество?

— Пока ничего не знаю, вельможный пане наместник. Вот что скажет предстоящий конгресс… Император Франц зовет брата в Троппау. Сами знаете, пане наместник, в Европе неспокойно. Эти масоны, монтаньяришки, всякие прохвосты, наполеоновская банда снова зашевелились. В Испании волнуются люди. В Неаполе того и жди бунт начнется против законных властей… В Италии, вон, укокошили герцога Беррийского. А за что, спросите их? Как будто другого на его место не найдется! Уж не им же власть отдадут все государи Европы! Шалишь… Да, авось, как откроется сейм месяца через три, все и повеселеют, как полагаете, пане наместник?

— Сейм? Гм… Гм… Да, это хорошо. Надо дать выговориться людям. Кстати, можно будет узнать, кто чего желает. На сейме, конечно, все свободно говорят. Потом и разобраться легче: где враги?.. Но… гм… хм… должен сказать по чести. Врагов много у нас… и у меня, ваше высочество… и у вас… и… у самого нашего вельможного круля и императора, да сохранит его Святая Матерь на многие годы.

— Аминь. Да это пустое! Бог не выдаст, свинья не съест, знаете нашу пословицу русскую, яснейший князь? Пусть попробуют, лайдаки! Я им так спины и все прочее вспишу со своими драгунами и стрелками, что они будут долго почесываться. Долго не смогут и присесть, гицели [10] этакие… Знаю я, чего им захотелось: меня долой, вас долой. Не той вы кости, не магнатского роду! Тем больше чести, что ум и храбрость вам и чины дали, и титул, и славу… Эти Чарторыские, Замойские, Яблоновские и присные их! Знаю я всех…

— Вот, вот… Эти самые…

— Чего уж тут? Они и не скрывают своих требований и планов. Новосильцев раньше был за них. А теперь и он их раскусил. Сестра Екатерина Павловна тоже с нами. Карамзин, умный, ученая голова, — такую записку через нее брату представил, что тому пришлось подумать… Я чуть не со слезами тоже молил. Подумать только: что это будет, если теперь к Царству Польскому наши старинные западные земли придать?! И так сладу нет с вашим народом. Глупый он. Пять-шесть задир командуют, а все другие, как бараны, прыгают за ними в яму! Просто в яму!.. Дурни… не правда ли, пане наместник? Ну, да еще поглядим… До сейма недалеко… А… вы меры какие-нибудь все-таки приняли?

— Да, стараюсь, — немного неуверенным тоном отозвался Зайончек, совсем не того ожидавший от собеседника. — Имею сведения… Держу всех на виду…

— Ну, значит, хорошо. А придет пора действовать, я вам помогу! Такую им покажу конституцию, этим смутьянам! Они меня не забудут… А насчет набора, значит, я все-таки спрошу государя…

— Да, да, прошу вас, ваше высочество…

Зайончек хлопнул в ладоши, вошли его два гайдука.

— Пока имею честь вам кланяться… Простите, если обеспокоил…

— Рад был видеть вельможного пана наместника… Завтра же мы с княгиней будем у вас, кстати, праздник… До приятного свиданья!..

Через всю залу к выходу понесли наместника, перед которым почтительно склонялись все здесь находящиеся, а старик приветливо кивал в ответ седой, отмеченной боевыми рубцами головою.

Когда Зайончека унесли, вышел Константин и стал обходить здесь собравшихся просителей и призванных им самим лиц, начиная со старших чином.

Колзаков, раньше опросивший всех о причине появления, с записным листом шел за плечом цесаревича и порою давал необходимые объяснения, если смущенный посетитель не так скоро и ясно мог ответить на отрывистые вопросы, которые Константин сейчас задавал к тому же с довольно суровым видом, очевидно, находясь еще под впечатлением предыдущей беседы с Зайончеком.

Группа штатских с графом Мокроновским во главе стояла особняком.

Обойдя нескольких генералов и генерал-майоров, цесаревич направился к этой группе.

— Чем могу служить? — отвечая сухим кивком на почтительные поклоны посетителей, спросил он, глядя прямо в лицо приземистому, толстому графу, который сразу почувствовал сухость приема, тоже слегка потемнел и стал покручивать свои длинные, польские усы.