Последняя охота - Эльмира Нетесова

Из его лап молнией выскочила рысь и, сбив с ног Власа, мигом разорвала телогрейку на плече, бросилась к горлу. Меченый, резко повернулся, придавил рысь. Та вскрикнула зло, угрожающе. Смирнов поднял топор, замахнулся. Рысь в это время вывернулась из-под Власа, бросилась на Михаила. Удар топора прошел мимо. Смирнов замахнулся еще. Рысь попятилась, вскочила на березу и, крикнув по-кошачьи, стала следить за людьми.

— Во, падла! Уделала и смылась? Не сорвешься, курва! — подскочил Меченый к березе и тряхнул изо всех сил. Рысь перескочила на рябину, Меченый — за ней, утопая в снегу по пояс.

— Оставь ты ее! На хрен нам эта Снегурочка! — пытался остановить его Михаил, но Влас вошел в азарт.

— Эта сука проходу не даст, стремачить будет круче стукача. А нам этих двух елок не хватит. Надо дальше идти. А как? Пропадлина теперь всю свою банду на нас натравит. Слышь? Во, вопит! Как пахан на разборке! — тряхнул рябину.

Рысь упала в снег серым комом. Влас кинулся к ней, та пружинисто подскочила, тяжело перешагнула заснеженный стланик.

— Она котная! Не трожь! — приметил Дамир, но поздно.

Влас, прицелившись, метнул топор. Рысь взвыла на всю тайгу, сверкнув зелеными огнями, вспыхнувшими в глазах, отползла к стволу сосны. Михаил увидел кровавый след:

— Попал!

— Я ее, лярву, пощекочу теперь! Подраздену суку! Пусть знает, как с кентами надо трехать! — полез Влас за топором.

Михаил за ним. Смирнов и ахнуть не успел, как вместе с Власом оказался в глубокой яме. Вокруг темно и холодно. Несносно взвыло плечо, Влас матерился во всю глотку.

— Слышь, лягавый, ты какого хрена полез за мной? Иль дышать опаскудело, мать твою?

— Заткнись! — прижал Михаил плечо к выпиравшему корню дерева, огляделся вокруг. — Куда это мы влетели?

— В транду! — отозвался Меченый хмуро и посетовал, что топор остался наверху.

— Вы где там? — услышали оба голос Дамира, его голова показалась над ямой. — Живые?

— Иди ты пешком в самую звезду, лысая вонючка! Не дождешься жмуров, сучий выкидыш! — рявкнул Влас и, встав, ударился головой о какой-то сук.

— Да это же брошенная берлога! Давай, мусорило, ласты делать. Линять надо.

— Не берлога! Ловушка здесь! Браконьеры сообразили. Если бы берлога, тут трава или листья были бы, дерьмо медвежье. Здесь ничего нет, голая земля. Да и глубоко для берлоги. Медведь подальше свою лежку сделал бы. А раз так, как-то выбирались отсюда?

— Припутать бы тех мудаков! Я б их до самого конца приморил бы! — ощупывал Влас яму.

— Эй, Дамир! Кинь топор! — крикнул Смирнов.

— На хрен он вам? Я дерево завалю и суну в эту дырень. По нему выберетесь! Погодите малость.

Вскоре стукач и впрямь свалил березу. По ней быстро выбрался Михаил. Влас едва ухватился, как ствол переломился пополам, огрев Меченого по голове так, что тот заорал:

— Ну, падла, стукач! Дай только выбраться! Вместе с лягавым урою в этой яме! Обоих замокрю! — вышвырнул обломок березы и заметался по ловушке загнанным зверем.

— Ты еще грозишься, чума подлая? Вот и посиди в клетухе! Тебе полезно! Вспомни одиночку на зоне! Иль мало нахлебался? Так мы тебе напомним! — злорадствовал стукач и позвал Смирнова: — Пошли за елками! Сами. А этот хрен нехай сидит здесь. Воротимся, скажем мужикам. Пусть они его вытаскивают. Только уж когда за ним придут, хрен знает, но я сюда не поведу! Пусть этот зверюга хоть околеет!

Дамир пошел от ямы, не оглядываясь.

— Горлянку порву пидеру! — услышал вслед.

Михаил стоял в раздумье. «Спасать Власа? Но ведь убил медведя, тот не выпустил бы Меченого из когтей. Много ли прошло времени, а Влас уж не впервой грозит расправой обоим. Сколько нервов истрепал? Выволоки из ловушки, в благодарность что получишь? Но ведь там внизу о нем спросят. Конечно, заставят показать эту яму. Меченый, когда вылезет, с головы до ног обоих обгадит. Да и заподозрят нас местные в таком, что вмиг сдадут участковому. Тот не станет разбираться, кто прав, кто виноват. Обоих вернет в зону. В итоге Меченый только выиграет. Ну уж нет! Не обломится тебе упрятать нас!» — рубит дерево помощнее, потолще, чтоб выдержало Власа.

Михаил спешит. Еще бы! Внизу Меченый блажит, грозится чем только может. Совсем рядом, на сосне, рысь кричит. Смотрит вниз на Смирнова и воет. Что ей в голову стукнет в следующий миг. Вроде попал в нее Влас, но легко. Вон на дерево забралась, а вдруг, как тот медведь-подранок, вздумает свести счеты с обидчиком? Да еще Дамир зудит назойливой мухой:

— На хрен мокрушника спасать? Пусть здесь и накроется. До ночи не додышит. Вишь, какой колотун? Сама судьба козла припутала. Пошли. Иль свою башку не жаль?

— Уйди! Не звякай в уши! Не только себя, а и тебя, придурка, жаль! — цыкнул на стукача. Не поверилось, что тот всерьез предложил бросить Власа.

У Дамира чуть не слезы из глаз.

— Одумайся! На хрен он тебе сдался! Посей память. Мы от него отмажемся запросто.

— Отвали! Не доставай!

Притих Влас. Слушает, собираются эти двое вытаскивать его или впрямь уйдут, бросив одного. Ведь вон как хорошо слышен голос рыси. «Эта лярва тоже по мою душу! Как же я не замокрил ее враз? Теперь — хана. Если эти паскуды слиняют, кошка тут же возникнет. Она не промажет… Тем падлам по кайфу мое ожмурение. Вякнут, мол, сам нарвался. А и кому надо ковыряться, как оно случилось взаправду? Одной морокой меньше», — почувствовал, как холод пронизывает плечо сквозь порванную телогрейку.

Михаил курит, прислонившись к рябинке. Обдумывает, как быстрее вытащить Власа.

— Никогда не был в такой дурной ситуации. Может, лучше опустить два ствола? Так проще выбраться и меньше риска, что снова ствол сломается. На морозе дерево теряет гибкость, потому не выдержало вес.

— Пошли вниз! Я уже вконец задубел! — дрожит от холода Дамир.

Михаил снова принялся рубить сосну. «Это не береза! Не переломится. Вот только лапы надо оставить те, которые побольше, чтоб по ним вылез, да не верхушкой, а комлем в яму опустить. Так надежнее», — решает Смирнов.

Срубив дерево, подтащил к ловушке.

— Меченый, отвали малость! Отошел? — сунул обрубленную сосну. — Давай! Вылезай, но закрепи низ, чтоб под ногами не поехал! Упри его надежно. Ну что? Держит? Шустри живее!

Влас спешил. Сосенка трещала под ногами, грозя обломиться. Еще бы секунду, но… ствол не выдержал. Человек ухватился за корягу, нависшую над ямой. Та поддалась весу, затрещала. Михаил ухватил Власа за руку, ладонь в ладонь, Дамир вцепился в телогрейку Меченого, пальцы побелели от напряжения.

Сосенка, переломившись, гулко упала вниз. Теперь уж делать нечего, обратно падать страшно. Вон как обломок торчит, пикой. На нем недолго оставить душу и всю фартовую требуху.

Влас лишь краем глаза заметил все, что ждет его внизу, и забыл, кто его спасает. Целиком положившись на Михаила, держась за его руку, уперся ногой в мерзлую боковину ямы. А тут Дамир поднатужился, и Влас вылез наверх в утоптанный холодный снег. Дамир мигом шмыгнул за спину Михаила, опасаясь обещанной расправы, но Меченый, передернув плечами, предложил:

— Может, сообразим костерок? Хоть душу малость отогреем.

Влас сам нарубил сухих веток, поджег их и, сев на сосновые лапы, протянул руки к костерку. Зубы выбивали лихую дробь.

Какая месть? Меченый сидел, впитывая тепло, боясь пошевелиться. В этой яме-ловушке он успел обдумать и осмыслить многое…

«Помогут выбраться или бросят? Я, коль так случилось бы, вряд ли вытаскивал бы их! Ведь из-за этого лягавого тяну ходку, а стукача выручать вовсе западло. Да и «малина» на разборке, пронюхай о том, замокрила б! Уж лучше в зону на нары воротиться, чем ожмуриться на сходе! А эти… Могли кинуть. Сделали б ласты. До вечера, пока местные возникли бы, я б не додышал. Колотун под сорок! Как на Колыме! Попробуй выдержи! И притащили б на завод фартового в свежезамороженном виде. Вместо Снегурки, к елке!» — хмыкнул устало.

Михаил подбросил в костер смолистые сосновые лапы.

— Вон там, на склоне, хорошие елки есть. И спуск более пологий, за час управимся, — сказал хрипло.

— Не суетись, дай согреться! Успеем, — сел Влас поудобнее к костру. — Здесь хоть не сдох! А знаешь, как на Колыме случалось? Так же вот прижучило в январе. От холода дышат нечем, но кому от того лихо! Погнали на стройку спозаранок. Выкинули из машины. Охрана — к костру, мы — за «пахоту». У меня лом к ладоням примерз. Всю шкуру живьем сорвал, а конвоир шустрит прикладом по спине: «Вкалывай, падла! Какого хрена топчешься?» Я ему клешни показал, с них кровь сочится, а надо под фундамент долбить траншею. Он мне на нее и указал: мол, не хочешь здесь навек прикипеть, вламывай, пока добрый! Я чуть душу не оставил в той траншее. Даже рукавиц нам не давали, а уж о костре и не мечтай. Хорошо, что был в нашем бараке старый кент. Нет, не фартовый. Так вот он мои клешни сберег.