Сила, способная изменить мир: Вера - "Элиза Полуночная"

Других людей с её стоянки увели на Арегальскую равнину, но Мири оказалась настолько маленькой, что кандалы спадали с её рук и поэтому её посадили в клетку и оставили в диких пустошах. Никто из других, спасённых ими кабайцев не знал, где искать отца девочки. Аньюриэль решила взять малышку с собой и сейчас укачивала её у себя на коленях. Мири доверчиво прижалась к девушке, тихонько посапывая, завернутая в одеяло. Смотреть на то, как колдунья заботиться о человеческом ребенке, после того, как жесткого и безжалостно убивала людей — было странно… И тем не менее, было в этом что-то трогательно милое.

В ней есть не только жестокость, у неё доброе сердце.

Искательница закончила петь и перевела взгляд на Амана.

— Думаешь, что я — кровожадное чудовище? — вопрос совершенно не увязывался с мягкой улыбкой, с которой она его задавала.

— Вовсе нет! — жрец едва не подавился травяным чаем.

— Не шуми так, Мири разбудишь, — она задумчиво посмотрела на небо. — Я знаю этот взгляд, которым ты смотришь на меня, когда я кого-то убиваю. Так смотрят на что-то, что до глубины души отвратительно.

— Вы мне не отвратительны, Искатель. Однако Ваши методы жестоки и бесчеловечны, но не мне Вас судить.

— Бесчеловечны… — она снова посмотрела на него, в изумрудных глазах плясали отсветы магического пламени. — Наверное, в этом нет ничего страшного, я ведь — не человек. Знаешь, Аман, у этих земель нет короля, у этих людей нет того, кто сможет их защитить. Кабайцы полагаются лишь на пустыню. Сколько семей разрушили эти разбойники? Сколько детей, как Мири, остались без родителей? Куда смотрят Боги, которым ты молишься?

— Учение Руфеона говорит о силе духа и принятии трудностей…

— Не смеши меня, — девушка перебила его. — О какой силе духа ты можешь говорить, глядя на этого ребенка? Ты слишком полагаешься на свою религию, Аман.

— Разве это плохо? — мужчина нахмурился, её слова ему не нравились. — Свет Руфеона — моя опора.

— Неплохо, наверное. Но и хорошего в этом мало. Опора… Это как костыли, они нужны лишь увечному. У тебя здоровые ноги, Аман, тебе не нужны костыли. Ты просто этого не видишь.

— Это не Вам судить, Искатель, — в груди опять расползалось, ставшее привычным, раздражение. Она снова насмехалась над учением о Свете.

— Не мне. Лишь ты решаешь, что верно для тебя, — она мягко улыбнулась, облокачиваясь на камень, натягивая на плечи одеяло и продолжая прижимать к себе девочку. — Спокойной ночи, Аман.

— Спокойной ночи, — Аман растянулся на плаще, смотря на звезды.

Мысли о том, что она сказала, вяло текли в его голове.

Нельзя дать сомнениям отравить душу. Я выбрал этот путь и не сойду с тропы.

***

Они шли по каньону на север, где-то там в пустошах их ждал второй рунический камень. Аман осматривал окрестности и периодически поглядывал на девушку. Колдунья посадила Мири себе на плечи, девочка придерживалась за её волосы и весело рассказывала кабайскую сказку о драголиске и колючнике. Вокруг них летал дух-светлячок, развлекая малышку. Внезапно девушка остановилась, напряженно вслушиваясь во что-то.

— Нам навстречу идут люди… — она аккуратно сняла девочку и поставила рядом с ним. — Я не владею защитной магией, так что её безопасность на тебе.

Аман молча кивнул, положив ладонь на плечо девочки и уводя её за камни. Аньюриэль осталась ждать на дороге, в руке она держала посох, готовая к бою. Спокойная и собранная, она без тени сомнений смотрела на дорогу впереди себя, прислушиваясь к происходящему. Внезапно губы её тронула легкая полуулыбка, колдунья убрала посох за спину.

— Это кабайцы, идут спасать своих из плена. Для этого народа, как видишь, ещё не всё потеряно. Есть ещё те, кто готов защищать то, что им дорого.

Жрец вышел из-за камней, держа девочку за руку.

— Мири, твоего папу ведь Латиф зовут? — колдунья посмотрела на девочку.

— Да, папу зовут Латиф. Он очень высокий и сильный. У него черные волосы и такие же темные глаза как у меня, — девочка держалась своей маленькой ручкой за его палец.

Под это описание подходит практически любой кабайский мужчина моложе сорока…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Аман перевел взгляд на девушку, она загадочно улыбнулась.

— Я пока не уверена, пойдем?

Он кивнул, и они двинулись навстречу кабайцам. Отряд из чуть более десяти человек показался из-за поворота спустя десять минут.

— Мирика! — один из них, отбросив саблю кинулся к ним.

— Папочка! — девочка, отпустив его руку, побежала навстречу.

Мужчина упал на колени, обнимая девочку и утыкаясь лицом ей в макушку. Кажется, он плакал.

— Не мешай им. Это важно, — Анью придержала его за локоть, не пуская дальше. Она странно улыбалась, смотря на эту сцену воссоединения семьи.

Аман остановился, смотря на девушку и пытаясь понять, что происходит у неё в душе. Была в её глазах какая-то затаенная печаль. К ним, обходя отца с дочерью, подошли несколько мужчин.

— Вы не ханхузы… — на них смотрели с изрядной долей подозрений.

— Нет. Мы путешественники, — Анью приветливо им улыбнулась. — А разбойники в этой пустоши уже не представляют угрозы.

— Надо же! Вдвоем управились с целой бандой! — на них смотрели как на героев.

Девушка кивнула в ответ. Жрец тактично молчал о том, что в разборках с ханхузами его участие было минимальным.

— Простите, — к ним подошел молодой кабаец. — Вы, случайно, не помните, среди пленников была девушка — стройная, пышногрудая, глаза руфенитовые, а в волосах костяной гребешок в виде розы?

Анью посмотрела на него, очевидно, она не помнила.

— Кажется была… — Аман смутно припоминал девушку, что подходила под это описание. — Все, кого мы спасли, отправились в Гуджир. Лишь девочку мы взяли с собой, она из какого-то поселения близ Ул’Дахара — хотели проводить её туда. Я рад, что её семья нашлась.

— Значит жива моя Нари! — мужчина выглядел безмерно счастливым. — Я уж думал, не увижу её больше. Спасибо вам, добрые странники. Я как узнал, что Нари похитили, сразу бросился её спасать, да боюсь один не справился бы. Я оружие в руках отродясь не держал. Да мир не без добрых людей, вот ребята вызвались мне помочь. Мы все здесь кого-то ищем. За Латифа душа радуется, жена его родами померла, дочка — всё что у него есть.

— Мы ищем руническую плиту, со сведениями о древней Кабатии. Не подскажите — куда нам? — Анью деловито посматривала на мужчин.

— Вам на север, идите по дороге, не ошибетесь.

— Спасибо, — девушка улыбнулась и двинулась дальше по каньону, подхватив его под локоть. — Пошли уже, Морайя сама нас вряд ли найдет.

Когда они поравнялись с Мири и её отцом, всё ещё прижимающим малышку к себе, мужчина поднял на них заплаканное лицо и потянулся к цепочке, пытаясь расстегнуть её трясущимися руками.

— Не нужно, — Анью мягко положила ладонь на его руки, останавливая. — Я не беру деньги за убийства, у меня есть гордость. А помогать детям — долг взрослых. Я не сделала ничего, за что мне была бы нужна награда.

Она улыбнулась мужчине, потрепала Мири по волосам, и продолжила путь по ущелью. Аман шел рядом, раздумывая о её словах о гордости и о том, что она не берет денег за убийства. В Священных Писаниях говорилось, что гордость — источник всех страстей и погибель для всех добродетелей. Однако Аньюриэль, несмотря на вздорный нрав и склонность решать проблемы путем насилия, всё же была, на удивление, доброй, хоть и не ко всем и имела поразительно чувство собственного достоинства. Этого у неё было не отнять.

***

До нужного камня они дошли спустя почти два часа. Аман смотрел на исписанную рунами поверхность и ожидал, пока Анью переведет написанное.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Полезного, как всегда, мало, — она вздохнула. — Зависть к величию и славе лучшего друга исказила душу Кассия. Он возжелал силы, равной силе эсдо, и прикоснулся к Печати. И разверзлась земля под Морайей, и наслали Боги великие бедствия, и был дождь и не прекращался он сто лет, и была засуха, которой и поныне нет конца.