Темные алтари - Димитр Гулев

Чернокожие сначала остановились в пригородах. Позже, особенно после второй мировой войны, во времена небывалого экономического бума, в огромной и без того всегда неспокойной, неукрощенной, непрерывно изменяющейся стране, сравнительно быстро и на первый взгляд вопреки нежеланию белых людей именно города становились владениями черных. Улицы, авеню, круглые и прямоугольные площади, жилые районы с одноэтажными и многоэтажными домами, к которым еще несколько десятилетий назад чернокожий не мог даже приблизиться, превращались в его чуть ли не неприкосновенную территорию, по которой даже полицейские ходили, держа руку на кобуре револьвера. Города-гиганты «почернели». Из года в год в освобожденные белыми районы все более массово, более плотно поселялись многочисленные семьи цветных. Среди них, как неуклонно пустеющие, покидаемые людьми острова, торчали только небоскребы банков, контор, административных учреждений. Но и они, как и все, что было собственностью белых, переезжали за город.

А не обманули ли чернокожих вновь?

Несмотря на иллюзию, что они завладели городами-крепостями, городами-властелинами, не им ли белые люди уступали железобетонные, каменные и кирпичные, покрытые асфальтом мертвые городища?{39} Не было ли заблуждением стремление селиться в городах, которые притягивали их как магнит своей традиционной безопасностью современных убежищ? Обманчивым выглядело это господство в предвечерней пустоте, цепенящий страх навис над геометрически четкими лабиринтами улиц.

Да, цветным принадлежали города-гиганты, где они, набившись, как сельди в бочке, чувствовали себя в безопасности.

Но не оказывались ли чернокожие в самой страшной ловушке, устроенной им белыми людьми?..

Но все-таки почему же не играет Сьюзан Кей? Где она? Почему не слышно ее флейты?

Покинувшие и продолжающие покидать дома, еще вчера бывшие своими, заселяющие обширные предместья, белые люди сейчас осаждали города. И это была настоящая, а не мнимая осада, потому что именно они владели шахтами и фабриками, нефтяными промыслами и перерабатывающими заводами, водохранилищами, электростанциями, каналами, мостами, аэродромами и морскими портами, железными дорогами, шоссе и фермами…

«А кто их остановит?» — подумала Эдмония, пораженная внезапной и страшной мыслью о безысходности положения, в которое попали цветные.

Кто остановит богатырей из национальной гвардии, если им придет в голову окружить покинутые городские центры, как тот, где находится Слоукам-стрит? Кто остановит военных, если они решат прекратить подачу электричества, газа, воды, доставку продуктов, бензина?

Правда, у цветных было оружие: один-два револьвера — как, например, тяжелый кольт Абрахама в шкафу, стоящем у них в спальне, — один-два охотничьих карабина или автоматическая винтовка Джо-Джо Моизеса. Но и само оружие, и патроны к нему доставались им опять-таки от белых.

В течение двух веков и даже больше, о чем так красиво говорил Рикоуэр Эйблер, черные предки трудились и умирали в бедности, отдавая свою кровь и пот за сегодняшнее изобилие. Но потомки не видели этого изобилия и, в сущности, опять ничего не имели и не могли иметь до тех пор, пока не станут хотя бы равноправными владельцами того, чем обладали белые люди. Чуть ли не умышленно их отрывали от земли, от их корней, превращая в легко заменимый придаток промышленности{40}, на который взвалили повсюду в стране самую неквалифицированную, самую тяжелую и самую грязную работу.

Взрывоопасной была вся местность со старым фортом, с городом и пригородом, с прериями и далями за горизонтом, который Эдмония никогда не переступала, но, куда ни обернись всюду вокруг нее булькала неукротимая над огненно-красным ядром земли, все та же черная, как антрацит, страшная магма.

«Где ты, Сьюзан Кей? Где?»

Она знала: в нагретом солнцем дворе форта беззаботно прогуливаются дети, женщины, мужчины. В светлом прямоугольнике двери мелькали перед Эдмонией улыбающиеся, довольные лица самых щедрых благотворителей, пожертвовавших средства на восстановление старого форта, — промышленников Берригана и Кремера, банкиров Морриса и Макмера, представителей страховой компании Кьювера, богатых собственников Эспина, Редфорда, Тэккея, Зекмана и десятков других, им подобных. Все — масоны «Вольных каменщиков» и «Великого Востока», почтенные мужи, пожаловавшие сюда со своими семьями. Изысканное общество с нежных, как бархат, холмов Дрейтон-парка и зеленых полей для гольфа при «Крамбли-клубе» смешалось в толпе с обыкновенными служащими и рабочими фабрик, контор, складов, с простыми фермерами. Негритянка понимала все это, прислушивалась к веселому шуму, сопровождавшемуся барабанным боем и мелодичными звуками флейт, и вместе с тем не она — сердце ее не могло поверить в мирное празднество белых людей.

Чья-то тень мелькнула в дверном проеме и прокралась вдоль деревянной стены кухни.

Это была Сьюзан Кей — подтянутая, стройная, как юноша, в застегнутой доверху куртке, в надвинутой до ушей шапке с металлической кокардой континентальной армии.

— Будь здесь, прошу тебя! — прошептала она. — Ни в коем случае не выходи!

Эдмония почувствовала, как в ее груди шевельнулось так долго таившееся предчувствие.

Сьюзан Кей замерла, прислонясь спиной к бревенчатой стене. Она почти не дышала, ее сдерживаемое волнение передалось негритянке.

— Сьюзан Кей! — сказала она.

Ей хотелось спросить белую девушку, что случилось, но до сих пор она никогда и ни о чем не спрашивала — ни один чернокожий ни о чем подобном не спрашивал ни у одного белого человека.

Толпа валила к помещениям на втором этаже, и только время от времени кто-нибудь из отставших заглядывал в кухню. Уставшие барабанщики и флейтисты играли без прежнего вдохновения, будто по инерции, бесконечный походный марш звучал уже вяло, словно бы растворяясь в трепещущем зное.

Сьюзан Кей дышала все так же затаенно, Эдмония чувствовала, как в ней растет и собирается в комок ее огромное, не выдаваемое ни словом, ни жестом напряжение. Ее глаза наполнились горячим темным блеском.

Сьюзан Кей легко прикоснулась к ее руке тонкими пальцами, а потом отступила, снова опустив руки.

— Не выходи, прошу тебя! — повторила она.

И в тот же миг в дверях появился Рикоуэр Эйблер. Эдмония сразу узнала его высокую фигуру и гордо поднятую голову. Он стоял неподвижно, явно ожидая, когда глаза привыкнут к полумраку.

Затем шагнул вперед.

Сьюзан Кей, обмякнув, вжалась в стену, словно хотела в ней раствориться. Эдмонии показалось, что девушка стала меньше ростом, и вместе с тем возникло ощущение, что цветной здесь нет, что лучше бы ее вообще не было, чтобы два белых человека не заметили присутствия третьего; негритянка подсознательно поступала так, будто ее и не было, — казалось, померк даже горячий блеск