Слепое пятно - Андрей Плеханов

Два человека все ещё жили в его душе. Не испарились окончательно, не умерли как индивидуальности, слившись в единое целое.

***

Мила сидела все так же - тихо, безмолвно, не поднимая головы. Игорь взял последнюю бутылку пива и вылил в глотку все, что в ней оставалось.

– Мила, ты ведь пишешь стихи, да? - спросил он.

– Стихи?.. Да, иногда пишу. Откуда ты знаешь?

– Озябшие боги, горячие вьюги, по новому снегу, по новому кругу…

– Это мои стихи, - прошептала Мила. - Я не читала их никому. Где ты слышал их?

– Там.

– Там? Где? В своей вывернутой наизнанку реальности?

– Там. Та реальность не вывернута. Это настоящая жизнь. Ты читала мне там эти стихи. Падал снег, я стоял у окна и смотрел, как белые снежные хлопья медленно опускаются на лапы уснувших елей… Я изучал процесс жизни и наслаждался тем, что жив. Я любил тебя. Милка. Во всяком случае, в той жизни - любил.

– Любил, правда? - Она закусила губу, прижала ладони к щекам. - Ты шутишь? Снова смеешься надо мной?

– Любил.

– Я хотела бы оказаться там…

– Ты была там. Нет реальности той и этой. Есть моя жизнь, непонятным образом расщепленная пополам. Хочешь, я докажу тебе?

– Хочу. Хочу тебя… - Она встала, она сделала шаг к нему. - Я - это та Милена. Я снова с тобой.

– Подожди. - Он отстранился резким нервным движением. - Ты подыгрываешь, уступаешь мне. Я не хочу так… Это не игра. Я хочу, чтобы ты действительно поверила… У тебя ведь есть татуировка? Есть?

– Есть. - Она, казалось, уже устала сопротивляться, подчинилась его галлюцинациям, но теперь удивилась снова. - Ты знаешь, где она?

– На попке. На твоей милой попке. Справа. Маленькая синяя рыбка.

– Да…

– Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что я узнал это случайно. Подсматривал за тобой в туалете или что-нибудь в этом роде. Но это не так, Милка. Я помню твою рыбку на вкус. Я целовал её, облизывал её. Я хотел её съесть - один раз даже получил от тебя затрещину, когда укусил слишком сильно. - Игорь улыбнулся. - Я целовал твою рыбку и запомнил её. А теперь я снова посмотрю на нее.

– Посмотришь?

– Посмотрю.

– Ты снова поцелуешь ее?

– Не знаю… Я хочу убедиться, что это та самая рыбка. Я боюсь увидеть что-нибудь другое…

Он протянул ей руку. В тот момент, когда пальцы их соприкоснулись, его ударило током.

Почему все так изменилось? Он знал её давным-давно. Он сотню раз дотрагивался до Милены - мимолетно, не придавая этому никакого значения, и даже отодвигался от нее, когда она прижималась к нему слишком сильно, объясняя перед дежурством какую-нибудь компьютерную ерунду. Он знал, что она - хорошенькая девочка, умная девочка. Девочка высокого класса, с которой можно классно провести время. Почему он так упорно не пускал её в свою жизнь? Почему он не разрешал себе хотя бы поцеловать её, не говоря уж о большем? Почему он наложил табу именно на нее, хотя без малейших душевных колебаний мог снять любую бабенку в баре или студентку на семинаре, а то и просто случайную девчонку на улице?

Именно потому, что знал, что она любит его. «Сама виновата, - говорил он себе, - нечего было западать на меня с такой силой. Знаем мы эту любовь. Переспишь с ней, а потом начинаются страсти-мордасти, громкие рьвдания с трагическим заламыванием рук, показательные отравления газом, истеричные ночные.звонки… На кой мне это нужно? Я привык быть свободным…»

Может быть, он был даже прав тогда. Но теперь кое-что изменилось. Он знал - что. Реальность Слепого пятна, потусторонняя его сущность, вернулась к нему, ударила его, как отдача от выстрела. Выстрела силой ураган, несущийся между двумя мирами. Его сшибло с ног. Он сумел подняться, но чувствовал, что долго не устоит. Не устоит, если останется один.

Он привык быть жестким в своей обычной жизни. Но теперь он вернулся из такого мира, по сравнению с которым прежняя его жесткость казалась слюнтяйством, дешевым самолюбивым мачизмом, не стоящим ни гроша по сравнению с настоящим чувством. Чувством, что рядом с тобой находится человек, который тебя любит. Действительно любит.

Дни, проведенные им в иллюзорном мире, изменили его. Сломали? Или наоборот, достроили до того, кем стоило быть?

Он положил руки ей на плечи. Заглянул в расширенные зрачки - в замочные скважины её души. О чем думала она сейчас? Может быть, вспоминала, сколько раз она видела его во сне, и прижималась к нему, и позволяла ему входить в нее, убеждаясь утром с грустным вздохом, что все это было только ночной фантазией (эротическим привидением с большим фаллосом).

Она потянулась к нему губами, прикрывая веки. Рано. Последний штрих ещё не возник на холсте, и он должен был сделать его. Он расстегнул «молнию» её узких обтягивающих джинсов. Он встал на пол на колени - так было удобнее. Бордовые шелковые трусики с бантиком спереди, похожим на микроскопический галстук-бабочку. Те самые, из ящика? Или одни из десятка подобных им, купленные на распродаже? Какая разница…

– Повернись, - прошептал он. - Я хочу посмотреть…

Она повернулась лицом к стене. Он обхватил ладонями её маленькие упругие ягодицы и спустил вниз джинсы вместе с трусиками. Спустил до самого пола.

Маленькая синяя рыбка была на месте.

– Привет, - прошептал он.

И прижался к рыбке губами.

Глава 4

Игоря отстранили от операторской работы. Не выгнали, конечно, в лобовую, но мягко объяснили, что после произошедшего случая с потерей сознания на рабочем месте ему нужно пройти полное медицинское обследование и предоставить в управление основательное врачебное заключение о том, что он здоров и может работать оператором на столь ответственном посту, хотя, конечно, ему стоит задуматься о случившемся и, возможно, не подвергать свой организм неадекватным для него нагрузкам и подобрать что-нибудь более подходящее…

Короче говоря, накрылась операторская работа для Игоря медным тазом. Не пошел он ни на какое медицинское обследование - для него и так было ясно, что он совершенно здоров и совершенно болен и что даже если лучшие профессора страны заявят, что он может работать на транскомпе хоть по десять суток без перерыва, никогда он не вернется в центральную операторскую управления, не сядет в кресло и не устремит взгляд на огромный экран с картой, мерцающей синими линиями трубопроводов. При одной мысли об этом боль тупым сверлом ввинчивалась в голову и радужное пятно вспыхивало в глазах, разъедая ткань привычной реальности. Слепое пятно… Никогда.

Игорь не хотел забыть свой страшный сон. Но он не хотел и увидеть его снова.

Он потерял эту работу из-за Милены. Но он не держал на неё зла. Потерю восполнила собой сама Милена.

Игорь пустил её в пространство, заполненное до этого только им самим. Заполненное человеком по имени Игорь, одиноким и отнюдь не тяготящимся своим одиночеством. Он пустил Милену в пространство своей квартиры, своего образа существования, своих привычек, отраженных материально в правильном, одному только ему понятном расположении предметов среды домашнего обитания. Он разрешил ей жить здесь, читать его книги, и смотреться в его зеркало, и ходить после ванны в одном из его халатов, и даже пользоваться одной из своих надтреснутых чашек. Он разрешил присоединиться запаху Милены к воздуху своей комнаты. Ему даже нравился этот запах - слабый, свежий аромат хорошего дезодоранта, и ничего более. Никаких вонючих духов, никаких шанелей и пуазонов. Никаких наслоений трехдневного женского пота. Мила была чистоплотной девочкой, и пахло от неё хорошо. Почему Игорь не обращал на это внимания раньше? Потому что общался с ней только в основательно прокуренной операторской? Да нет. Просто он не обращал на неё внимания вообще. Он слабо реагировал на её существование до тех пор, пока она не пришла к нему домой - там, в мире Слепого пятна. Он узнал и полюбил её там. Все случилось там. А здесь ему оставалось только признать свершившийся факт и открыть для неё дверь. Пустить её к себе.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});