Жук. Таинственная история - Ричард Марш

того же, опять и опять, снова и снова. Мастер вплел сей жуткий рисунок в основу и уток ткани с такой хитроумной искусностью, что при пристальном взгляде на ковер невольно хотелось спросить, не живые ли это создания.

Несмотря на мягкость ворса и – своеобразную! – виртуозность исполнения, я мгновенно решила, что столь отвратительного ковра мне видеть еще не случалось. Я покачала пальцем в воздухе, говоря «нет» повторяющимся изображениям ненавистного – мне! – насекомого.

«Заметь я вас до того, как ушел Сидней, вряд ли отпустила бы его так легко».

Мне стало невыносимо противно. Я попыталась встряхнуться: «Как тебе не стыдно, Марджори Линдон, даже думать о таком вздоре. Вся на нервах, воображение разыгралось – и это у тебя, так гордившейся своей рассудительностью! Славно же ты рвешься в бой… Они ведь ненастоящие!»

С большой неохотой я опустила ногу на одно из нарисованных созданий. Конечно, то были проделки моего воображения, но мне показалось, что из-под туфли раздался хлюпающий звук. Это было омерзительно.

– Ну что ты! – подбодрила я себя вслух. – Так не пойдет! Как там говорит Сидней… ты вознамерилась строить из себя идиотку?

Я отвернулась к окну и поглядела на часы.

«Сиднея нет уже больше пяти минут. Он наверняка успел послать кого-нибудь мне для компании. Пойду, посмотрю, не появился ли кто».

Я направилась к калитке. На улице не было ни души. От этого меня охватило такое сильное чувство разочарования, что я растерялась, как мне быть дальше. Оставаться на месте, во все глаза глядя, не прислал ли мне Сидней кого-нибудь, возможно, полицейского или извозчика, во временные компаньоны, казалось равносильным признанию себя простушкой; и в то же время я ощущала, что в дом мне возвращаться совсем не хочется.

Здравый смысл, или то, что я за него принимала, однако, одержал победу, и, прождав еще минут пять, я уговорила себя вернуться внутрь.

На сей раз, изо всех сил стараясь не обращать внимания на жуков на полу, я начала, удовлетворяя любопытство и занимая мысли, осматривать постель. Тут мне хватило одного поверхностного взгляда, чтобы понять, что казавшийся кроватью предмет мебели таковой не являлся; ведь если это и была кровать, то, конечно, не в британском, а в восточном смысле слова. У нее не оказалось спинок, к тому же целиком отсутствовал каркас. Передо мной высилась просто куча одеял и ковров, в беспорядке брошенных на пол. По-моему, их там было невероятное количество – всех стилей, и форм, и размеров, да и материалов тоже.

Сверху я увидела покрывало из белого шелка – высочайшего качества. Оно было огромно, но столь тонко, что его без усилий можно было бы, как говорится, пропустить сквозь обручальное кольцо. Я, насколько мне позволило свободное пространство, развернула покрывало перед собой. В середине обнаружила рисунок – вышитый или вытканный, разобрать мне никак не удавалось. Вдобавок, поначалу я не могла понять, что именно изобразил художник, настолько ослепительно и завораживающе блестели нити. Постепенно я сообразила, что яркие оттенки были языками пламени, и раз уж так, то надо заметить, что имитация огня получалась отнюдь не плохая. Затем пришло осознание, что передо мной изображение человеческого жертвоприношения. Его своеобычная реалистичность заставила содрогнуться.

Справа располагалась величественная фигура сидящей богини. Руки ее были скрещены на коленях, верхняя часть тела обнажена. Мне подумалось, не Исида ли это. На ее челе я заметила пестро окрашенного жука – того самого вездесущего жука! – ярким пятном застывшего на фоне ее медной кожи; насекомое было точно таким, как на ковре. Перед божеством горел огромный костер. В самом сердце пламени стоял алтарь. На алтаре сгорала заживо нагая белая женщина. Не приходилось сомневаться в том, что она была еще жива: сковывающие ее цепи давали некоторую свободу движения, и ее тело выгибалось и извивалось; глядя на ее позу, всякий с ужасом понял бы, что ее терзает агония: художник, без сомнения, приложил немало усилий, стараясь передать всю гамму боли, обрушившуюся на жертву.

«Глаз радуется, ей-богу! Отделка помещения вопиет о прекрасном вкусе здешнего жильца! Человек, с удовольствием живущий в таком доме, особенно с таким вот покровом на постели, должен обладать своеобразными понятиями о домашнем уюте».

Я не отрывала взгляда от изображения, и вдруг мне показалось, что женщина на алтаре пошевелилась. Пусть это нелепо, но она будто свела руки и ноги вместе и чуть повернулась вбок.

«Да что ж это со мной? С ума схожу? Не может она двигаться!»

Если это делала не она, то все равно что-то происходило: изображение словно подбросило вверх. Мне пришла в голову одна мысль. Я отдернула покрывало в сторону.

Загадка объяснилась!

Из самой середины тряпичной горы тянулась тонкая, желтая, морщинистая рука: это она заставляла женщину на алтаре двигаться. Я недоуменно воззрилась на нее. За ладонью показалось предплечье, за предплечьем – плечо, за плечом – голова: даже в самых страшных кошмарах мне не являлось лица уродливее, ужаснее, отвратительнее. На меня уставились два исполненных злобой глаза.

Я вздрогнула, внезапно осознав, в какое положение я попала.

Сидней, последовав за мистером Холтом, погнался за химерой. Я осталась наедине с хозяином загадочного дома – главным героем удивительной истории мистера Холта. Все это время чудовище скрывалось под горой одеял.

Книга четвертая. Погоня

Завершение истории взято из журнала расследований Августа Чэмпнелла, частного детектива

Глава 32. Новый клиент

В пятницу, второго июня 18… года, я вносил в журнал некоторые заметки в связи с прелюбопытным делом о сейфе герцогини Дэтчетской. Было около двух часов дня. Вошел Эндрюс и положил на стол визитную карточку. На ней стояло: «Мистер Пол Лессинхэм».

– Попросите мистера Лессинхэма войти.

Эндрюс пригласил его в кабинет. Я знал, конечно, как выглядит мистер Пол Лессинхэм, но впервые встретился с ним лично. Он протянул мне руку.

– Вы мистер Чэмпнелл?

– Да.

– Кажется, я не имел чести видеть вас раньше, зато имел удовольствие быть знакомым с вашим отцом, графом Гленливетским.

Я поклонился. Он пристально посмотрел на меня, будто пытаясь понять, что я за человек.

– Вы очень молоды, мистер Чэмпнелл.

– Говорят, одна знаменитость, часто обвиняемая в этом, как-то заметила, что молодость не обязательно преступление.

– Но вы выбрали особый род занятий – такой, в котором вряд ли есть место юности.

– Однако вы сами, мистер Лессинхэм, отнюдь не старик, тогда как считается, что политики должны быть убелены сединами… Предпочитаю думать, что я достаточно пожил для выполнения ваших поручений.

Он улыбнулся.

– Полагаю, это так. Мне неоднократно рассказывали о вас, мистер Чэмпнелл, и всегда только самое хорошее. Мой