Товарищи - Анатолий Калинин

Там, где ступали копыта лошадей, оставались зыбкие ямки. Их тут же заравнивал ветер песком, и снова позади лежала гладкая, как скатерть, степь.

— Кажется, подпруга туговата?

— Ни, в самый раз.

— Давно перековал?

— З недилю.

Между ними сразу установился тот язык, который им обоим был понятен. И чем больше Луговой втягивался в этот неторопливый разговор с ординарцем, тем больше охватывало его успокоительное чувство возвращения в свою семью.

8

Однообразная днем, с наступлением темноты преображалась моздокская степь. Голубоватые при лунном свете буруны уходили во все стороны волнами застывшего моря. Вспыхивала вкрапленная в песок слюда. Прикаспийский ветер дул в спины.

Догоняя свой полк, Луговой поравнялся с первым эскадроном. В голове его ехал лейтенант в синем чекмене. Лошадь Лугового, став поперек дороги, преградила ему путь, и лейтенант уже поднял в руке плеть, чтобы наказать ее, но Луговой опередил его.

— Я командир полка. Будем знакомы.

Лейтенант ответно козырнул. С молодого, почти юношеского лица глянули неулыбчивые глаза.

Луговой сдерживал нетерпеливую Зорьку.

— Сколько уже прошел эскадрон? Успеем до рассвета выйти к Куме?

Лейтенант внимательно вглядывался в лицо Лугового.

— Вряд ли. Успеем только до развилки.

— На развилке свернете влево, — сказал Луговой.

— Почему? У меня по маршруту направо поворот.

В тон ему Луговой спросил:

— Когда вы отдаете в эскадроне приказание, у вас тоже спрашивают — почему?

Сзади, в рядах эскадрона, кто-то звучно хмыкнул. Командир эскадрона безвольно уронил руку с зажатой в ней плетью. Луговой спокойно продолжал:

— Утром тщательно замаскироваться между бурунов и ждать темноты. Но предварительно выслать к колодцам разведку.

Лейтенант кашлянул.

— Мне самому поехать с ней?

— Или вашему заместителю. Но столкновений с разъездами противника избегайте. Если же не удастся, чтобы ни один не ушел. Запомните — мы здесь для немцев не существуем. — И, уже тронув лошадь, обернулся: — Если будут пленные, доставить в штаб полка живыми.

Вслед отъехавшему Луговому в шеренгах эскадрона обменивались замечаниями:

— Выходка казачья, а по разговору городской.

— Сейчас все молодые говорить гладко выучились.

— Лошадь под ним донская.

— Еще молоко на губах, а уже комполка. Как баба вареники, так и командиров теперь: шлеп, шлеп.

— Слыхал, как он твоему Дмитрию впечатал?

— Как?

— Мое дело отдать приказ, а ваше — исполнять.

— А за пленных что?

— Если хоть один волос с головы упадет — расстрел.

— Ну, в бою видно будет.

— Мягкие у наших командиров сердца.

Остановив эскадрон, Дмитрий Чакан стал вызывать добровольцев в разведку. Сломав ряды, казаки тесно окружили его. Привставая на стременах, он крикнул так, что лошади шарахнулись:

— По местам! — Покашливая, казаки опять построились в шеренги. — Кто же в разведку свадьбой ездит? Ты, Ступаков, поедешь, Манацков, Барбаянов, Пятницын, Зеленков. Я шестой. А вы, папаша, хоть не толчитесь.

Чакан обиделся:

— Почему?

— Когда командир приказывает, не положено обсуждать.

Но когда, отъехав от эскадрона, разведка углубилась в степь, Дмитрий обнаружил, что с ним не шесть, а семь человек. Подъехав к отцу, который пристроился в хвосте разведки, Дмитрий наклонился с седла.

— Чем в эскадроне дисциплину нарушать, лучше бы вы, папаня, остались дома.

Чакан возмутился:

— Так мне и надо, старому дураку. А мне твоя мать на дорогу все уши прогудела: «Если Митьку найдешь, глаз не спускай. А не убережешь, можешь и сам не вертаться». Отблагодарил за милую душу! — Сняв шапку, Чакан низко поклонился сыну.

Дмитрий молча отъехал от него и с этой минуты больше в разговоры с ним не вступал.

Доехали до первого колодца. Был он вырыт в черном песке на совсем голом месте и даже не огорожен камнем. Все вокруг изрезано было колесами машин и повозок, истолчено копытцами баранты. Лишь кое-где увлажненный песок пророс жесткой травой.

Куприян Зеленков, спешиваясь, лег грудью на песок, вглядываясь в темную дыру, вдыхая солонцеватую сырость.

— Блестит? — не выдержав, спросил Дмитрий.

— Нет воды, — обронил в колодец Куприян.

— …нет воды, — отчетливо ответил колодец.

Куприян отшатнулся.

— Будто там кто живой сидит.

— …си-дит, — раздельно повторил колодец.

— Засыпали сволочи, — отряхивал с колеи песок, сказал Куприян. Наклоняясь, он вдруг внимательно вгляделся себе под ноги. — Конский навоз. Не больше как минут десять здесь были.

— Много их? — спросил Дмитрий. Куприян снова нагнулся.

— С десяток. Две лошади раскованы, на других шины новые.

Чакан заерзал в седле.

— Догнать.

Дмитрий шевелил губами, что-то соображая.

— Ступаков, Манацков и Пятницын, езжайте по следам. Если догоните, себя не показывайте, но и их из виду не выпускайте. Мы вчетвером спрямим наперерез на курган. — Дмитрий показал зажатой в руке плетью. — Им его не миновать. Как только завяжемся с ними, так и ударяйте с тылу. Двигаться молчком. — И, сворачивая от колодца влево, он повел по бездорожью свою четверку напрямик к темному кургану, смутно маячившему из лунной полумглы.

Вскоре копыта лошадей зачокали но чему-то твердому.

— Озеро, — первый догадался Чакан. — Соль.

Высушенное солнцем озеро светилось. Мелкая соль запорошила его, как молодым снежком, но у самой середины ветер оголил синий, как лед, пласт. Лунное небо отразилось в нем.

— Как в церкви, — сказал Куприян.

Чакан спешился, нагреб в оба кармана соли и опять влез на коня.

— А у нас, как война началась, днем с огнем ее не разживешься. После войны буду сюда на быках ездить.

У подошвы большого кургана остановились. Журча, стекала с его склона песчаная сыпь.

— Ты, Куприян, полезай наверх посмотри, — приказал Дмитрий.

Куприян, цепляясь за бурьян, влез на вершину кургана и сразу же скатился назад.

— Едут.

— К бою! — шепотом скомандовал Дмитрий.

— В шашки?

— На случай чего, я из ручного пулемета прикрою.

Кроме сухого, звенящего шелеста бурьяна на склонах кургана еще долго ничего не было слышно, но потом стали различимы шорох копыт, разгребающих песок, сдержанная нерусская речь.

— Вы, папаша, хвалились, что в плену вас какая-то Эльза своему языку выучила. О чем они брешут? — наклоняясь с седла к отцу, шепотом спросил Дмитрий.

— Давно это было, я уже почти забыл.

Говорили сразу несколько голосов. Ветром доносило обрывки фраз. Тишину ночной степи оскорбляла чужеземная речь. Вытянув голову, Чакан отвернул ушанку.

— Все вместе, как горохом по печке. Не сопи, Дмитрий, над ухом. Одному, видишь ли, наша местность не нравится. Холодно ему, пустыня. — Чакан незаметно для себя повысил голос — А чего же он сюда?..

— Не шумите, папаша, — перебил Дмитрий.

Голоса приближались. Немецкий разъезд огибал курган. Ветер, разрывая ткань разговора, путал слова. Казаки застыли в седлах, слушая. Отрывистая нерусская речь коробила слух.

— Отслонись! — оглянувшись, яростным шепотом прикрикнул на сына Чакан. — Русский солдат, говорят, воюет не по правилам и, если он попал в плен, надо его не откармливать, как швайн, а уничтожать.

— Так и сказал? — переспросил у отца Дмитрий.

— Истинный Христос.

— Ну спасибо, папаша. Не зря я все-таки вас в разведку взял, — Дмитрий положил руку на эфес шашки.

— За мной!

Гуськом стали выезжать из-за кургана. Вплотную приближался немецкий говор. Впереди заколебались в темноте фигуры. Казаки молча двигались им навстречу.

— Пароль? — вдруг испуганно спросил передний немецкий всадник.

— В ша-ашки! — посылая лошадей в намет, скомандовал Дмитрий.

— Фойер! — падая с лошади, вскрикнул первый всадник. Дмитрий вышиб его из седла толчком своего коня.

Лошади месили копытами песок. Сталь, скрещиваясь, высекала искры. Выбитые из седел люди падали на землю, как тугие мешки с зерном. Число нападавших скрадывала темнота, пока выстрелы немецких ракетниц не осветили ее. После внезапной атаки немцы понесли урон, но и теперь их оставалось вдвое больше, чем казаков. Дело могло бы принять совсем другой оборот, если бы наконец не подскакали за спиной немцев Манацков, Пятницын и Ступаков. Немцы смешали строй. Казаки прижали остатки их конного разъезда к склону кургана.

— Не выпускать! — кричал Дмитрий.

Теперь уже казаки разряжали свои ракетницы, освещая ими ночь.

Дмитрий никак не мог достать шашкой офицера. Высок был баварский короткохвостый конь под седлом у него. В схватке с немецкого офицера сбили шлем, оторвали погон. Но с искаженным яростью лицом он умело парировал удары Дмитрия. Выпрямив в седле корпус, разворачивал палаш, как в фехтовальном классе. На помощь к Дмитрию поспешил Куприян Зеленков, занося над офицером шашку для удара.