Товарищи - Анатолий Калинин

Карандаш командующего бежал по карте, и Милованов неотступно следил за ним, ожидая, что он пробежит вдоль Терека до низовых станиц и здесь остановится. Но он отвесно поднялся вверх и, минуя желтые прикаспийские степи, обогнув Астрахань, круто скользнул по Волге влево до самой излучины, где она почти сходилась с дугой Дона. Здесь бег карандаша оборвался, но ненадолго.

Командующий, впервые отрывая от карты глаза, вкось поднял их к Милованову и резко отчеркнул междуречье с двух сторон стрелами. В самой глубине донских степей он вдруг сомкнул их.

— Началось? — почему-то шепотом спросил его Милованов.

— Идет уже второй день. Окружение группировки Паулюса…

— Завершено? — быстро спросил Милованов.

— Горяч, — командующий усмехнулся и, разогнувшись, обошел вокруг стола, опустился на подушку черного кожаного кресла. — Садись, он указал на другое, точно такое же кресло, стоившее напротив. Впрочем, скоро мешок будет завязан. И даже не мешок, а, как говорят на Дону, целый чувал.

— Значит, и мы… — осторожно начал Милованов.

— Догадлив, — командующий рассердился. Немцы теперь начнут удирать отсюда. Между Сталинградом и Ростовом совсем узкий проход и он может захлопнуться. Есть уже первые симптомы. Двадцать третья дивизия ушла в район Котельниково. Туда же уехал и сам Манштейн[11]. По всей видимости, здесь они попытаются нанести удар с фланга. И мы должны их…

— Упредить?

— Именно ото я и хотел сказать. Могу сообщить: в Ставке не только надеются, но твердо считают, что нажим здесь должен сковать их маневр и облегчить задачу нашей армии там. Главное — не дать оторваться. — Встав с кресла, командующий обошел стол и, вынув из ящика лист бумаги, протянул Милованову — Читай.

Вернувшись в кресло и положив руки на кожаные подлокотники, склонив голову набок, он стал молча смотреть, как Милованов, держа лист в руке на отлете и чуть откинув назад смуглую, будто отлитую из темного чугуна голову, прищуренными глазами пробегает строчки:

«Сформировать Донской казачий кавалерийский корпус в составе 1-й и 2-й гвардейских Донских казачьих дивизий, 6-й кавалерийской… и частей усиления. Командиром корпуса назначить генерал-майора Милованова…»

За окном все так же бежали облака, наступая на белые вершины хребта, величаво сиявшего в лучах утреннего солнца. Ярче разгорались огоньки флажков, усеявших карту. В дверь заглянул адъютант, удивленный тишиной в кабинете.

— Ну как, доволен? — пошевелив свое грузное тело на пружинах, спросил командующий, которому уже надоело сидеть молча. И сердито попенял: — Что же ты? Или, может быть, нет?

Черные строчки прыгали перед глазами Милованова: «…корпус… в составе… и частей усиления…»

И его мысль уже заработала в этом одном направлении. Нет, он никогда не задавал себе вопроса: доволен или недоволен? О чем спрашивает этот опытный и хитрый человек, который хорошо знает, что здесь не может быть двух ответов? Приказ есть приказ. Что за корпус ему дают и что скрывается за словами «частей усиления»? Кто командует дивизиями и полками, как одеты, обуты люди? Конец ноября, нужно подвезти фураж, поставить лошадей на зимнюю подкову. Милованов вспомнил, что рассказывали ему о гололедице в этих местах. Разумеется, все упирается в людей. По какому образцу формировался корпус, или он только называется казачьим? Ясно, что его сразу введут в бой, и все придется утрясать в движении, на марше. На кого из командиров дивизий можно рассчитывать больше, а на кого меньше?

— Чаю! — громко крикнул командующий в раскрытую дверь кабинета. Разгадывая сомнения Милованова, пояснил: — Первой дивизией командует Сергей Ильич Рожков, урюпинский казак. Летом под Кущевкой его казаки тринадцатую танковую дивизию немцев хорошо потрепали. Второй — Шаробурко. Его на коротком поводу держи. Шестой — Мирошниченко Кузьма Романович. Он у меня перевалы прикрывал, с тирольскими стрелками лицом к лицу. Выстоял. У них с Рожковым, похоже, ревность. Комиссара пришлю тебе, начштаба. Есть у меня здесь один полковник на примете. Я его тоже вызвал.

Ординарец, неслышно ступая по ковру, принес на подносе два стакана чаю. Командующий придвинул один стакан Милованову и, отхлебнув из своего стакана, спросил:

— Ты командира четвертого кубанского корпуса генерал-лейтенанта Гусаченко знаешь?

— Слыхать слыхал, — придерживая стакан на блюдце на весу, покачал головой Милованов.

— Со временем узнаешь, — загадочно сказал командующий. — Вы теперь с ним соседи. Узнаешь, — повторил он и встал, отодвигая кресло. — Засиделся я с тобой. А тебе надо уже на месте быть. На аэродроме тебя ждет самолет, полетишь в Кизляр. Погоди! — крикнул он пошедшему к двери Милованову. — Первоконникам из своего корпуса от меня привет передай.

Милованов вышел в приемную. Со стула, стоявшего возле окна, поднялся полковник в черной кубанке и вдруг шагнул ему навстречу. Милованов, мельком скользнув взглядом по его крупной, плечистой фигуре, остановился.

— Гордеич? — нерешительно спросил полковник.

— Ванин! — Милованов протянул к нему руки.

Обнимаясь, они похлопывали друг друга ладонями по плечам. Полковник огромными руками сжимал плечи Милованова, радостно глядя на него сверху вниз.

— Какими судьбами? Откуда? Худой, еще больше почернел.

— Зови, кто там еще! — гулко крикнул адъютанту голос командующего из кабинета.

— Прошу, — сказал адъютант полковнику.

— Сейчас, — полковник беспомощно оглянулся на дверь. — Ты посиди здесь минут пять, — сказал он Милованову.

— Некогда. Спешу на самолет. Расскажи в двух словах о себе. Ты тридцатой командуешь?

— Теперь уже откомандовался… — ответил Ванин. Лицо его омрачилось. — Прислали командиром одного старичка, а меня оставили у него заместителем. Он до этого в своей республике наркомом был, к коллегиальности привык. Боевой приказ отдавать, а он соберет коллегию и совещается. Я взвыл, и меня отпустили оттуда.

— Куда теперь? Свободен?

— Как тебе сказать… — неопределенно начал Ванин.

— Идите, — настойчиво сказал за его спиной адъютант.

— Пока нигде, — Ванин с ненавистью оглянулся на него. — Сватают начальником штаба в какой-то новый кавкорпус, кажется, в пятый. Еще попадешь опять под начальство к какому-нибудь конторщику, не приведи господь. Ты, Алексей Гордеевич, случайно не знаешь, кто в пятый назначен?

Милованов смотрел на него снизу вверх, улыбаясь.

— Постой, постой! — в озарении загремел полковник.

— Не шуми, — спокойно сказал Милованов. — Сейчас же иди к командующему и принимай назначение. Я полечу вперед, а ты оставайся здесь, кое-что утряси. Едем на голое место. Надо отгрузить снаряды, заказать чекмени, шаровары с лампасами. Мы теперь с тобой — казаки. — По его лицу нельзя было понять, шутит он или говорит серьезно.

— Есть, товарищ генерал, — вытягиваясь перед ним, ответил Ванин.

— Ухналей запаси, уздечки закажи, седла. Протолкни цистерны с горючим, — продолжал Милованов.

— Есть, — повторил полковник. Он стоял перед ним навытяжку, с официальным лицом.

— Зови! — нетерпеливо крикнул голос командующего из кабинета.

— Я тебя буду ждать, Ванин. — Милованов взял его за плечи, и, повернув, подтолкнул в спину. Улыбаясь, смотрел, как тот на цыпочках бросился по мягкому ковру к кабинету, развевая крылья башлыка, придерживая шашку.

3

Он ощупью пробирался в темноте по железнодорожному полотну, среди стоявших на рельсах длинных составов и грудившихся сбоку них на земле штабелей ящиков и тюков, натыкаясь на стрелки, обходя угольные ямы и подлезая под большие четырехосные платформы, слепо разыскивая во мраке тупичок, в котором должен был стоять вагон командующего войсками Северной группы.

На платформах стояли высоченные армейские грузовики, укрытые брезентом танки, пушки с нахлобученными на них чехлами. В вагонах переступали ногами лошади, били копытами в дощатые стены.

Запахи сена, бензина, конского навоза, машинного масла, угля смешивались в один густой запах прифронтовой магистрали. Плотным облаком висел он над стрелками и тупиками, над эшелонами и пристанционными постройками. Машинисты уходивших отсюда эшелонов уже далеко в степи включали закрашенные синей краской фары.

Потянувшись рукой к платформе, Милованов выдернул из тюка сена стебелек. Ноздри обжег горький и свежий аромат. Сено было еще не старое, степное.

Выходя к тупику, стал огибать стоявший на пути без паровоза длинный состав. У самого хвоста состава услышал ругань, возню. В темноте копошились фигуры, постукивал автомобильный мотор. Милованов разглядел контуры стоявшей у вагонов грузовой машины.

— Ты не намеряйся, а вдарь! Спробуй разок! — кричал хриплый голос.

— И ударю. Ты фрица пугай, если тебе автомат даден.