Трибунал для судьи - Вячеслав Денисов

– Кто стрелял в Струге через дверной глазок, когда он находился в собственной квартире?

– Ступицына спроси. – Внезапно лицо Гурона перекосила злобная гримаса. – Он много чего тебе расскажет! Говорят, бывшие мусора «раскалываются» быстрее самой низовой «шестерки»! Если он, мудак, слушал бы меня каждый раз, то я сейчас не парил бы зад на шконаре, да и он по шалашам не ныкался!

Мы с Вадимом переглянулись. Кажется, во фракции «Братва и воля» произошел раскол! Лишнее подтверждение того, что все наши удары до сегодняшнего момента попадали точно в цель. Разобщение организованной преступности – первооснова всей борьбы с ней, ибо уничтожить ее невозможно.

И все-таки я задал вопрос, который мучил меня более всего:

– Каким способом Виолетта Штефаниц определила, что щенок – не Маркус?

Гурон некоторое время медлил, разминая обеими руками окурок в пепельнице – запястья были соединены наручниками, а потом медленно повернул голову к зеркалу-обманке.

Он смотрел долго, и его взгляд не останавливался на своем отображении. Он пронизывал зеркало насквозь.

– Она не объяснила. Положив пса на бок, она что-то выискивала на его левом бедре. После этого встала и сразу стала прощаться. Не сказала и потом, через час. Что было дальше – вы знаете…

Знал и следователь. Но Закон заставлял его все записать под диктовку Гурона. Исписанные его быстрой рукой листы протокола постепенно превращались в объемный материал. Венцом допроса стал его вопрос:

– Куда вы поехали после того, как ваш третий подельник случайно выстрелил себе в ногу из своего же пистолета?

Гуров рассмеялся.

– Ну да, да… Конечно, случайно… После этого я и Ступицын уехали на стадион, к его зятю. Мне очень жаль, я не хотел стрелять в прокурора… Это Ступицын неожиданно заорал: «Стреляй!». Я трекнулся, и все получилось некстати даже для меня. Однако ему тоже не следовало в меня палить, не так ли? Как там у вас? Сначала – «Стой», потом – «Стой, стрелять буду», потом – предупредительный выстрел вверх… Да и не представлялся он. Самозащита – это, граждане начальники, самозащита. Вменяйте незаконное ношение оружия. Я согласен.

– А старшину Шилкова в питомнике кому вменить? – По интонации Пащенко я понял, что Гурон задел его за живое.

– Ты отморозку Ступицыну этот вопрос задай! – Гурон опять дернул веком. – Я думал, что мой младший братец Витя самый отмороженный на этом свете! Оказывается, нет. Слушай, начальник, у каждого вора есть свои пределы деятельности! Да, это я хлестал немку по лицу! Может, еще какую статью нарушил в вашем кодексе, но я никогда не стану стрелять в ментов, если они в меня не стреляют! Я был в питомнике, но в мента не стрелял. Все!

– А кто стрелял в следователя прокуратуры в доме на улице Мебельная?

– Я НЕ СТРЕЛЯЛ, – делая акцент на каждом слове, произнес Гурон.

От этой бравады может стошнить. Смешно становится, когда матерый вымогатель, похититель людей и организатор убийств воодушевленно пытается отстоять свою воровскую честь. А неудавшаяся попытка похищения Саши? Ведь не кодекс чести вора предотвратил это преступление! Просто Пащенко оказался гораздо умнее всех! Разум не остановил бандитов Гурона, когда они, с его подачи, убивали собак и женщину в частном доме! А что заставило Гурона отдать приказ о моем убийстве в гараже?! Самозащита? Может, и так, но Закон трактует это понятие несколько иначе. Это называется – «организация убийства». Так что не нужно, Гуров, ваньку перед прокуратурой валять… А уж передо мной – подавно.

– Где сейчас может находиться Ступицын? – задал последний вопрос следователь и передал ручку Гурову.

Тот, держа в зубах сигарету и морщась от дыма, старательно подписывал каждый лист протокола допроса. Следователь ткнул пальцем в последний лист:

– В конце напишите.

– Да знаю я! «С моих слов записано верно, мной прочитано»… Я это писал, когда ты еще в школу ходил.

– Я повторяю вопрос.

– Не нужно повторять. – Гурон, закончив, отшвырнул от себя ручку и прислонился к спинке стула. – Я не глухой. Его и без моих подсказок найдут.

И он очень медленно повернул голову к зеркалу. На этот раз мне показалось, что он смотрит прямо мне в глаза.

Я не стал задавать вопросы Гурону относительно их со Ступицыным контактов с Лукиным. И об исторической встрече у ТЮЗа, и о содержании Рольфа в гараже Облсуда – тоже. Мне сейчас не нужна эта огласка. А Гурон об этом никогда не заговорит. У него оставалась слабая надежда на то, что ему помогут. Не могут не помочь, ведь в противном случае он может и заговорить! Однако мне сейчас это не было нужно. Я еще не закончил своей игры. В рукаве хранились козыри, и выбрасывать их сейчас было бы по меньшей мере глупо. Жизнь в судейском коллективе учит многому. И главным является умение достать ложку в тот момент, когда суп разлит, а не тогда, когда он еще в кастрюле.

В отличие от замшелого преступника Гурона, «законопослушная» Виолетта Штефаниц не была честна даже на его десятую часть. Она поведала удивительную историю, после прослушивания которой даже мы с Пащенко разинули рты. Оказывается, гражданка Германии прибыла в город Тернов для установления связей по обмену опытом в чистопородном скрещивании. Инбридинг – сказала она.

– Чего? – наморщил лоб следователь.

– Инбридинг. Это метод, используемый только опытными заводчиками, – нагло и спокойно излагала Штефаниц. – Скрещивание близких родственников. Например – брата с сестрой.

– Это как? – почти прошептал бедный сотрудник прокуратуры.

– Господин следователь, мы ведем речь о собаках, а не о людях. – В говоре Виолетты для вящей солидности появился немецкий акцент.

– Вот сучка! – восхитился Пащенко. – Если бы не эта маленькая стерва, не было бы всего того, что произошло за последние три недели!

Следователь взял себя в руки и снова настроился на деловой лад:

– Как вы оказались в квартире десять по улице Мебельная?

Адрес, в который она прибыла, был дан ей в Германии на международной выставке в Вене! Ну, если та старуха с неходячим дедом – профессиональные заводчики немецких овчарок, тогда я – пророк Моисей.

– Только не десятая квартира, а…

– …двенадцатая, – окончил за нее Вадим.

– У нас есть все основания предполагать, что вы говорите неправду. – Следователь откинулся на стуле. – Повторить вопрос?

– Я подданная Германии. Требую, чтобы во время производства допроса здесь находился германский консул!

Испытанная отмазка для всех «грязных» иностранцев.

– Извините, но правительство Германии почему-то не хочет открывать свои представительства в таких городах, как Тернов, Бодайбо и Зюзя. Где я вам консула возьму? – Следователь повесил на лицо издевательскую усмешку. – Нужно было по вопросам (он склонился над протоколом) ин…бри…динга ехать в Москву или Санкт-Петербург.

– А адвокаты есть в таких городах, как Тернов и Зюзя?

– Обязательно. Но в выходные дни найти их не представляется возможным. Придется допрос отложить до завтра. Поставьте подпись в подписке о невыезде…

Все. Уже сегодня Виолетты Штефаниц не будет в Тернове. Однако мне на это совершенно наплевать. Теперь это дело следствия. А моя задача – найти Ступицына. В том, что это он застрелил Шилкова, теперь уже нет никаких сомнений. Не знаю почему, но я верил Гурову. По крайней мере, он говорил правду там, где ее можно было укрыть. И эта правда была не в его пользу. Он, конечно, законченный негодяй, но сейчас я ему верил. И не мое дело, как сейчас следствие будет снимать показания с Виолетты. Опыт международного общения у прокуратуры есть – кому, как не мне это знать! – так что пусть голова болит у городского прокурора. А я чист и перед Виолеттой, и перед органом надзора. Первой я спас жизнь, второму передал все нити для расследования преступления.

Скатертью дорога, как говорят в Зюзе и Тернове…

Глава 11

Сейчас, когда я вспоминаю свои сумасбродные новосибирские подозрения относительно Пермякова, мне становится стыдно. Словно лишенный разума, я бросался тогда из крайности в крайность, подозревая то Вадима, то Пермякова. Но именно они остались верными мне до конца. И теперь, когда я сижу на кушетке рядом с женой следователя, мне почему-то очень хочется повиниться. Не потому, что лежащему на операционном столе другу, словно по взмаху волшебной палочки, станет легче, а для самоочищения. Пермяков не думал о том, кто прав, а кто виноват, когда лез на балкон. И не выгадывал, вставая на пути убийц. Он просто делал свое дело. Рутинное, нудное мужское дело. Наверное, именно он в тот день оставался без жалости и гнева, выходя навстречу бандитам с пустым пистолетом.

– Ничего, ничего! – рубил ладонью воздух, шагая по коридору, Пащенко. – Ничего! Он парень крепкий, у нас в команде защитником играл! Ты помнишь, Струге, как он играл?! Ага! Всем бы так играть! Нападающих с поля сносил, только свист стоял! Ничего, все нормально будет…