Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена) - Василий Сергеев

Влажность лагуны не подходила для великой княгини, поэтому супруги решили не оставаться здесь дольше и отправились в Рим. Позже, в воспоминаниях, Мария Федоровна напишет Лагарпу (воспитателю Александра):

«Этот прекрасный голубой небосвод, которым я любовалась, сильно волновал душу, но своды собора Святого Петра, казалось, успокаивали это волнение».

Затем их повезли в Пантеон, Колизей, Капитолий. В Ватикане, в базилике Святого Петра, им дал аудиенцию папа Пий VI. Он назвал их

«моими дорогими раскольниками»

и поцеловал в обе щеки Павла. Это лишь утвердило убеждения последнего в необходимости объединения сперва всех христианских церквей, а потом и остальных религий мира. Он помнил заповедь Панина:

«Христос есть во всем, т. е. Христос может быть и в христианине, и в последователе иудейской религии, и в язычнике. Поэтому христианами должны называться не только те, которые приняли христианское крещение, но и все, имеющие в себе Христа».

Рим приветливо принял супругов, очарованных сияющим небом и ласковым климатом. Единственная неприятность: на одном из великолепных приемов, который римляне организовали в его честь, Павел, к своему неудовольствию, встретил княгиню Дашкову. Что она здесь делает? Не за ним ли следит?..

Царевич предпочитал блестящим и утомительным официальным приемам прогулки инкогнито по древнему городу и посещения старьевщиков. Покупая «антики», он решил, что близ Помпей ему удастся купить еще более интересные раритеты, и решил вернуться в Неаполь, il pezzo del cielo caduto in terra31*Кусок неба, упавший на землю (итал.).*. Он выглядел возбужденным, но веселым. Мария Федоровна была вне себя от радости. Она еще не разу не видела мужа в таком умиротворенном расположении духа.

Чета великих князей не учла, что в это время года в Неаполе проходил знаменитый праздник – карнавал. Было практически невозможно найти место в какой-нибудь гостинице, даже для наследника российской короны. Но это лишь увеличило желание Павла отправиться туда. Нашелся неаполитанец, который сдал им дом, слишком, правда, маленький для великих князей и их свиты. Павел сразу уехал на раскопки Помпей, которые начались всего тридцать лет назад. Его интересовали Геркуланум, Байи, Пестум, он даже захотел подняться на Везувий.

Женой короля Фердинанда I Неаполитанского была Мария-Каролина, дочь Марии-Терезии, младшая сестра французской королевы Марии-Антуанетты. Она напропалую изменяла мужу, а русским послом при этой малоприятной парочке был не кто иной, как граф Андрей Разумовский, тот самый друг-предатель, который совратил великую княгиню Наталью – Вильгельмину!

С этого момента веселый и праздничный город стал Павлу неприятен. В голову полезли одни лишь дурные мысли. Подходя к берегам залива, он с ужасом смотрел на крепость св. Эльма. Именно там несчастный Алексей, сын Петра Великого, скрывался в течение нескольких месяцев от своего отца и уехал оттуда прямиком в Санкт-Петербург – на казнь... А недавно отсюда же, из Италии, выманили какую-то самозванку Елизавету, претендовавшую на российский престол, и тоже отвезли в Петербург...

Мария Федоровна с отчаянием видела, что Неаполь ухудшил состояние Павла, что ее муж снова стал жертвой собственного страха, и поэтому решила, что необходимо срочно уезжать из этих мест... Павел оставил Неаполь с ощущением, будто он вечный пленник, человек, заранее обреченный на страдания.

Затем последовали Ливорно, Парма, Милан, Турин, Лион... И вот уже хорошо откормленные лошади несут княжескую чету прямо на Париж!

В Женеву чета великих князей заезжать не стала. Там вспыхнули мятежи, похожие на революцию. Да и зачем заезжать? Вольтера, «фернейского отшельника», более нет...

ФРАНЦИЯ

Новое – это хорошо забытое старое.

Роза Бертэн, модистка Марии Антуанетты

Пересекая Альпы, они любовались величественным пейзажем, однако мощь скал и бескрайние горные хребты, покрытые вечными снегами, пугали их.

От Екатерины к ним постоянно приходили письма, полные материнской нежности, в одном из которых императрица, стремясь создать образ наступающей весны, употребила выражение:

«здесь пахнет апрелем».

Франция принимала их с невероятной торжественностью. Все русское там воспринималось с восхищением. Мода требовала, чтобы восхищались всем, что напоминало о российских царях. Улицы, театры, лавки ремесленников, салоны и газеты соперничали между собой в восхвалении всего, что каким-то образом было причастно к государыне, которую уже тогда называли «Екатериной Великой» или «Северной Семирамидой».

Почти все вывески модных магазинов, как в провинции, так и в Париже, были посвящены России: «а ля российская императрица», «а ля Российская империя», «а ля русская дама», «а ля русский кавалер».

Волна любви Франции к России объяснялась причинами политическими. За океаном шла война, английские колонии в Америке начали бунт, требуя независимости, и Франция воспользовалась этим в своей борьбе против Англии. Она помогала повстанцам, а Россия, в свою очередь, оказывала моральную поддержку Франции. Павел восхищался страной, но Екатерина в переписке с сыном очень сдержанно и даже презрительно отзывалась о современной Франции, соглашаясь отдать должное лишь прошлому этой страны. Она сурово и в то же время банально отзывается о Марии-Антуанетте:

«Пусть Господь благословит эту христианнейшую из королев, с ее помпонами, чулками и спектаклями».

Павел и Мария приехали в Париж под своими уже ненужными псевдонимами «графа и графини Северных» – их инкогнито уже никого не обманывало – 18 мая 1782 года. Их принял в своем дворце посол России, князь Иван Барятинский. Парижане, неисправимые ротозеи, бежали вслед за каретой.

Павел дрожал от нетерпения увидеть своими глазами знаменитый Версаль, о котором столько слышал. Он хотел у себя, в Петербурге, построить Город Солнца... На следующий же день после приезда в Париж, царевич, как простой путешественник, отправился в Версаль по дороге, по которой одна за другой ехали кареты. Ему удалось пройти неузнанным вокруг огромного дворца, который воплощал в себе архитектурную мысль целого народа. Так же, укрывшись, он присутствовал на параде кавалеров ордена Святого Духа и пришел от этого в восторг.

20 мая Их Величества король Франции Людовик XVI и королева Мария-Антуанетта приняли со всей торжественностью будущих государей России. Князь Барятинский представил Людовику великого князя, а графиня де Вержен подвела к королеве великую княгиню.

На Марии Федоровне было великолепное платье: широкое парчовое одеяние, которое по низу украшала кайма в ладонь шириной, вышитая жемчугом. Королева привыкла всегда быть в центре внимания, и потому чувствовала себя уверенно во время роскошных праздников. Появление при ее дворе великих князей России привлекло к ним столько внимания, что она почувствовала некоторую неловкость. Попросив мадам Кампан принести ей стакан воды, она заметила:

– Играть роль королевы в присутствии других монархов или тех, кто должен вступить на престол, намного труднее, чем среди своих придворных!

Разумеется, и в Париже Павла интересовали масоны. С 1770 года в Париже жил граф Сен-Жеpмен, третий сын князя Ракоци II, светский, блестяще образованный человек, о котором говорили, что он не только был в России во время воцарения Екатерины II, но и помогал ей – через Орлова – захватить трон; он же, согласно преданиям, назвал Наталье Петровне Голицыной три карты, при определенных условиях способные обеспечить безусловный выигрыш в карточной игре.

«Граф Nord» мог встретиться в Париже также с богословом и оккультистом Антуаном Куртом де Жебленом, членом масонской ложи Девять сестер, написавшим историю эзотерических учений от Адама до своего времени (Le monde primitif analyse et compare avec le monde moderne).

Мог он беседовать о масонстве и с четой французских королей, причем лишь в положительных тонах. Если бы даже Павел выразил беспокойство по поводу масонства, то Мария-Антуанетта могла бы ответить примерно так:

«Мне кажется, вы придаете слишком много значения масонству во Франции: оно не играет у нас такой большой роли, как в других странах, благодаря тому, что здесь все к нему принадлежат, и такие образом нам известно все, что там происходит. В чем же вы видите опасность? Я понимаю, что можно было бы опасаться распространения масонства, если бы оно было тайным политическим сообществом, а ведь это общество существует только для благотворительности и для развлечения; там много едят, пьют, рассуждают, поют, а король говорит, что люди, которые поют и пьют, не могут быть заговорщиками. Также нельзя назвать масонство обществом убежденных безбожников, ибо я слышала, что там постоянно говорят о Боге: кроме того, там раздают много милостыни, воспитывают детей бедных или умерших членов братства, выдают их дочерей замуж – во всем этом я, право, не вижу ничего дурного. На днях принцесса де Ламбаль была избрана великой мастерицей одной ложи: она мне рассказывала, как там с ней мило обращались, но говорила, что выпито было больше, чем спето; на днях предполагают там дать приданое двум девицам.