Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Герцен ответил Добролюбову (статья «Very dangerous!!!»), подчеркнуто объединив «Современник» с «Библиотекой для чтения», где ведущим критиком был некогда О. Сенковский, Барон Брамбеус, ставший символом пустословия и поверхностного зубоскальства. Удар Добролюбова был точен, для начала досталось Гончарову: «Чистым литераторам, людям звуков и форм, надоело гражданское направление нашей литературы, их стало оскорблять, что так много пишут о взятках и гласности и так мало “Обломовых” и антологических стихотворений. Если б только единственный “Обломов” не был так непроходимо скучен, то еще это мнение можно бы было им отпустить. Люди не виноваты, когда не имеют сочувствия к жизни, которая возле них ломится, рвется вперед и, сознавая свое страшное положение, начинает, положим, нескладно говорить об нем, но все-таки говорит» (Герцен, XIV, 116).
Почему же Герцен и Огарёв включили критиков «Современника» в число чистых литераторов и поклонников антологических стихотворений, тех, кто защищает теорию «искусства для искусства»? Думаю, просто-напросто литературная обида. Но не просто литературная. Была поставлена под сомнение их жизненная позиция. Герцен писал: «Онегины и Печорины были совершенно истинны, выражали действительную скорбь и разорванность тогдашней русской жизни. Печальный рок лишнего, потерянного человека только потому, что он развился в человека, являлся тогда не только в поэмах и романах, но на улицах и в гостиных, в деревнях и городах» (Герцен, XIV, 118). А, так сказать, соратник, абсолютно подчинивший себя Герцену, Огарёв в своей статье «Памяти художника» (Полярная звезда, 1859, кн. V) смешным образом сравнивал Добролюбова с Гофманом (которого Огарёв, видимо, не любил), который, когда-де бомбардировали Данциг, знаменитый автор «Кота Мура» ныне редко и трудно читаемого, сидел в погребке и, не принимая никакого участия в защите города, в движении людей, шедших под картечь и ядры, писал, помнится, фантастические рассказы der Serapions Brüder. Гофман пренебрегал общественным движением в пользу так называемого искусства. Но для этого надо было иметь в жилах не кровь человеческую, а немецкую слизь. В нашей литературе, в наше время, время русского возрождения, такая же партия лимфы, золотушное дитя схоластических эстетик, хочет отрешенность искусства от общественных вопросов выдать за нечто, достойное уважения. Да где же они нашли действительное искусство, отрешенное от общественных вопросов? Но удивительно, что презираемые Огарёвым «Серапионовы братья» стали несомненной классикой мирового искусства. Намекнув же, что «чистое искусство» вышло из диссертации Чернышевского, он предрекал «Современнику» получение «Владимирского креста». Герцен был еще более жесток, написав, что «милые паяцы наши забывают, что по этой скользкой дороге можно досвистаться не только до Булгарина и Греча, но (чего боже сохрани) и до Станислава на шею!» (Герцен, XIV, 121). По настроению тогдашней публики сильнее и подлее удара не могло быть нанесено. Но почему? Тут и политически-общественные интересы были задействованы. Под сомнение была поставлена их способность к деятельности, так как обличения «Колокола» казались бывшим семинаристам пустыми и опасными, ибо не опирались на реальное знание забытой ими русской жизни. Как писал потом М.А. Антонович, «если бы сильный и неожиданный удар грома разразился над головою Добролюбова, то он так не поразил бы и не потряс его, как эта заметка»[185].
Именно этот упрек Герцена Добролюбову и Чернышевскому в прислуживании правительству наши исследователи пропускают мимо глаз. Но он был воспринят русским обществом того времени, пришедшим от него в растерянность, ибо совсем недавно было два центра оппозиции (пусть немного и разные), а теперь один из этих центров обвинен почти что в сикофанстве. То есть на литературный укол ответ был политическим. Своего рода предвестие ленинской борьбы с партийными оппонентами (как «Колокол» предвестие «Искры»). Конечно, Чернышевский не был ниспровергателем, он был скорее «реформист-постепеновец»[186], так именует Чернышевского В.Ф. Антонов. И это очень важное соображение. У него не было расчета на революцию.
Необходимо было объяснение с Герценом. Его критика могла убить в общественном мнении «Современник». Тяжесть этой разборки взял на себя Чернышевский. У Некрасова с Огарёвым и Герценом шли при этом малоприятные столкновения по поводу наследства Огарёва. Вдаваться в эту историю нам сейчас ни к чему, слишком далеко бы она увела нас от центрального сюжета.
Ехать к прямо к Герцену, политическому противнику режима, было бы неразумно и опрометчиво, а Чернышевский старался избегать опрометчивых поступков. Поэтому он публично объявил, о чем и отцу написал на случай, если полиция будет перлюстрировать его письма, что едет в Париж к двоюродному брату А.Н. Пыпину, навестить заболевшего кузена. Уже по возвращении Чернышевского в Петербург Пыпин писал приятелю, что его болезнь – только предлог, которым воспользовался Чернышевский для того, чтобы объяснить свой скорый отъезд и скорое возвращение, не похожие на обыкновенные путешествия. Настоящая цель его путешествия была Лондон. В работе Эйдельмана о лондонской встрече Чернышевского и Герцена сообщается любопытный факт, что Чернышевский поднес Герцену отдельное издание своей диссертации, которую лондонские изгнанники считали теоретическим обоснованием «чистого искусства» с надписью: «Александру Ивановичу Герцену с благоговением подносит Автор».
Это была, видимо, попытка решить проблему мирным путем. Поразительна запись об этом визите невенчанной жены Герцена Натальи Тучковой-Огарёвой, в котором удивительно прозвучало женское проникновение в характер интересующего ее мужчины. И сколько бы ни писали советские исследователи о революционном пафосе, одушевлявшем НГЧ, эти простые слова вполне их
- Сетевые публикации - Максим Кантор - Публицистика
- Революционная обломовка - Василий Розанов - Публицистика
- Русская тройка (сборник) - Владимир Соловьев - Публицистика
- Андрей Платонов, Георгий Иванов и другие… - Борис Левит-Броун - Литературоведение / Публицистика
- Никола Тесла. Пацифист, приручивший молнию - Анатолий Максимов - Биографии и Мемуары
- Опыт возрождения русских деревень - Глеб Тюрин - Публицистика
- Ответ г. Владимиру Соловьеву - Василий Розанов - Публицистика
- Высоцкий и другие. Памяти живых и мертвых - Владимир Соловьев - Биографии и Мемуары
- Н. Г. Чернышевский. Книга вторая - Георгий Плеханов - Публицистика
- Интересный собеседник - Александр Иванович Алтунин - Менеджмент и кадры / Публицистика / Науки: разное