Мечта скинхеда - Фридрих Незнанский

Филипп уткнулся носом в снег и замер. Только бы он не пошел бродить по крыше, пинать сугробы! Только бы не пошел!

Алексей Боголюбов

Боголюбов поднялся на поверхность города из недр станции «Арбатская» и зашел в биотуалет. Он слишком долго ехал в метро, и сейчас это было жизненно необходимо.

Потом он купил себе чебурек. Съел, но вкуса не почувствовал. Тогда он купил еще один чебурек, на этот раз с сыром. Съел и его, и на сей раз этот вкус ему смутно что-то напомнил. Боголюбов вспомнил, что это, вероятно, был последний чебурек в его жизни, и тогда купил третий. Стал жевать, но тут его вдруг замутило, и он выбросил остатки в урну.

Кстати об урне. Не забыть о тротиловой шашке в кармане, не забыть об урне!

Он поглазел на афиши кинотеатра «Художественный». «Свиньи отправятся в полет», «Новое поколение», «Дом дураков», «Кавказская рулетка».

Ну надо же! Кавказская рулетка. Свиньи отправляются в полет. На что они, собственно, намекают, эти долбаные киношники?

Боголюбов через подземный переход пересек Воздвиженку и в задумчивости остановился…

Агеев

Послышались несколько металлических щелчков. Филипп выглянул из-за трубы. Шульгин собрал винтовку и, встав на одно колено, смотрел в оптический прицел. Их разделяло метров десять. На часах было 15.52. Пресс-конференция назначена на 16.00. В 15.58 Сева рявкнул так, что зазвенело в ухе:

— Второй в двухстах метрах от цели! Входим в зону видимости!

Филипп от неожиданности вздрогнул и с трудом подавил инстинктивное желание прижать наушник рукой. Шульгин конечно же не мог ничего слышать.

Очень осторожно Филипп подтянул ноги к груди, привстал как для низкого старта. Шульгин неотрывно смотрел в прицел, а Филипп — на него.

Алексей Боголюбов

Нет, торчать на одном месте все же холодно, лучше передвигаться, хотя бы и навстречу верной гибели. Собравшись с силами, он двинулся в сторону Никитских Ворот. Ему предстояло пройти не более десятка домов, всего лишь они отделяли его от смерти. Нет! Он даже вздрогнул. Не десять, а только пять. Всего лишь пять, всего лишь пять домов — и подумать только, он будет мертв. Да как же это можно себе вообразить?! Ему нужен был большой дом на Тверском бульваре, но ведь до него осталось всего лишь пять строений на этой, четной, стороне улицы и пять на той. Как ни крути, все равно пять. Боголюбову захотелось перейти на нечетную сторону. Лучше будет, если он дойдет до своего почетного эшафота не банально вдоль улицы, снизу вверх, а величественно перейдет через дорогу — прямо к парадному входу.

Что-то странное, прежде незнакомое происходило с ним. Он плакал. Он знал, что скоро умрет. Казалось, еще совсем недавно, когда Боголюбов хотел выброситься из окна, он должен был чувствовать то же самое, — но нет. Сопричастность его гибели Великой Идее изменила все и все окрасила в иной цвет.

Прощай, город, я тебя больше никогда не увижу. Прощайте, люди, я иду умирать за вас. Прощайте, троллейбусы, я больше никогда не буду ездить на вас «зайцем». И вообще никак не буду. Прощай, пиво, тебя будет пить кто-то другой. Прощай, прощай навсегда, пламенный борец товарищ Шаповал!

Денис Грязнов

Денис толкался в холле среди припозднившихся на брифинг Чистякова журналистов и прочей публики. Поскольку Гордеев отправился к Дегтяреву, присмотреть за Чистяковым Денис решил лично, раздобыть аккредитацию не составило большого труда, кое-какие связи среди акул пера за годы частного сыска образовались.

Чистяков прибыл в 15.55 и тоже застрял в холле. Зацепил кого-то знакомого, завязался оживленный разговор. Припозднившиеся журналисты потянулись к нему, через минуту вокруг образовался небольшой кружок заинтересованных лиц.

Депутат явно чего-то ждал. И Денис знал, чего он ждет. Собравшаяся вокруг толпа не мешала Чистякову наблюдать за стеклянной дверью и крыльцом, высокий рост позволял смотреть поверх голов.

Алексей Боголюбов

«Как хлебный колос, подрезанный серпом, как молодой барашек, почуявший под сердцем смертельное железо, повис он головой и повалился на траву, не сказавши ни единого слова… Он был и мертвый прекрасен: мужественное лицо его, недавно исполненное силы и непобедимого для жен очарованья, все еще выражало чудную красоту; черные брови, как траурный бархат, оттеняли его побледневшие черты».

А может… Может, взять машину, поймать такси и сделать несколько кругов вокруг квартала? Так просто, посмотреть на все это еще раз… Осенний город… Боголюбов одернул себя: не очередная ли это уловка подсознания? А вдруг сейчас его товарищи наблюдают за ним? Хорошо же он будет выглядеть. А вдруг Наталья его сейчас видит, она любуется им… последний раз… И он отогнал эти мысли прочь. Надо идти! Решение было принято не минуту назад, и не дело для настоящего мужчины и солдата рефлексировать на бесплодные темы. Надо двигаться вперед!

Боголюбов попытался представить себе, что почувствует Шаповал… Может, только тогда она поймет, чего, а вернее, кого лишилась… Сознание того, что он ни словом не упомянул об узбекской чайхане, которую она себе облюбовала, позволяло высоко держать голову.

И снова Гоголь пришел на помощь в ответственную минуту, и снова Тарас Бульба, уже на костре.

«Прощайте, товарищи! Вспоминайте меня и будущей же весной прибывайте сюда вновь да хорошенько погуляйте! Что, взяли, чертовы ляхи? Думаете, есть что-нибудь на свете, чего бы побоялся козак? Постойте же, придет время, будет время, узнаете вы, что такое православная русская вера! Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымается из Русской земли свой царь, и не будет в мире силы, которая бы не покорилась ему!..»

Самая длинная минута

25 ноября

15.59.

— Сто метров, — доложил Голованов.

— Вижу, иду на сближение, — отреагировал Щербак.

Денис промолчал. Теперь все зависит от Фили. Шестьсот метров пуля пролетит за секунду…

15.59.

У Филиппа от напряжения слезились глаза. Он щурился и старался не моргать, чтобы не пропустить момент.

— Пятьдесят метров, — сказал Сева. Голос у него подрагивал, а может, показалось.

Шульгин чуть повернул винтовку в сторону, поймал и повел цель.

16.00.

Боголюбов шагал, глядя под ноги. Сева сократил расстояние до трех шагов. До крыльца метров десять. Бронежилет показался Севе слишком легким. А из снайперской винтовки, между прочим, можно рельс прострелить…

Только бы Филя не облажался… Только бы успел…

16.00.

Николай тоже двигался к крыльцу. Боголюбов и Сева подходили слева, Николай — справа. У самых ступенек надо встретиться. Не закрывая обзор стрелку и самое главное — не мешая друг другу. Толкать и прикрывать Боголюбова будет Сева. Так было решено.

Задача Николая — подстраховать. Если Сева поскользнется, если кто-то вклинится между ним и Боголюбовым… Подстраховать от форс-мажора.

Так и подмывало повернуться и посмотреть в сторону стрелка. Даже шея ныла от напряжения. И еще мучило нехорошее предчувствие…

16.00.

Шульгин снял винтовку с предохранителя. Филипп сфокусировался на его губах.

16.00.

Боголюбов ступил на первую ступеньку.

16.00.

Сева напрягся для прыжка.

16.00.

Николай оттолкнул толстую тетеньку, ковырявшуюся в сумочке прямо на линии огня. Тетенька открыла рот, собираясь возмутиться.

16.00.

Филипп увидел струю пара, вырвавшуюся изо рта Шульгина.

— Давай! — рявкнул он в микрофон. Потому что Шульгин выдохнул. Как солдаты на стрельбище, не отдышавшиеся после марш-броска, как биатлонисты, как снайперы. Чтобы колебания грудной клетки, малейшие движения плеч не сдвинули ни на миллиметр приклад, не сбили прицел…

Палец Шульгина мягко нажал на спусковой крючок прежде, чем Филин крик дошел до его сознания.

16.00.

— Давай!

Сева прыгнул на плечи Боголюбову, одновременно подсекая и всем своим весом давя вниз к земле.

16.00.

Денис увидел, как прыгнул Сева, как рухнул Боголюбов, а Сева распластался сверху.

16.00.

Голова Боголюбова ткнулась в ботинки Николая. Два тела на скользком тротуаре, набрав ускорение, продолжали двигаться по инерции. Николай не успел отпрыгнуть и свалился поверх Севы.

16.00.

Филипп рванул к Шульгину, не чувствуя под собой ног.

16.00.

Николай, падая, увидел, как лопнуло толстое стекло двери. От маленькой круглой дырочки побежали во все стороны лучики трещин.