Лучший экипаж Солнечной (авторская редакция 2008 г.) - Олег Дивов

Из бокового прохода им навстречу появились давешние техники. Головы оказались забинтованы уже у обоих.

— Кретины!!! — рявкнула Ива на них. — Уроды!

— Виноват, мэм? — спросил тот, у которого руки остались целы. Он опять, как и в боевой рубке, тащил второго за здоровую конечность. Этот на злобную реплику старшего по званию никак не отреагировал. Похоже, его серьезно мутило.

Ива вознамерилась объяснить, почему техники кретины и уроды, но Эндрю ее перебил.

— Закончите там, — сказал он. — Сейчас же. Потом можете падать. Но сначала доделайте. Очень прошу.

— Да, сэр! — кивнул дееспособный техник и быстро уволок индифферентного коллегу подальше от разъяренной женщины-навигатора.

— Тактические характеристики, — объяснил Эндрю. — Не имеем права. Должны. Полностью восстановить, — речь его вдруг стала прерывистой и затрудненной. Видимо, пока он был занят своим делом, у него хватало сил держаться. А теперь силы кончились.

— Иди, — сказала Ива, внутренне содрогаясь. — Не останавливайся.

— Даже если резерв в порядке. Ребята обязаны. Дать все двести процентов. Бедные ребята. Как их побило, — бормотал Эндрю. — Слушай. Может, отдохнем? Секунду… — и начал валиться на пол. Ива поймала его и осторожно уложила. Почувствовала, как дрожат губы, и этот признак надвигающейся истерики заставил ее действовать. Подбородком она нажала рычажок на воротнике.

— Эпштейн! — закричала Ива в микрофон, с беспомощным ужасом глядя в закатившиеся глаза Эндрю. — Эпштейн! Док! Отзовись! Да отзовись же, чтоб ты сдох!!!

* * *

Через сутки чужой превратился в крошечную точку на кормовом сегменте обзорного экрана. Положение останков чужака на всякий случай обозначал специальный маркер. Ива и Фокс то и дело на него озирались. Слишком уж много неприятностей принес «Тушканчику» этот красный треугольничек с быстро увеличивающимся числом метров сверху.

«И чего эта тварь болталась возле нашего бакена?» — спрашивал Фокс всех, кто заходил в рубку.

Ответы разнились от «вынюхивала что-то, сука» до «надо было ей, вот и болталась».

Сам корабль не особенно пострадал. Ходовая и боевая части работали просто идеально (учиненные Вернером разрушения его команда устранила так быстро, что никто и не заметил). Рассыпалось несколько внутренних перегородок на жилой палубе, треснула в двух местах переборка, отделяющая реакторный отсек. Самопроизвольно отстрелился и улетел так резво, что уже не поймаешь, аварийный модуль резервного командного поста. На складах побился груз. Но в целом ни одна из этих проблем ущерба боеспособности не нанесла.

Зато прорвало трубы регенерационной системы. И не где-нибудь, а в нежно любимой экипажем зоне отдыха. И пока дежурная вахта суетилась, подбирая раненых и пересчитывая живых, дерьмо успело заполнить до краев бассейн, затопить прилегающие душевые и так уделать кают-компанию, словно в ней резвился ассенизационный обоз.

Разъяренный Боровский объявил авральные работы и загнал на приборку столько народу, сколько удалось поймать. От старпома прятались по всем углам, и это приключение слегка разрядило обстановку на корабле.

Потому что трупов оказалось, как и предполагал Рашен, достаточно. Восемнадцать. И еще десяток человек с серьезными переломами и тяжелым сотрясением мозга. И еще пятнадцать с мелкими повреждениями. В их число попал Вернер, которого док накачал лекарствами и отправил спать.

В прозрачном саркофаге медлаборатории лежал нарушивший технику безопасности связист. Все его тело превратилось в один громадный синяк, лицу требовалась дорогая пластика, но лейтенант был жив. Ввиду чего Боровский заочно вкатил ему тридцать суток ареста с отсрочкой исполнения и лишил премиальных за год.

Иву утешали всем экипажем. Разве что Линда не сказала ей ни слова, только заглянула в глаза и крепко пожала руку. А остальные хором уверяли, что она молодец и действовала правильно. Общественное мнение не учитывало, что смертельный номер с кувырком Ива не сама выдумала, а просто идеально выполнила приказ. Но поблагодарить кого-то и утешить людям было необходимо, а истинный виновник торжества, Рашен, во-первых, оказался труднодосягаем, а во-вторых, не выглядел расстроенным из-за потерь. Он скорее выглядел злым. Адмирал лично разобрал каждый случай, когда травму получил человек, обязанный в момент кувырка быть пристегнутым. Самих людей — тех, кто по состоянию здоровья мог его выслушать, — он не особенно ругал. Зато в пух и прах разнес их командиров. А явившегося с повинной головой Боровского, формально отвечающего за соблюдение техники безопасности на всем корабле, вообще не тронул.

Едва старпом приблизился к нему на два шага, Рашен сморщил нос и сказал:

— Фу! Иди отсюда! Топай обратно говно черпать!

— Да мы уж вычерпали, — печально сообщил Боровский, принюхиваясь. — Мы теперь все чистим и дезинфицируем.

— Себя потом не забудь продезинфицировать… Спаситель человечества.

Спаситель человечества вздохнул и ушел вымещать злобу на младших по званию. А Рашен связался с библиотекой и принялся искать в ее куцем собрании хоть что-то, что могло бы рассказать ему, как люди жили раньше, не употребляя эпитетов «деструктивные тенденции» и «преступная недальновидность». Увы, сто лет назад история была в очередной раз переписана заново, и ничего ободряющего о прошлых веках Рашену найти не удалось. Выходило, что хотя человечество и докатилось до Заварухи по собственной глупости, но выводов не сделало, и только ядерная зима Полуночи заставила людей поумнеть. Согласно учебникам, волны религиозного и расового противостояния накатывали одна за другой в течение всех четырех веков атомной эры. Остановить насилие смогли два фактора, и оба человеческие. Установление «народного капитализма» — раз, и решительный отказ от всех постулатов традиционной культуры — два.

Фактор первый вытекал из самой Полуночи: с ядерной зимой не поспоришь, нужно было сплотить людей и выживать. Это сделали через объединение капиталов. Второй фактор тоже возник не от хорошей жизни. Глобальная война разразилась на религиозно-этнической почве, и залогом того, что она не повторится, могло стать только стирание граней между культурами уцелевших наций. Сгоревшие книгохранилища и потерянные из-за электромагнитных всплесков файлы весьма этому способствовали. На израненной Земле осталось совсем мало литературы во всех ее проявлениях, и отфильтровать ее по качественным признакам оказалось легко. А в самой идее единого общества не было ничего особенно нового. Она только ждала, когда ее претворят в жизнь. Для этого у власти должны были встать люди, больше всех заинтересованные в стабильности: менеджеры и военные. У них хватило ума договориться, втихую перестрелять уцелевших политиков и дать людям то, что всех примирило: общие интересы и общую судьбу.

Все это Рашен знал еще со школы. Более того, он верил, что ксенофобия неизлечима. Его учили: если человек религиозен, то всегда найдет себе врага, а коли гордится особым цветом кожи — и подавно. Но с годами Рашен стал задумываться, не были ли межпланетные войны, в которые он сам оказался втянут, результатом системной ошибки в самой основе земного уклада жизни. И не гниет ли земное общество изнутри, если оно так тупо, по принципу «нравится — не нравится» реагирует на действия Совета Директоров. И почему вообще оно живет, как в воду опущенное, тоскливо развлекаясь, неумно размножаясь, паразитируя на оставшихся в наследство технических идеях? И почему за сто лет не создало ни одного мало-мальски заметного произведения искусства?

Сейчас ему представился шанс проверить это общество на прочность. И он был почти готов это сделать. Ему не хватало только одного — понимания, куда идти потом.

За фамилией «Успенский» стояло одиннадцать поколений русских священников, начиная аж с семнадцатого века. Если бы Рашен об этом узнал, он бы очень удивился. Но возможно, именно в этой информации он и нашел бы какие-нибудь ответы на свои многочисленные вопросы.

* * *

В зоне лунной орбиты корабль Рашена подвергся бездарной атаке земного бэттлшипа. «Тушканчик» подставился сам. Он двигался к Земле хитрым обходным маневром и теплой встречи не ждал. Поэтому дежурная вахта, та, которую по привычке все еще звали «вахтой Фальцфейн», излишне расслабилась. Сомнительное уплотнение пространства в мегаметре строго по курсу обнаружили тогда, когда оно взяло и от души стрельнуло.

Землянин тоже оказался тот еще тормоз. Вместо того чтобы, затаившись, подпустить круизер Рашена вплотную, он саданул по нему со всей дури с большой дистанции, слегка опалил «Тушканчику» борт, а сам на ближайшие несколько минут остался без энергии.

То ли на бэттлшипе раньше времени испугались до полных штанов, увидев приближающийся флагман, то ли переоценили свою огневую мощь, то ли просто в целом сказался непрофессионализм. А может, с этого направления Рашена ждали меньше всего, и в патруль сюда назначили самый ненадежный корабль, так, для порядка. У него даже эскорта файтеров не было.