Тень Уробороса (Лицедеи) - Сергей Гомонов

— Да. Ничья земля… Тс-с-с! Кто-то идет! — Элинор чуть пригибается, заставляя также сжаться и пригнуться товарищей.

Вирт чувствует на лице щекотку от длинных и мягких волос Зила. Элинор один во всем монастыре носил длинные волосы. Очень красивые длинные волосы, пепельно-русые, густые. И опять же — будто в пику Кваю Шуху, который всегда брился налысо, как многие послушники. В Хеала не приносили в жертву индивидуальность воспитанников. По крайней мере, в том, что касалось длины волос: это была своеобразная компенсация за ограничения во всех остальных сферах жизни.

— Все, прошел, — все они перевели дух, и Элинор продолжает: — Можете мне не верить, но я был на Ничьей земле…

— Мы верим, верим…

— Зил, мы верим, — (снова это странное ощущение собственных шевелящихся губ).

— Ну, не знаю, не знаю… — упрямится Квай. — Как ты мог там быть?

— В Каворате строят какие-то странные дома… Все закрыто…

— Чем?

— Не знаю. Пелена какая-то, я не понял, — Зил нетерпеливо отмахивается. — Я хочу посмотреть. Надо что-то придумать, братья.

— Нам достанется… — Квай Шух не был бы собой, если бы не пробурчал это.

Затем все мечется перед взором спящего Вирта. Он уже не помнит, как, но все они — вчетвером, вместе с недоверчивым Кваем — оказываются возле сумрачных руин Каворат. Идет дождь, ряса Вирта промокла до ниточки, однако же любопытство сильнее озноба.

Что-то не пустило их тогда в город. Но запах неразгаданной тайны остался. И упрямый взгляд серых глаз Элинора…

Рывком выбрасывает Вирта из тумана города на Ничьей земле…

— Заключенный! Заключенный!

Юноша вскидывается, уничтожающая боль в потревоженных ожогах прокалывает его тело, будто кто-то бьет кинжалом снизу, вспарывая живот до самого повздошья. Лишившись на минуту дыхания, Вирт очумело таращится на монаха-гварда.

— Вставай. Пойдем.

— Ку… куда? — наконец выдыхает бывший послушник.

— Увидишь.

Вирт еще не опомнился и не успел оценить всей нереальности происходящего: никуда не может ходить заключенный Пенитенциария. Никуда и никогда. Здесь не издеваются над заключенными, не морят их голодом. Да это и не было бы весомой пыткой для человека, тело которого закалено для любых испытаний. А было пыткой именно вынужденное беспросветное бездействие, день и ночь, ночь и день. Привыкших к постоянному движению молодых парней это сводило с ума не то что за считанные годы — за считанные месяцы. А потом Господь снисходил к ним и забирал их грешные души, которые искупили свою вину. Преступников на Фаусте было чрезвычайно мало, ими становились скорее по недоразумению, нежели по злому умыслу. И, тем не менее, они были.

Глуховатое эхо скакало по мрачным низким коридорам тюрьмы, похожей на нору. Для изнеженного цивилизацией человека из Внешнего Круга суровой тюрьмой показался бы монастырь Хеала, а от вида внутреннего убранства Пенитенциария посторонний и подавно мог бы навсегда лишиться дара речи. Но Фауст был закрытой планетой.

— О чем ты говорил во сне, заключенный?

Вирт промолчал. Он даже не услышал вопроса. Боль в руках застилала все.

— Какая-то Ничья земля… — бормотал гвард. — Здесь подожди! — они остановились возле арки, слегка приподнимающей потолочный свод, и конвоир бросил озабоченный взгляд на изъязвленные руки юноши, явно решая, каким же образом ему выполнить предписание и надеть на заключенного вериги.

Вирту было все равно. Он стоял, прикрыв глаза.

Гвард осторожно закрепил сенсоры у него на спине и на груди, невидимая паутинка тут же обволокла ноги Вирта, потянулась было к рукам и отступила, покоряясь программе, измененной охранником.

— Зачем ты дергался, не возьму я в толк… — философски покачал головою гвард. — Идем.

Снова какие-то тоннели и переходы. Все это, кажется, под землей. Юноше казалось, что сейчас продолжается адский сон, в котором он почему-то застрял. Вот путешествие к Каворат было явью, а гнилые лабиринты подземного Пенитенциария — это приснившийся кошмар…

И вот — какие-то ступеньки, ступеньки лестницы вверх. Гварды менялись. Их одежды становились все богаче. Вирта передавали из рук в руки, пока с последним конвоиром не пришлось остановиться у тяжелой лакированной двери.

— Береги время Иерарха, заключенный… — надменно процедил вооруженный священник. — Отвечай коротко, не говори о том, о чем тебя не спросили. Не умоляй о милости: ее не получишь. И помни о веригах: сейчас они будут усилены… — (Вирт почувствовал, как энергетическая паутина с обманчивой ласковостью обернулась вокруг его шеи.) — Ты делаешь неосторожное движение — поле мгновенно отрывает тебе голову. Ты услышал меня, заключенный?

— Да, — шепнул юноша, хотя пропустил три четверти сказанного гвардом, и даже упоминание Иерарха не вернуло его к действительности.

Закрывающаяся дверь подтолкнула Вирта в большой зал, похожий на главный храм Тиабару — города, в предместьях которого находился родной Хеала.

А напротив, глядя в высокое стрельчатое окно, стоял сам Иерарх Эндомион. Вирт едва удержался, чтобы не рухнуть на колени перед светлейшим: веригам все равно, с какими эмоциями совершает неправильные действия их пленник. Они выполнят свое предназначение и мгновенно оторвут голову носящему их.

— Вирт Ат. Это твое имя — Вирт Ат? — вопросил Иерарх.

— Да, Владыко.

— У меня к тебе имеется дело. Ты можешь сесть…

4. «Припадок»

Клеомед, поместье Эммы Даун-Лаунгвальд, 15 июля 1001 года

— …А сестра тем временем отдаст распоряжение этой своей… Александре Коваль… вывозить контейнер с Колумба, — глядя на терминал в своем полупрозрачном куполе-кабинете, говорила Эмма, и время от времени ее длинные жесткие пальцы касались сенсорных панелек. Тогда на табло вспыхивали какие-то символы, понятные ей одной.

На лице Кира читалось некоторое нетерпение. Казалось, он собирается уйти отсюда и сделать то, что должен сделать.

— Ей ничего не останется, Карл. С Коваль мы разберемся потом…

Большие Эммины часы сообщили, что сейчас в этой части Клеомеда натикало уже три пополудни.

«Дьявол, вот накладка… — металось в голове у Кира. — Женщины, свяжись с вами… Сами не знаете, что сотворите в следующий миг… Как приятно работать с Лорой, язви меня в душу! Как же сообщить-то?!»

Его пухлая ручка нащупала в кармане малюсенький комочек чего-то непонятного. Тут же мозг выдал информацию: это мыло, которое Кир, задумавшись, прихватил с собой из душевой кабины в каюте межзвездного катера. Хотел выбросить, но забыл. И хорошо, что забыл.