У всех разные игрушки - Дмитрий Бондарь

И уже потом мудрые маркетологи придумали "песнь песней" о заботящемся о своих рабочих мистере Форде.

Не меньше мифов и в политике.

Откройте любую газету, изданную западнее Праги, и вы обязательно увидите хотя бы одну статью, посвященную описанию ужасов коммунистического мира. В солидных еженедельниках респектабельные колумнисты частенько любят порассуждать, например, о том, какой зверь и палач был вождь народов товарищ Сталин. И каждый второй непременно вспоминает эпизод с насильным переселением народов. Бедные крымские татары, несчастные поволжские немцы никак не дают спокойно жить апологету "западного образа жизни"! Они готовы рыдать над судьбой каждого из переселенных, оплакивать их разрушенные судьбы и негодовать по поводу беспочвенных подозрений палачей из НКВД! Да, это непереносимо для нормального либерального журналиста - знать о том, что где-то на другом конце света злые коммунисты заставляют народы переезжать с обжитых мест! Но ему же совершенно наплевать на то, что творилось в начале семидесятых - не во время войны, а в совершенно мирном Британском Содружестве - на острове Диего-Гарсия! Он не помнит, как британская корона заключила договор с Пентагоном на предоставление этого райского местечка под военную базу для снабжения американского флота. Он забыл о том, как с острова насильно было изгнано все туземное население. Без всякой компенсации. Ведь это вспоминать невыгодно, за такую память редакторы солидных изданий не платят.

Весь наш мир, все больше становящийся некоей информационной матрицей, в которой не столько важно само событие, сколько то, как его подадут публике вездесущие газетчики, состоял из легенд, откровенного вранья, передергиваний и неувязок.

В Африке начиналась какая-нибудь очередная гражданская война и общественность осуждала одну сторону и поддерживала другую, не мало не заботясь о том, кто там на самом деле прав, а кто виноват. Как однажды избиратели делегировали свои гражданские и политические права неким депутатам, так и ныне, право истинного знания было передано газетчикам - им слепо доверяли, отбрасывая в сторону здравый смысл и любопытство.

Пока я жил в Лондоне, мне доводилось встречаться с семьями, целыми поколениями читающими одну и ту же газету. Прадед, дед, отец, сын, внук каждое утро намазывали традиционный тост джемом, открывали Daily Mail и впитывали мировоззрение правых тори, совсем не заботясь об объективной оценке происходящего. Потом они отправлялись на работу, а газетную мудрость впитывали их женушки и передавали ее детям. Если вы разговариваете с консервативным англичанином, будьте уверены, что с вами через него говорит редакция Daily Mail!

И так обстоит дело со всем, чего ни коснись: вместо знаний - обрывки криво поданных событий, искусственно привитая память о том, чего на самом деле не было и напрочь вымаранные из сознания реальные происшествия. Если о чем-то не напоминать ежедневно, то вскоре оно забудется, растворится в прошлом, утратит малейшее значение. И уже не восстановить реальности в одной отдельно взятой голове, потому что память фрагментируется в соответствии с газетными статьями и телевизионными ток-шоу.

А для меня жизнь давно уже перестала быть плавно текущей рекой и преобразилась в какую-то рваную цепочку стоп-кадров из разных фильмов, в каждом из которых я в главной роли. Сегодня бравый ковбой, завтра - Донжуан, затем - монах, а позже - пират, в зависимости от того, какую роль нужно исполнять.

В быстро меняющихся картинках окружающего мира почти не прослеживалось взаимосвязей: обед в честь создания благотворительного фонда в помощь борцам со СПИДом, кинофестиваль, сбор пожертвований в пользу австралийских аборигенов, участие в политической конференции, посвященной грядущему объединению Европы, посещение автомобильной выставки или авиасалона в Фарнборо - события, не имеющие для меня никакого смысла, следовали одно за другим, и отказаться не было никакой возможности. Но самое удивительное оказалось вот что: на всех этих площадках мелькали одни и те же лица! Инвестиционные банкиры, министры, депутаты разных парламентов, вездесущие агенты вроде Лобанова-Ростовского, они все кочевали словно гигантский табор с одного публичного мероприятия на другое. И где бы не пришлось оказаться - в Брюсселе, Лондоне, Париже, Гамбурге, Копенгагене, Токио, Сингапуре - непременно встретишь десяток-другой весьма знакомых персон. Потомки европейской торговой и дворянской аристократии, известные ученые от социологии, экономики, политологии, европейские и американские бюрократы всех уровней, правозащитники, экологи наследники арабских шейхов, луноликие китайцы с Тайваня - все рыщут по миру как акулы в поисках добычи, признания, новых перспективных контактов.

И всюду рядом с ними я. Не очень-то понимающий - зачем я здесь? Что мне нужно от этих людей? События множились, утрачивали взаимосвязь, затапливали память и частенько мне начинало казаться, что я смотрю какую-то абсурдную театральную постановку, иногда лично оказываясь на сцене, совершенно не зная пьесы и своей в ней роли.

Кое о чем я помнил, но все остальное оставалось на совести помощников, главнейшим из которых стал Гвидо. Большинство из того, о чем мне сообщал расторопный секретарь, и что я непременно должен был осчастливить своим участием, звучало для меня настоящим откровением. Если я давал кому-то какие-то обещания - Гвидо следил за их исполнением в пять раз ревностнее меня самого. Я забывал обо всем, сосредотачиваясь на сиюминутных задачах. Гвидо же не упускал ничего. За полгода он сделался настолько незаменим, что я уже и не помнил, как обходился без него. Он во всем был лучше меня: быстрее соображал, лучше играл в шахматы и карты, знал множество языков, он был педантичен как немец и настойчив как англичанин. Он никогда не уставал, не жаловался и ежеминутно доказывал свою предельную полезность. Единственное, чего ему не хватало - так это наглости. Родись парень в Америке, наберись ее духа, и в Европе ему вообще не было бы равных, но, слава Богу, жизнь распорядилась иначе и теперь мне было на кого опереться, не особенно заботясь о том, что личный интерес Гвидо однажды возобладает над обязанностью служить.

Начинался новый день, в половине седьмого утра появлялся Гвидо и заводил свою бесконечную шарманку: нам нужно поехать туда, позвонить этому, представить документы другому, ознакомиться с отчетом от третьего, принять решение по представлению четвертого... И не было никакой силы, которая могла бы его остановить.

- Что у нас сегодня? - спросил я, стоя на веранде, размешивая сахар в кофейной чашке, ежась под холодным утренним ветром.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});