Белорусский набат - Александр Афанасьев

– Я понял, – сказал президент, – это мне тоже не понравилось. Продолжайте, капитан.

– Итак, сэр, теперь по самой операции. Город Минск – от белорусско-польской границы его отделяет примерно сто пятьдесят миль, это если по прямой. Мы должны будем как-то преодолеть это расстояние – на вертолетах или как-то еще. Не забывайте, сэр, в стране серьезные гражданские беспорядки, точнее, полный бардак, мы не знаем, кто командует, кому подчиняется армия, полиция, подчиняются ли они вообще кому-то, сколько вооруженных людей на улицах и каковы их намерения. Вертолеты могут сбить, дороги наверняка перекрыты. Нельзя забывать, сэр, что эта страна имеет интегрированную с Россией систему противовоздушной обороны и получала от России самые современные комплексы ПВО. Мы не должны думать, что если в стране происходит такое, их система ПВО потеряла управляемость – скорее наоборот, она приведена в боевую готовность и находится в режиме активного ожидания, сэр. Нельзя даже исключать, что захват американского посольства произошел по приказу хардлайнеров[52] в белорусском правительстве, которые таким образом решили давить на нас, или белорусского диктатора, решившего сохранить таким образом свою власть. Если это так, – а этого мы не знаем, – то нам придется иметь дело не с группой террористов, а с частями регулярной армии. В этом случае наши шансы на успех очень невелики.

…

– Теперь относительно места проведения операции. Оно хуже некуда, сэр. Посольство располагается в районе, застроенном домами небольшой этажности, но застроенном очень густо. То есть мест для укрытия боевиков предостаточно. Вот здесь, – капитан показал на своем планшете, – есть футбольное поле, на которое мы можем посадить вертолеты, но этим все хорошее и заканчивается. Вот здесь – река Свислочь, на которой и стоит город, на другом берегу – высотная застройка. Следовательно, опытные снайперы в этих зданиях могут простреливать весь район. Достаточно посадить здесь двух-трех снайперов, и они создадут нам кучу проблем. Начиная от того, что они предупредят террористов о подходе вертолетов, и заканчивая тем, что они откроют по нам огонь, когда мы будем высаживаться. Еще хуже, сэр, если у них есть МАНПАДы. Если это те, о ком мы думаем, то есть пророссийские экстремисты с опытом участия в войне на Украине, то МАНПАДы у них есть. Достаточно вот здесь вот поставить засаду с ракетными установками, и нас могут сбить на подлете, могут при высадке, могут при эвакуации заложников. Поляки обещали обезопасить берег, но имеющимися у них силами это просто невозможно, сэр. Достаточно одной-двух ударных мобильных групп: большой фургон, несколько ублюдков с автоматами и один-два ракетчика. При необходимости они быстро выдвигаются в район, операторы выходят на позицию и производят пуски, группа прикрытия ведет бой с польскими спецназовцами. Если у них есть МАНПАДы, то и тридцати процентов вероятности нельзя дать, что ни один не будет запущен. А если будет запущен хоть один – нас ждет второй Могадишо. При таких условиях пуска система защиты вертолета не успеет среагировать. Или вот эти здания, сэр. Мы не можем сказать, что в них, если нам не разрешено их разрушить. А в них может быть засадная группа с МАНПАДом или с РПГ-7. Как только они ударят по зависшим вертолетам, операции наступит конец.

…

– И последнее, сэр. Те, с кем нам придется иметь дело. Вот, посмотрите…

Капитан нашел запись, перемотал, чтобы было видно.

– Вот, сэр. Видите этого?

…

– Посмотрите, как он стоит и как держит автомат. На сорок пять градусов вниз, приклад в плече, постоянно осматривается. Это то, чему мы здесь учим наших людей: будь постоянно в готовности открыть огонь, постоянно осматривайся, держи тактическую обстановку под контролем. Теперь вот это видео, сэр.

…

– Вот это вот. Обращение террористов. Видите, тех, что стоят рядом? Не того, что читает, а тех, что стоят рядом. Возьмем этого. Униформа – штурмовой комбинезон образца НАТО, разгрузка с элементами бронезащиты, шлем. Вот здесь вот – карман для монокуляра ночного видения, то есть и в темноте они не станут беспомощными. Вот его перчатки – это альпинистские, для работы с веревкой, мы сами такие иногда используем, с отрезанными пальцами. Вот его оружие – это не обычный «АК», это заказной автомат с коротким стволом, со ствольной коробкой ручного пулемета, вот здесь вот – планка Пикаттини, скорее всего металлическая, на ней – прицел ЭОТЕК, сэр, то есть наш прицел, какой и мы используем. Я не утомил вас, сэр?

– Нет, – махнул рукой президент, – продолжайте.

– Это автомат, который собирали по заказу, совсем не такой, какой использовал Бен Ладен, это профессиональное оружие в руках профессионала. Вот здесь, обратите внимание, справа, на поясе, три пластиковых держателя, в каждом из них – магазин ручного пулемета. Два магазина подцеплено к автомату, скреплено пластиковыми держателями, как положено. То есть он располагает девяноста патронами в немедленном доступе и еще ста тридцатью пятью – в быстром. Я не удивлюсь, если узнаю, что у него русские патроны повышенной пробиваемости; русские специально разрабатывали их, чтобы пробивать нашу бронезащиту – возможно, именно поэтому морские пехотинцы не смогли ничего сделать при террористическом нападении, их защита не смогла их защитить. Точно так же он пробьет и нашу бронезащиту, мы не можем носить тяжелую бронезащиту, она ограничит нашу подвижность. Теперь этот, что слева, видите? У него снаряжение тяжелого бойца, включающее в себя тяжелый шлем и пулемет. Видите, вот пулемет и как он его держит.

…

– Это опять-таки не армейский пулемет, переделанный, – вот рукоятка для удержания, вот кронштейн и прицел на нем – такой же ЭОТЕК. Русские используют ротные пулеметы как средство непосредственной огневой поддержки, как мы используем М249. Они стреляют из них с рук, а пулеметчики не прикрывают подразделение огнем со стационарной позиции в ближнем тылу, а движутся вместе с подразделением и ведут огонь с ходу или с короткой остановки. Именно это, судя по всему, и умеет вот этот пулеметчик. В отличие от первого у него стандартизированная разгрузка Российской армии для солдата-пулеметчика, вот здесь вот он держит запасные короба для пулемета. Очки и каска у него точно такие же, какие положены для Российской армии, только лицо он замотал шемахом снизу. Если бы это не были террористы – я бы сказал, что перед нами российский спецназ.

– А это не так?

Капитан покачал головой:

– Скорее всего, нет, сэр.

– Почему?

– Вот, посмотрите.

Капитан нашел заранее сделанный стоп-кадр.

– Вот это. Видите? У первого – борода, на этом кадре она видна.

– Разве спецназ не носит бороду? – удивился президент.

– Нет, сэр. Точнее, многие из нас носят, а вот у русских это не принято. Мы отсмотрели много видео с российским спецназом, мы интересуемся их тактикой и подготовкой, сэр. Практически ни на одном из видео нет операторов с бородами. Даже на тех, которые сняты в зоне боевых действий. Видимо, у русских правила жестче, чем у нас, и ежедневное бритье является обязательным, солдаты должны сохранять опрятный внешний вид.

– Тогда кто это?

– Возможно, боевик. Возможно, чеченец, сэр. Если чеченец, то это очень плохо…

…

– Таким образом, сэр, мы должны считать, что даже если мы достигнем цели без потерь, нам будут противостоять не менее трех десятков отлично подготовленных боевиков-профессионалов с опытом боевых действий, в том числе и в городских условиях. У них будут возможности и ресурсы, чтобы сражаться в темноте, свои реальные возможности они показали, быстро захватив объект, защищаемый морскими пехотинцами США, причем элитным подразделением морской пехоты. Это не афганские моджахеды, не йеменские партизаны, не иракские экстремисты, не сомалийские пираты – это профессионалы, такие же, как и мы. Профессионалы, имеющие опыт ближнего боя, имевшие возможность и время укрепиться в захваченном здании, скорее всего, имеющие мобильные резервы и, возможно, поддержку снайперов и ракетчиков на периметре. Это серьезнее всего, с чем мы до этого имели дело. Скорее всего, они забаррикадировали все коридоры, подготовили к подрыву все лестницы, установили минные ловушки и готовы начать расстреливать заложников. Если даже мы выставим против них силы, превосходящие пятикратно – в чем мы не уверены, – нам все равно придется пробиваться к заложникам с жестоким и длительным боем, с большими потерями. Мы вынуждены будем применять вместо пистолетов-пулеметов мощные боевые винтовки, пули которых пробивают стены и могут привести к гибели американских заложников от американских же пуль. Мы вынуждены будем широко применять подрывные заряды, чтобы пробиваться через стены, и это тоже чревато гибелью заложников, если террористы их рассредоточили по кабинетам. Если это не просто террористическая акция, а акция белорусских хардлайнеров – значит, в районе могут появиться солдаты и бронетехника и могут открыть по нам, по вертолетам и по зданию посольства огонь. Вертолеты вряд ли смогут барражировать в этом районе, потому что они ежесекундно будут подвергаться опасности быть сбитыми. По нашим расчетам, мы и поляки можем потерять пятьдесят-шестьдесят процентов бойцов, прежде чем прорвемся к заложникам, которые к этому моменту могут быть мертвы. Далее – нам придется обеспечивать эвакуацию минимальными силами, с большим количеством раненых и пострадавших, и при угрозе быть сбитыми. И каким-то образом нам придется возвращаться к границе – причем у систем ПВО будет с избытком времени для реагирования, сэр.