Авиатор: Назад в СССР 2 - Михаил Дорин

панели.

— Если готов, давай запускаться.

Ничего нового, кроме регулировки освещения в процессе запуска нет. Как только весь, уже привычный, комплекс был выполнен, я запросил разрешение на выруливание.

— 880й, выруливайте, — ответил мне руководитель полётами.

Включил сначала посадочную фару, чтобы осмотреть пространство впереди, затем переключился на рулёжную, расположенную на передней стойке шасси. Нестеров рулил сам, но постоянно рассказывал, как и куда смотреть.

— Ночью на земле надо смотреть внимательнее. То собака выскочит, то ещё какой велосипедист проедет. И всегда держись по осевой линии. Её для этого и нарисовали.

После занятия полосы, я понял насколько непривычно не видеть полностью бетонную поверхность. Она обозначалась только боковыми огнями.

— Выставились по осевой. Ориентироваться будем по боковым огням полосы и взлётным огням, — сказал Нестеров после получения разрешения на взлёт. — Контролируй линию горизонта, когда будем поднимать носовое колесо. Паашли!

Начали разбег и на установленной скорости подняли носовое колесо, а затем и оторвались от полосы.

— Контролируем по приборам положение самолёта, относительно горизонта. Курс держать по АРК.

— Я смотрю, сразу «ночной эффект» проявляется? — спросил я, намекая на колышущуюся жёлтую стрелку на курсовом приборе.

— Да. Не так точно, как днём показывает. Запрашивай разворот, и выполняем вместе.

— Сопка, 880й, взлёт произвёл, на первом 200.

— 880й, первый, набор 500.

Обороты выставил на 94%, чтобы выдерживать скорость 300.

— Крен 30 и выполняем с набором, — сказал я Нестерову.

Не удержался от взгляда на ночной Белогорск, который сейчас был похож на огромное, переливающееся световое пятно. Полоса превратилась в однотонную гирлянду, с примыкающими к ней нитями огней подхода, а над ближним приводом мигает красным светом огонёк кодово-неонового светомаяка.

— Теперь всё также, как и летали «под шторкой». Курсо-задатчик стоит на взлётном курсе? — спросил Нестеров.

— Да.

— Значит, курс ко второму держи, перпендикулярно ему. Представь, что эта планка на приборе и есть полоса.

— Высота 500. Обороты... 80% установил.

Как только посадочные огни стали видны за задней частью левой консоли крыла, начали выполнение второго разворота с креном 30°. Чтобы сохранять точность полёта по кругу, боковые огни полосы должны визуально быть в полуметре от законцовки крыла.

— Немного узко идёшь, подравняйся. Посмотри налево. Вот... достаточно, — поправлял меня Нестеров. — Красота же за бортом? Всё сверкает. Смотри на городок... и... сейчас!

Николаевич намекал на салют, который летом постоянно запускают в парке. Так было и во времена моей прошлой учёбы в Белогорске. И вот, недалеко от нашего училища распускаются, словно цветы, залпы салютов.

— Я смотрю на вас, Николаевич, за столько лет полётов вы не охладели к ним. Уже должно было достать и хватить на всю жизнь, но ведь так и рвётесь в воздух.

— Ты сам это поймёшь, что вот ради такого вида на город, и стоило прийти учиться на лётчика. Сколько мне жизней не даст создатель или бог, я всегда буду возвращаться за ручку управления. А ты, Сергей?

— Согласен с вами.

— Не заговорились мы с тобой? Не пролетишь третий? — поинтересовался Николаевич.

— Всё контролирую, — сказал я и глянул на левую консоль.

Посадочные огни были как раз на траверзе. Скорость снизил до 290 км/ч и выпустил шасси. Сигнализация выпуска горит, а кнопка вернулась в исходное положение.

— Обороты... 86%, скорость 250.

— Дальний привод наблюдаешь на траверзе. И назад глянь. Сзади по 45° должны быть огни начала ВПП.

— 880й, на третьем, заход с «конвейером», — вышел я на связь с руководителем полётами.

— 880й, разрешил.

Перед четвёртым разворотом Нестеров стал чаще подсказывать. Сейчас это важно, поскольку визуально мне сложно ориентироваться в такой кромешной тьме.

— Посадочные огни слева под 30° — устанавливай закрылки в положение 15°... и переводи самолёт на планирование.

— Обороты 75%, скорость 250 сохраняю.

— Смотри сейчас на полосу и запоминай визуально что, где и как делаешь. С органами управления, если что подстрахую.

— Сопка, 880й, на четвёртом, заход.

— 880й, разрешил.

— Сейчас угол на посадочные огни 25°... выполняй разворот и снижаемся. Держи пока обороты.

Самолёт чётко вышел на линию огней подхода и носом на светомаяк ближнего привода. Теперь можно снижаться дальше, ориентируясь по прожекторам, которые подсвечивают полосу точного приземления.

— Закрылки... 30°, обороты...65%, скорость 210, — сказал я.

— Нормальная скорость, но можно чуть меньше. Как только высота будет 200, включаю фару в посадочное.

Ближний привод прошли на высоте 85 метров. И вот она полоса. Снова взгляд вперёд и влево, но так и хочется глянуть под себя.

— Выравниваем, выравниваем... касание..., а «конвейер» уже на тебе.

После окончания увлекательного ночного полёта, я долго не хотел вылезать из кабины.

— Хочу ещё, Петр Николаевич, — сказал я, снимая шлемофон.

— Это сегодня просто погода хорошая. Я в Нойбае как-то в такое... попал «двадцать одно», так сказать. Навигация затупила, компас ерунду показывает. Туман густой вынесло с океана такой, что я так и не увидел полосы, пока не коснулся. Руководитель полётами заводил по секундомеру. Я ему потом местного рома в знак признательности поставил на стол.

— Зато опыт, какой, — сказал я, соизволив покинуть свой «рабочий кабинет».

— Лучше, конечно, чтобы всё работало, а не как у меня. Кстати, забыл тебе сказать. Завтра на доподготовке тебе нужно к Граблину зайти. Разговор там какой-то у него.

Заполнив и высидев положенное время в кабинете на следующий день, я направился к Дмитрию Александровичу. В обители нашей группы всё равно царило сонное царство.

В этом плане мы и наши соседи, группа Швабрина, оказались хитрее всех. Вместо простых стульев были раздобыты небольшие лавки, причём в количестве по две штуки на одного. Теперь у каждого своя персональная кровать.

Жёсткая, неудобная, но при должной укладке на них шинелей, спать на подготовке можно. И не надо корячиться сидя, а потом ждать когда затёкшие ноги пройдут.

— Товарищ подполковник, разрешите войти? — спросил я у Граблина, постучавшись и открывая дверь его кабинета.

— Заходи Родин. Есть серьёзный разговор.

Глава 25

В этом кабинете мне бывать ещё не приходилось. Интерьер и обстановка здесь гораздо скромнее, чем у того же Реброва.

— Минуту подожди. Дела нужно закончить, — сказал Граблин, не отрываясь от чтения какой-то телеграммы.

Бледно-жёлтого цвета стены, пара кресел с правой стороны с бордовыми накидками, радиоприёмник, стоящий на тёмно-сером