История Франции т. 2 - Альберт Манфред(Отв.редактор)

Сближение Франции с меттерниховской Австрией и с царской Россией привело Гизо к поражениям в Италии; ставка Гизо на итальянских реакционеров оказалась битой. Итальянским монархам еще до начала французской революции 1848 г. пришлось пойти на уступки, начать конституционные преобразования. Современник и очевидец описываемых событий Александр Иванович Герцен писал: «Франция не могла держаться даже на той высоте, на которой была за десять лет, — она делалась второстепенным государством. Правительства перестали ее бояться, народы начинали ненавидеть»[384].

Реакционная политика и провалы Гизо ускоряли приближение революционной развязки. Внешняя политика Луи-Филиппа и Гизо подвергалась ожесточенной критике не только в широких массах, в общественных и политических организациях, в печати, на парламентской трибуне, но даже и в переписке принцев Орлеанской династии. В ноябре 1847 г. сын короля Луи-Филиппа принц Жуанвильский с возмущением писал герцогу Немурскому, своему брату, об угодничестве Франции перед Австрией и о принятии Францией роли «жандарма в Швейцарии и душителя и Италии собственных же своих принципов и своих естественных союзников». Главную причину своего расхождения с королем и этих вопросах принц Жуанвильский указывал ясно: «Я начинаю сильно беспокоиться, как бы нас не привели к революции…»

С возникновением «кризиса верхов» появились и новые черты в борьбе политических группировок французской буржуазии. Так называемая «династическая оппозиция», т. е. группировка либерала Одилона Барро, стала с удвоенной энергией бороться за осуществление своего лозунга: «Реформа во избежание революции». Активизация «династической оппозиции» и ее блокирование с буржуазными республиканцами — таковы были особенности тактики партии Барро накануне революции.

Появление в 1847 г. новой политической группировки — «прогрессивных консерваторов» — представляло еще более характерное проявление «кризиса верхов». Группировка эта возникла внутри самой правительственной партии. Ее возглавил беспринципный Эмиль де Жирарден. Своеобразное положение этой группировки Жирарден выражал словами: «Мы — в оппозиции, но мы — не из оппозиции». Сначала «прогрессивные консерваторы» ограничивались программой экономических мероприятий (улучшение условий кредита, налоговая реформа, снижение цен на соль и пр.), но вскоре и Жирарден присоединился к сторонникам избирательной реформы. Жирарден, продававшийся орлеанистам в течение многих лет, внезапно сам воспользовался публичной трибуной для разоблачения правительственной коррупции.

Две различные группировки республиканцев, обе именовавшиеся по названию своих газет — «Насиональ» и «Реформ», — также усилили пропагандистскую деятельность в 1847–1848 гг. Во Франции возобновились политические банкеты. Банкеты казались удобными как закрытая, узкая по составу, форма политических собраний. Первый банкет состоялся 9 июля 1847 г. в Париже, в Шато-Руж. Инициатором этой новой банкетной кампании был О. Барро, но, вопреки его ожиданиям, результатами банкетов воспользовались его противники — республиканцы. Впрочем республиканцы, представлявшие группу «Насиональ», дискредитировали себя в глазах передовых слоев французского народа: они отвергли программу социально-экономических реформ и ограничились «чистой политикой», которая, однако, была политикой, враждебной всему революционно-демократическому лагерю. Рабочие презирали «Насиональ» как газету «господчиков», а вожака этой группировки Марраста называли «республиканцем в желтых перчатках».

Мелкобуржуазный демократ Ледрю-Роллен возглавлял республиканцев «Реформ». Под влиянием выступления рабочих масс Ледрю-Роллен, как и другие члены редакции «Реформ», выдвигал программу социальных преобразований. Политический блок с рабочими был одной из главных тактических задач этой республиканской группировки. 7 ноября 1847 г. на банкете в Лилле, в городском саду, в присутствии 1100 человек в ответ на тосты: «За рабочих, за их неотъемлемые права», «За их священные, доселе неведомые интересы» — вождь республиканцев «Реформ» произнес речь, текст которой был напечатан не только в демократической прессе Франции, но также и в Англии, в чартистской газете «Полярная звезда». Своего рода лозунгом становились слова, сказанные тогда Ледрю-Ролленом: «Народ не только достоин представлять себя, но… он и может быть представлен достаточно лишь самим собой».

Многолюдный банкет в Дижоне обнаружил новые успехи республиканцев «Реформ». В Дижоне собрались возглавляемые Ледрю-Ролленом и Луи Бланом представители других городов Франции и делегаты из Швейцарии. Уже не в качестве одиночек (как было ранее, на других банкетах) прибыли на дижонский банкет рабочие; их было тут около 400 человек.

Банкетная кампания 1847 г. способствовала развитию борьбы за избирательную реформу в различных частях Франции. В движение были вовлечены даже департаментские советы. Но ни одна из группировок оппозиционной буржуазии не решалась поднять вооруженное восстание с целью насильственного свержения правительства Луи-Филиппа. И тем не менее, несмотря на измену либералов и колебания мелкобуржуазных демократов, революция совершилась! Она совершилась именно так, как в 1847 г. предсказывал Энгельс: «В тот момент, когда столкновение между народом и правительством станем неизбежным, — они (рабочие. — Ред.) вмиг окажутся на улицах и площадях, разроют мостовые, перегородят улицы омнибусами, повозками и каретами, забаррикадируют каждый проход, каждый узкий переулок превратят в крепость и двинутся, сметая все препятствия, от площади Бастилии к Тюильрийскому дворцу»[385].

6. Революция 1848 года. Вторая республика

Февральская революция

Накануне 1848 г. многое сигнализировало о приближающемся новом революционном взрыве. Из всех фракций французской буржуазии финансовая аристократия оказалась наименее способной управлять страной.

Отвергая все требования оппозиции и предложения об избирательной реформе, король и правительство Гизо упорно не хотели видеть грозного смысла множившихся революционных симптомов.

«Франция склоняется теперь и готова к консервативной политике. Она уже давно достигла своей цели и вошла в равновесие. Много еще будет колебаний, но они будут все более и более слабыми и короткими, как у часового маятника, который хочет остановиться», — писал Гизо в мае 1847 г. Меттерниху[386] обнаруживая редкостную близорукость относительно ближайшей политической перспективы для Франции. Самоуверенность выдающегося историка-министра передавалась его властолюбивому, но недалекому «королю-гражданину».

Такая слепота не была проявлением лишь «старческого упрямства» короля и Гизо, как то полагают вплоть до наших дней многие буржуазные историки. Это слепое упрямство было органически свойственно самому «царству банкиров». Господство финансовой аристократии в тот период, основанное на монопольных привилегиях крупного денежного капитала и на сращивании его с государственным аппаратом, на хищнической эксплуатации государственного бюджета, биржевой игре и спекуляциях вокруг государственной политики, — словом, на разнообразных возможностях обогащения буржуазной плутократии вокруг государственной власти и с помощью государственной власти, такое господство никак не мирилось с приобщением к власти других прослоек буржуазии. Последнее неизбежно вело бы к преобладанию интересов крепнущей промышленной и торговой буржуазии, которую развитие капитализма выдвигало на передний план.

Еще более несовместимым с «царством банкиров» казалось предоставление избирательного права широким массам мелкой буржуазии. Во Франции мелкая буржуазия настолько была придавлена крупными капиталистами, разорялась и ограблялась ими, что, получив право голоса, она немедленно прибегла бы к мерам прямого нападения на денежных тузов. Ф. Энгельс писал, что в этой борьбе французская мелкая буржуазия вынуждена была бы даже против своей воли заключить союз с рабочим классом, что неизбежно вело к свержению монархии. «И Ротшильд и Луи-Филипп прекрасно понимают, что включение в круг избирателей мелкой буржуазии означает не что иное, как — „LA REPUBLIQUE“»[387].

И действительно, взрывчатая сила демократического союза рабочих и мелкой буржуазии немедленно дала о себе знать, как только ход событий объединил эти классы в общем восстании против гнета финансовой аристократии.

Либеральная оппозиция после поражения в стенах парламента возобновила банкетную кампанию против правительства Гизо. Новый большой банкет сторонников избирательной реформы в столице, назначенный на 19 января и тогда же запрещенный властями, перенесен был на 22 февраля. Он должен был сопровождаться мирной уличной демонстрацией в защиту свободы собраний. После того как власти заявили, что не допустят ни банкета, ни демонстрации, либеральная оппозиция вновь отступила. Либералы знали о громадном возбуждении, которое стремительно нарастало в Париже, возмущенном полицейским произволом властей, и теперь опасались более всего революционных действий народных масс. Хорошо осведомленный писатель Мериме, рассказывая в эти дни о настроениях в столице, уверял, что не меньше чем правительство озабочена всем этим либеральная оппозиция: «Ее главари похожи на всадников, которые разогнали своих лошадей и не знают, как остановить их»[388]. Вечером 21 февраля оппозиционные депутаты и журналисты призвали народ подчиниться властям.