Люблю и ненавижу - Георгий Викторович Баженов

Ох, проклятье, ох, дуры эти несусветные! Ну надо же: прислать пятьсот рублей! На шубу! Да он что, Петров, торговец какой-то? Маклер? Делец? Просто к слову пришлось: нашему, мол, брату журналисту все по плечу. «И шубу можешь достать?» — спросила она тогда, улыбаясь. Шубу? — да это плевое для него дело! «И американскую можешь?» А что, конечно! («У меня и у жены американская», — хотел он тогда сказать, но не сказал, про жен лучше помалкивать в подобных ситуациях.) «А если я тебе деньги пришлю, купишь?» Куплю! (А что надо было отвечать: не куплю? Тогда зачем было хвастаться? Да и вообще он был уверен, что это так просто, застольный разговор, которому и значенья-то придавать не нужно.) И вот — прислала. Пятьсот рублей! Вспоминает она, видите ли, меня. Читает очерки. Гордится знакомством со мной. А мне теперь отдувайся. Нет, хорошенькое дело, она гордится — а мне шубу доставай. Да где он эту дурацкую шубу найдет? На дороге они, что ли, валяются?! Это надо же: «заранее благодарная — Наталья»!

Пока Петров заполнял извещение и чертыхался, очередь его незаметно подошла: он, правда, не следил за ней, но милая девушка Оля была начеку, крикнула глубоко задумавшемуся Петрову:

— Владислав Юрьевич! Пожалуйста, бланк. Ваша очередь подошла.

— А, спасибо, спасибо, — забормотал Петров и, подойдя к окошку, улыбнулся Оле дежурной, широкой такой улыбкой, как бы намекающей на что-то интимное между ними.

— Владислав Юрьевич, вам крупными купюрами или?..

— Крупными, крупными, конечно, — небрежно обронил Петров. — Богатому человеку, Оленька, не к лицу с мелочью возиться.

— Ох, хорошо вам, Владислав Юрьевич, — Оля, прежде чем считать деньги, несколько игриво, томно заглянула Петрову в глаза, — вы человек широкий, деньги сами идут к вам… А вот как быть нам, простым смертным, у которых и оклад-то всего восемьдесят пять рублей…

Принимая деньги и, конечно, не пересчитывая их, а небрежно сунув купюры между страницами паспорта, Петров в последний раз ободряюще-обещающе улыбнулся Оле:

— У любой женщины, Оленька, есть гораздо большее богатство. Это ее душа. Красивая женщина с красивой душой — вот все, что нужно для счастья!

А ведь разговор их слушали и другие люди в очереди и, надо сказать, ничего пошлого в нем не находили, наоборот, этот молодой человек и в самом деле говорил любопытные вещи… Поэтому, когда он выходил из отделения, вслед ему глядело еще больше людей, чем когда он зашел сюда.

Нет, определенно Петров умел нравиться людям.

В особенности умел нравиться женщинам.

…Когда Петров вышел на улицу, он еще не знал, что будет делать дальше. То есть — что будет делать в следующую конкретную минуту. Деньги, которые он сунул в задний карман брюк, предусмотрительно «вжикнув» при этом фирменной молнией, эти деньги, надо сказать, приятно тяжелили карман. А что, пятьсот рублей — это пятьсот рублей, не пятерка. И даже не пятидесятирублевка. Немного жаль, конечно, что деньги не свои — чужие.

А все-таки странно… Неужели у него на лбу написано, что на него, Петрова Владислава Юрьевича, можно положиться? Вдруг он тогда безбожно врал Наталье? И этой, подруге ее… необычное еще имя у нее оказалось, то ли женское, то ли мужское… Евгения?.. Нет, не то… Валентина? Тоже не то… Александра! Точно — подругу ее звали Александрой! Весь вечер они говорили: Саша, Саша, улыбались, потому что в самом деле странное и хорошее имя. Между прочим, Саша эта Петрову понравилась больше, но что было делать — пришлось пожертвовать Сашей ради Юрика. Наталья была на голову выше Юрика: куда ему было до нее. А Петрову, впрочем, было все едино…

«Может, Юрику позвонить?» — усмехнулся Петров.

Это была идея.

Они не столько дружили, сколько разделяли одну судьбу. Правда, в разной упряжке. Юрик — фотокор, Петров — специальный корреспондент. Часто приходилось вместе ездить, делать общие материалы — Петров писал текст, Юрик Устьянцев делал съемку. И характера, и темперамента они были разного: Петров принимал решение быстро, был смел, находчив, ему часто везло — и по работе, и просто в жизни, везло и с женщинами, а Устьянцев слыл тугодумом, долго взвешивал, обдумывал то или иное решение, сомневался в себе, в своих силах, в качестве съемки, в правильности выбора натуры, ракурса и так далее. С женщинами, правда, у него получалось не совсем плохо, с годами выработался на них особый нюх: он не пытался знакомиться с теми, кто — он был уверен в этом — заранее смотрит на него как сквозь стенку. Ему нужна была гарантия, оправданная стопроцентной уверенностью, что он не промахнется, не потерпит постыдного поражения.

Юрик был чрезвычайно самолюбив и щепетилен.

И очень горд. Во всяком случае — таким он выглядел внешне.

А объяснялось все просто — Юрик Устьянцев не удался ростом.

Когда они шли рядом — Петров и Устьянцев — это была нешуточная картина. Тем более что Петров — всегда налегке, а Юрик Устьянцев — обвешанный фотоаппаратами, сумками, футлярами и прочей фотографической премудростью, вплоть до треножника.

Когда они сидели рядом, хотя бы даже в кафе, они смотрелись лучше. К тому же они умели подыграть друг другу. А это тоже немало значит во многих житейских и рабочих делах.

Решено — в каких-нибудь ста метрах от своего дома Петров вошел в телефонную будку. Набрал номер Юрика. К счастью, он оказался дома.

— Привет, старик. Трудишься?

— Да есть кое-что. С байкальской съемкой вожусь…

— Отложить не можешь?

— Что-нибудь срочное?

— Да как сказать… Посидеть с тобой надо, поговорить.

— Где?

— Ну, не дома же. У меня тут новости кое-какие есть… Между прочим, тебя они касаются тоже.

— Хочешь торжественно сообщить, что меня турнули с работы?

— Ну, Юрик, надо веселей смотреть на жизнь. Может, тебя как раз награда ожидает?

— «Уж не жду от жизни ничего я…» Не знаешь, чьи слова?

— Если честно, не знаю, Юрик. Хотя и слыхал.

— Эх ты, классику надо знать. А еще сеешь в народ вечное, мудрое, светлое…

— Каюсь, Юрик, каюсь. Ну, так как насчет посидеть?

— У меня ни копейки.

— Как всегда. Но деньги есть, Юрик. Не беспокойся. А предложение такое: Савеловский вокзал помнишь?

— Да там же дыра, не ресторан.

— Штука, Юрик, в том, что именно в этой дыре я и хочу посидеть. Вспомнить кое-что.

— А именно?

— Помнишь, однажды мы сидели там? Премию отмечали?

— Было дело.

— С девушками познакомились. Из Ярославля. Как их звали, помнишь?

— Постой, постой… Мою, кажется, Сашей. А твою…

— Натальей. Вот об этой Наталье и поговорить надо.

— Она что, на хвост упала?

— Хуже, Юрик, хуже. Хотя, — Петров неожиданно рассмеялся, — черт его знает. Пугать тебя не буду, а то ты мнительный. Значит, договорились? Через час на Савеловском?