Разгадка 1937 года - Юрий Емельянов

Позже, на XX съезде КПСС, Н. С. Хрущев уверял, будто «доклад Сталина на февральско-мартовском пленуме ЦК в 1937 году „О недостатках партийной работы и методах ликвидации троцкистских и других двурушников“ содержал попытку теоретического обоснования политики массового террора под предлогом, что поскольку мы идем навстречу социализму, классовая борьба должна обостряться». Хрущев умолчал, что данный тезис был выдвинут Сталиным не в 1937 году, а в 1928 году. Кроме того, он вопиющим образом извратил смысл и содержание выступлений Сталина на пленуме.

Начав 3 марта 1937 года свой доклад на этом пленуме с осуждения «политической беспечности», Сталин, казалось бы, поддержал господствующие настроения среди членов ЦК. Сталин привел исторические факты о шпионаже и диверсионной деятельности во времена наполеоновских войн, которые были неизвестны многим членам партии. Сталин осудил членов партии и за непонимание эволюции троцкизма за «последние 7–8 лет», указав, что современный троцкизм «есть не политическое течение в рабочем классе, а беспринципная и безыдейная банда вредителей, диверсантов, разведчиков и шпионов, убийц, банда заклятых врагов рабочего класса, действующих по найму у разведывательных органов иностранных государств».

Однако в своем заключительном слове 5 марта Сталин призвал к сдержанности в использовании ярлыка «троцкист» в идейно-политической борьбе. Он обращал внимание на необходимость учитывать изменения во взглядах тех или иных бывших троцкистов. Сталин заявил: «В речах некоторых товарищей скользила мысль… давай теперь направо и налево бить всякого, кто когда-либо шел по одной улице с каким-либо троцкистом или когда-либо в одной общественной столовой где-то по соседству с троцкистом обедал… Это не выйдет, это не годится. Среди бывших троцкистов у нас имеются замечательные люди, вы это знаете, хорошие работники, которые случайно попали к троцкистам, потом порвали с ними и работают, как настоящие большевики, каким завидовать можно. Одним из таких был товарищ Дзержинский. (Голос с места: „Кто?“) Товарищ Дзержинский, вы его знали. Поэтому, громя троцкистские гнезда, вы должны оглядываться, видеть кругом, дорогие товарищи, и бить с разбором, не придираясь к людям, не придираясь к отдельным товарищам, которые когда-то, повторяю, случайно по одной улице с троцкистом проходили».

Сообщая на XX съезде КПСС, что «массовые репрессии происходили под лозунгом борьбы с троцкистами», Хрущев вопрошал: «Но разве троцкисты действительно представляли собой в это время такую опасность? Надо вспомнить, что в 1927 году, накануне XV партийного съезда, только около 4000 голосов было подано за троцкистско-зиновьевскую оппозицию, в то время как за генеральную линию голосовало 724 ООО. В течение 10 лет, прошедших с XV партийного съезда до февральско-мартовского пленума ЦК, троцкизм был полностью обезоружен». Эти сведения Хрущев приводил для того, чтобы посрамить Сталина.

Однако достаточно взять доклад Сталина на февральско-мартовском (1937) пленуме ЦК, чтобы убедиться в том, что Хрущев почти буквально повторил слова Сталина. Тогда Сталин говорил: «Сами по себе троцкисты никогда не представляли большой силы в нашей партии. Вспомните последнюю дискуссию в нашей партии в 1927 году… Из 854 тысяч членов партии голосовало тогда 730 тысяч членов партии. Из них за большевиков, за Центральный комитет парии, против троцкистов голосовало 724 тысячи членов партии, за троцкистов — 4 тысячи».

Сталин высказал предположение, что тогда «около 12 тысяч членов партии» в той или иной мере поддерживали троцкизм. «Вот вам вся сила господ троцкистов. Добавьте к этому то обстоятельство, что многие из этого числа разочаровались в троцкизме и отошли от него, и вы получите представление о ничтожности троцкистских сил».

Кроме того, Сталин обвинил не названных им поименно партийных руководителей в том, что до сих пор у троцкистов сохранились резервы в партии. Напоминая о чистке 1935–1936 годов, он говорил: «То, что мы за это время понаисключали десятки, сотни тысяч людей, то, что мы проявили много бесчеловечности, бюрократического бездушия в отношении судеб отдельных членов партии, то, что за последние два года чистка была и потом обмен партбилетов — 300 тысяч исключили. Так что с 1922 года у нас исключенных насчитывается полтора миллиона. То, что на некоторых заводах, например, если взять Коломенский завод… Сколько там тысяч рабочих? (Голос с места'. „Тысяч тридцать“.) Членов партии сейчас имеется 1400 человек, а бывших членов и выбывших с этого завода и исключенных — 2 тысячи, на одном заводе. Как видите, такое соотношение сил: 1400 членов партии — и 2 тысячи бывших членов на заводе. Вот все эти безобразия, которые вы допустили, — все это вода на мельницу наших врагов… Все это создает обстановку для врагов — и для правых, и для троцкистов, и для зиновьевцев, и для кого угодно. Вот с этой бездушной политикой, товарищи, надо покончить».

Еще в своем докладе Сталин остановился на «теневых сторонах хозяйственных успехов», указав на «настроения беспечности и самодовольства… атмосферу парадных торжеств и взаимных приветствий, убивающих чувство меры и притупляющих политическое чутье». В своем заключительном слове 5 марта Сталин обратил внимание на то, что «успехи», которые являются поводом для самодовольства, не всегда являются таковыми. Он указывал: «Доказано, что все наши хозяйственные планы являются заниженными, ибо не учитывают огромных резервов и возможностей, таящихся в недрах нашего народного хозяйства… Факты говорят, что целый ряд наркоматов, выполнивших и даже перевыполнивших годовые хозяйственные планы, систематически не выполняют планы по некоторым очень важным отраслям народного хозяйства».

В своем заключительном слове Сталин расширил перечень пороков у «партийных товарищей», на которые он указал, помимо зазнайства, политической слепоты, беспечности и благодушия. Сталин осудил выдвижение людей на руководящие должности «безотносительно к их политической и деловой пригодности». Он увидел большую опасность в том, что «чаще всего подбирают работников не по объективным признакам, а по признакам случайным, субъективным, обывательски-мещанским. Подбирают чаще всего так называемых знакомых, приятелей, земляков, лично преданных людей, мастеров по восхвалению своих шефов». Сталин привел примеры деятельности первых секретарей Казахстана и Ярославской области Мирзояна и Вайнова: «Первый перетащил с собой в Казахстан из Азербайджана и Урала, где он раньше работал, 30–40 „своих“ людей и расставил их на ответственные посты в Казахстане. Второй перетащил с собой в Ярославль из Донбасса, где он раньше работал, свыше десятка тоже „своих“ людей и расставил их тоже на ответственные посты. Есть, стало быть, своя артель у товарища Мирзояна. Есть она и у товарища Вайнова».

Сталин давал понять, что Мирзоян и Вайнов далеко не одиноки в своем стремлении окружить себя собственной «королевской ратью». Сталин критиковал за подобную склонность и Г. К. Орджоникидзе: «Он также страдал такой болезнью: привяжется к кому-нибудь, объявит людей лично ему преданными и носится с ними вопреки предупреждениям со стороны партии, со стороны ЦК». Фактически Сталин объявлял войну местническим и ведомственным группировкам, которые объединялись вокруг тех или иных партийных руководителей и были источником не прекращавшихся интриг внутри советского руководства.

Сталин констатировал: «Понятно, что вместо руководящей группы ответственных работников получается семейка близких людей, артель, члены которой стараются жить в мире, не обижать друг друга, не выносить сора из избы, восхвалять друг друга и время от времени посылать в центр пустопорожние и тошнотворные рапорта об успехах». Сталин возмущался тем, что фактический захват власти в различных звеньях страны отдельными группировками свел к нулю объективную проверку работы: «Какая бывает проверка вообще в нашей партии? Бывает проверка сверху, ну, высший руководитель, имея в своем подчинении руководителей пониже проверяет их, бывает у них, либо приглашает их к себе, и вообще по результатам работы проверяет… У нас даже это правило нарушается сплошь и рядом… Просто поставили человека на работу, значит отдали ему работу на откуп». Сталин признавал, что партия превратилась в поле деятельности руководителей, разделивших ее на отдельные владения и управлявшие ими со своей челядью. В этих условиях центр утрачивал способность воздействовать на партию и сохранять над ней контроль.

Сталин подчеркивал недопустимость «замазывания» ошибок. И вновь Сталин приводил в качестве негативного примера поведение Орджоникидзе, который, по его словам, «замазывал» ошибки Ломинадзе. Сталин сообщал: «Еще с 1926–1927—1928 годов об этих ошибках знал товарищ Серго больше, чем любой из нас. Он нам не сообщал о них, полагаясь на себя, что он сумеет это выправить сам, беря на себя слишком много в этом деле». Обвиняя Орджоникидзе в утрате им политической бдительности, Сталин подчеркнул, что благодаря сокрытию им «настоящего нутра», Ломинадзе избрали первым секретарем Закавказской партийной организации. Сталин сообщал, что Орджоникидзе поддерживал также ряд других «лично преданных ему» людей, которые затем были обвинены в заговорщической деятельности. «Сколько крови он себе испортил на то, чтобы отстаивать против всех таких, как видно теперь, мерзавцев, как Варданян, Гогоберидзе, Мелискетов, Окуджава — теперь на Урале раскрыт… Эти люди, которым он больше всех доверял и которых считал лично себе преданными, оказались последними мерзавцами».