Пересечение - Елена Катасонова

— Понятно, — завороженно кивает Даша. — Пошли!

Она протягивает Андрею руку. Он сжимает ее так сильно, что Даша морщится от боли.

— Пошли, — повторяет она и тянет Андрея под арку, в буфет.

В буфете тепло и сытно — что значит опустел на каникулы МГУ, — даже винегрет еще есть.

— Ух ты, буржуи! — восхищается студенческим изобилием Андрей.

Он сбрасывает на стул полушубок, в два шага оказывается у стойки и начинает носить тарелки: винегрет, сосиски, кабачковая икра, даже шпроты, которые обычно никто не берет, — словом, все, что есть под стеклом.

— Куда нам столько? — пугается Даша.

— Вместо качества берем количеством, — гремит на всю столовку Андрей, и буфетчица застывает на месте от такой вопиющей неблагодарности.

Даша, не чувствуя вкуса, жует тугую сосиску, тычет вилкой в сухие шпроты. Неужели это правда, неужели это он сидит напротив — можно протянуть руку, дотронуться?

— Уф-ф-ф, — Андрей отваливается на спинку маленького неудобного стульчика. — Эх, нет в вашем храме спиртного!

Он достает сигарету.

— Курить тоже нельзя, — предупреждает Даша.

— А потихоньку?

— Выгонят.

— Ну да! Вы же преподаватель!

— А ей плевать. — Даша косится на ладно сбитую, боевую буфетчицу: Клаву с ее луженой глоткой боятся все. — Ну, говорите, как вы сюда попали?

Андрей смотрит на нее очень довольный, осоловелый от сытости.

— Дашенька, до чего здорово снова вас видеть! Третий раз прихожу, шляюсь тут на морозе, как пес, надеюсь, как дурак, на случай. Сегодня решил: все, мое терпение лопнуло, прорвусь сквозь кордоны, наброшусь на первого встречного: «Как найти молодую, сероглазую, возмутительно красивую женщину? Зовут Дашей, и она фольклорист», — видите, я усвоил!

Даша смеется: усвоил, да.

— Ах ты, забыл!

Андрей открывает здоровенный портфель, достает сморщенные поникшие хризантемы, старательно укутанные целлофаном. Белые лепестки трубочкой почернели и съежились, такие жалкие в его тяжелых руках.

— Откуда? — ахает Даша, берет нежный кулек, вдыхает чуть слышный аромат пахнущих морозом цветов.

— Я еще тогда, в погребке, решил вас найти, отбить у этого индюка.

— Потому и спросили, где я работаю?

— Потому и спросил. Хитрый я, точно?

Он так горд своей незамысловатой хитростью, что Даша не может удержаться от смеха. Этот неуместный, ненужный смех сердит и без того хронически недовольную Клаву.

— Товарищи, закрываем, — скрипит она своим особым, для непослушных, голосом. — Освобождайте помещение.

А кроме Даши с Андреем, в буфете и нет никого. И они помещение освобождают.

На Манежной бело и нарядно. Горят фонари, светится квадратиками окон гостиница. Она и Манеж с двух сторон замыкают старинную площадь. Университет, отгородившись двориками, ревниво хранит автономию. Жаль, переводят скоро филфак на Ленинские. Там светло и удобно, торжественно и просторно, но настоящий, двухсотлетний МГУ останется здесь, в старых зданиях, в не очень удобных аудиториях, темноватых и тесных. Здесь же останутся навсегда студенческие годы Даши.

Она идет рядом с Андреем и знает, что это сон. Холодный, засыпанный снегом город, в нем так легко затеряться, а она не одна. Значит, он тоже думал о ней — после одной только встречи, — он искал ее, ждал на морозе… Так разве бывает в жизни, да еще в жизни сорокалетней женщины? Нет, так не бывает!

— Даша, — Андрей заглянул ей в лицо, — вы на меня не сердитесь?

— За что?

— Ну-у-у, за бесцеремонность, что ли… Но вы меня как-то тревожили.

— Тревожила?

— Ну да! Надо работать, подбивать бабки — год-то кончился, а я все о вас думаю. В конце концов, возмутился: мужчина я или нет? Надо найти эту женщину, пока меня еще помнят. Вы мне даже приснились однажды: дрался я там с этим типом…

— С каким типом?

— Да с тем, из кафе. Даша, скажите, — Андрей неожиданно останавливается, жестко берет ее за плечи, — он вам случайно не муж?

— Нет.

— Я все вспоминал, не мог вспомнить: на «ты» вы были или на «вы»…

— Если на «ты», так сразу и муж?

— Ой, Даша, какой я дурак, вы, наверно, устали? Вы же с работы!

Даша не успевает возразить. Андрей бросается вправо, наперерез черной служебной машине.

— Садитесь, Даша, говорите адрес.

Машина несется к Дзержинской, по Сретенке с ее разноцветными магазинчиками, вырывается на проспект Мира, взбирается на Крестовский мост, весело катится дальше и дальше. Андрей сидит молча, поглядывая на Дашу, потом так же молча берет ее руку. Тихая улица в Останкино, Дашин пятиэтажный дом. Они выходят, медленно идут к подъезду. «Сейчас уйдет», — пугается Даша.

— Дашенька, вы не замерзли? Может быть, погуляем?

С мягким шепотом, шелестя, падает снег. Они ходят и ходят вокруг Дашиного длинного дома.

— Вы кем работаете? — спрашивает рассеянно Даша.

— Забыли? Я там, в кафе, говорил. Я инженер-строитель, прокладываем дороги, коллектора, тянем трубы.

— А что такое коллектор?

Андрей не успевает ответить: в застегнутом на одну пуговицу пальто, вязаном белом берете перед ними возникает Галя.

— Здрасте. — Она чуть иронически кланяется Андрею, метнув в него мгновенный любопытный взгляд и столь же мгновенно его оценив.

— Галя, ты? — теряется Даша.

— Мам, бабушка сказала, чтобы вы шли в дом, а то замерзнете, — тараторит Галя, — У нас там оладьи, а вы все ходите, ходите, а мы одни и одни…

Как быть? Им и в голову не приходит, что Даше никто не нужен сейчас, что Андрей — не коллега, не один из друзей, он совсем другое.

— Даша, оладьев ужасно хочется, — Андрей сжимает ей локоть, глаза смеются на загорелом лице. — Представляете, горячие, с корочкой!

Даша представила прекрасно, но ей хотелось быть только с ним.

— Вы маминого приглашения не ждите. — Галя радуется, как котенок, — матери, снегу, новому человеку. — Бабушка вас приглашает!

— А маму, что же, бросим здесь замерзать? — смеется Андрей.

— Если очень попросит, тоже возьмем!

Ему, значит, все равно? Тогда пошли есть оладьи.

— Даша, дочка-то — копия вы!

— Погодите, сейчас еще маму увидите. Мы тут все на одно лицо.

10

Как все стремительно с этим Андреем! Они сидят вчетвером за их семейным столом, Андрей ест оладьи и уверяет, что вкусно, — а они и в самом деле выше всяких похвал, — о чем-то спорит с Галей, улыбается Даше. Сквозь смятение встречи, дымку усталости от ушедшего дня видит Даша словно со стороны собственную скромную комнату, чужого человека на месте Вадима, и странная печаль мешает ей чувствовать себя счастливой. Что, в конце-то концов, ей надо?

— Даша, вы где? — слышен голос Андрея. — Вы тоже в восторге от этой «Фантазии»? Дочка ваша прямо захлебывается. А по-моему, простые, без балета, «Вешние воды» гораздо лучше.

Конечно, Даше понравился фильм, разве иначе была бы в восторге Галя? Удивительный, единственный актер Смоктуновский, с его надтреснутым усталым голосом и опустошенным взглядом, обольстительно-жестокая Полозова — вся в легком движении, жажде полного, безраздельного обладания. И горькая страсть, беспомощность, порабощение Санина — в томительных, заторможенных каких-то дуэтах…

Зачем скучающая холеная барыня погубила любовь — молодую, неопытную, незащищенную? До чего все-таки беспощадны люди друг к другу! Акценты в «Фантазии» смещены, в ней главное — не любовь Джеммы и Санина, а над ней надругательство, когда страсть берет над любовью верх, топчет ее. У любви вообще врагов много, перед жизнью с ее ловушками, прагматизмом она беззащитна…

Они спорят о спектакле и об Эфросе — к Дашиной радости, Андрей, оказывается, театрал, — о смешении жанров, как в «Фантазии»: это что, новое слово в искусстве или умелая, даже талантливая, но эклектика? Потом Андрей смотрит их книги.

— Да-а-а, у вас, конечно, библиотека… У меня не так много, но все любимые. Галя, вам фантастика нравится?

— Нравится. Когда не очень технично.

— Что значит технично?

— Ну, когда много техники, как, например, у Лема в «Возвращении со звезд». Помните, «раст на вук», всякие там терминалы — ничего не понятно.

— Галочка, вы с ума сошли! — Андрей взглядом ищет у Даши поддержки. — Это как раз самое интересное!

— Ничего подобного! Литература — не пособие по физике или математике, — лихо выпаливает Галя явно чужие слова и тоже смотрит на мать.

Но Андрей сдаваться не собирается:

— Так ведь это не просто фантастика, а научная! Ее и пишут как раз бывшие физики да математики, иногда биологи. В ней есть предвидение, научное будущее!

Андрей спорит всерьез, нисколько не заботясь о том, что оппоненту всего шестнадцать, что он здесь в гостях, что рядом женщина, которая нравится. Оба шумят и машут руками, как маленькие, язвят, обижаются, взывают к Даше, — Екатерина Ивановна, извинившись, ушла уже в свою комнату: она рано ложится.