Далекие Шатры - Мэри Кайе

– Аштон! Что вы здесь делаете?

Что-то в ее тоне и выражении лица привело Аша в полную растерянность, и он неуверенно проговорил, слегка заикаясь, как Джордж:

– Я… хотел увидеть вас, дорогая. Ваша мать написала мне. Она сообщила, что вы… вы собираетесь замуж. Это ведь неправда, да?

Белинда не ответила на вопрос. Вместо этого она сказала:

– Вам не следовало приходить сюда. Вы сами знаете, что не следовало. Прошу вас, уходите, Аштон. Папа рассердится, коли вернется и застанет вас здесь. Абдул не должен был впускать вас. Уходите сейчас же!

– Так это правда? – спросил Аш, проигнорировав просьбу удалиться.

Белинда топнула ногой:

– Я попросила вас уйти, Аштон! Вы не имеете права врываться сюда и устраивать мне допрос, когда знаете, что я одна и…

Аш двинулся к ней, и она испуганно попятилась. Но он прошел мимо нее, запер дверь на ключ, положил ключ в карман, а потом вернулся назад и встал между девушкой и дверью на веранду, отрезая путь к бегству.

Белинда открыла рот, собираясь позвать слугу, но тотчас закрыла, устрашившись перспективы вовлечь одного из слуг в столь неловкую ситуацию. Разговор с Аштоном, пусть и чрезвычайно неприятный, представлялся меньшим из зол, а поскольку он все равно состоялся бы рано или поздно, она вполне может покончить с делом прямо сейчас. Поэтому Белинда улыбнулась и заискивающе сказала:

– Пожалуйста, давайте обойдемся без сцен, Аштон. Я знаю, вам сейчас тяжело. Вот почему я и попросила маму написать вам – я не могла сама причинить вам боль. Но вы наверняка уже осознали, что в момент нашей первой встречи мы оба были слишком молоды, чтобы толком разобраться в своих чувствах и понять, что они недолговечны, как и говорил папа.

– Вы собираетесь замуж за этого Подмора? – холодно спросил Аш.

– Если вы имеете в виду мистера Подмор-Смита, то да. И вам нет необходимости разговаривать со мной таким тоном, потому что…

– Но, дорогая моя, вы не можете безропотно подчиниться родительской воле. Неужели, по-вашему, я не понимаю, что все это – дело рук вашего отца? Вы любили меня, вы собирались выйти замуж за меня, а теперь он принуждает вас к такому ужасному браку. Почему вы не отстаиваете свои права? О Белинда, дорогая, неужели вы не видите?

– Я все прекрасно вижу, – раздраженно сказала Белинда. – Я вижу, что вы ничего об этом не знаете. Да будет вам известно, что папа решительно возражал против помолвки. И мама тоже. Но мне уже не семнадцать лет, в этом году мне исполнится девятнадцать, и я достаточно взрослая, чтобы знать, чего хочу. Поэтому они ничего не могли поделать и в конце концов были вынуждены согласиться, так как Амброуз…

– Вы притворяетесь, будто любите его? – резко перебил Аш.

– Разумеется, люблю. Вы же не думаете, что я вышла бы замуж не по любви?

– Неправда! Я вам не верю. Этот жирный, занудный, напыщенный старик одного возраста с вашим отцом…

Кровь прилила к лицу Белинды, и внезапно Ашу вспомнились слова Джорджа о том, как она дурнеет от злости. Она подурнела сейчас, и в ее дрожащем от гнева голосе послышались визгливые нотки.

– Он моложе моего отца! Моложе! Да как вы смеете говорить со мной в таком тоне? Вы ревнуете, потому что Амброуз вхож в высшее общество, он зрелый, интересный и преуспевающий человек. Надежный и достойный уважения мужчина, а не глупый мальчишка, который… – Она остановилась на полуслове, закусила губу, а потом с усилием овладела собой и сказала более спокойным тоном: – Извините, Аштон. Но я страшно злюсь, когда люди говорят такие вещи. В конце концов, вы точно так же злились, когда папа считал вас слишком молодым. Вы говорили, что возраст не имеет никакого значения, помните? И это действительно так. Амброуз понимает меня, и он добрый, щедрый, умный, и все говорят, что он непременно станет губернатором. Может даже, однажды он станет вице-королем.

– Наверное, он еще и богат вдобавок.

Белинда не услышала саркастических ноток в голосе Аша и, восприняв замечание всерьез, счастливо сказала:

– Да. Он дарит мне такие замечательные подарки. Вот, взгляните.

Она с неподдельным удовольствием вытянула вперед левую руку, и Аш с болью увидел у нее на пальце кольцо с огромными бриллиантами, причем каждый по меньшей мере вдвое превосходил размерами жемчужины на прелестном, но непритязательном колечке, что он купил для своей возлюбленной в Дели полтора с лишним года назад. Казалось, с тех пор прошло гораздо больше времени – лет пять, самое малое. Слишком много для Белинды, которая собиралась выйти замуж за человека, годившегося ей в отцы. За жирного, богатого, преуспевающего вдовца, который имеет возможность дарить ей бриллианты и сделает ее леди Подмор-Смит – и мачехой двух своих дочерей такого же возраста, как она сама.

Казалось, говорить больше не о чем. Бриллиантовое кольцо на пальце Белинды ясно свидетельствовало, что любые доводы и мольбы не возымеют никакого действия и ему остается только пожелать ей счастья и удалиться. Было странно думать, что он собирался прожить с ней всю жизнь, а сейчас, вероятно, видит ее в последний раз. Внешне она оставалась все такой же бело-розовой и очаровательной, как прежде, однако теперь Аш ясно понимал, что на самом деле никогда не знал, что творится в этой золотоволосой головке, и полюбил девушку, существовавшую главным образом в его воображении.

– Полагаю, я делал то же самое, – медленно произнес он. – Тешил себя приятными выдумками, как Джордж.

Белинда напряглась, и лицо ее снова некрасиво покраснело от гнева, а голос зазвучал пронзительно и злобно.

– Не упоминайте при мне имени Джорджа. Он безродный лживый лицемер. Все эти россказни про бабку-гречанку… – Увидев выражение лица Аша, она осеклась и испустила резкий смешок, такой же противный, как голос. – Ах, я забыла: вы же ничего не знаете. Что ж, я расскажу вам. Она была такой же гречанкой, как я. Она была базарной торговкой, и если он думает, что я собираюсь молчать, то глубоко ошибается.

С трудом шевеля непослушными губами, Аш, запинаясь, проговорил:

– Вы не можете… Вы говорите не всерьез… Вы не стали бы…

Белинда снова рассмеялась, ее глаза горели от гнева и злобы.

– Очень даже могу. Уже смогла. Неужели вы думаете, что я собираюсь сидеть и ждать, пока еще кто-нибудь не узнает и не начнет всем рассказывать, чтобы люди смеялись надо мной и мамой за нашей спиной и жалели нас, купившихся на ложь? Да я лучше умру! Я сама все расскажу: скажу, что с самого начала подозревала неладное и хитростью заставила его во всем признаться, и…

Голос у Белинды дрожал от возмущения и чувства оскорбленного самолюбия, и Аш мог лишь оторопело смотреть на нее, пока с прелестных розовых губ безудержным потоком лились полные злобы и желчи слова, словно она была не в силах остановиться. Будь он старше, умнее и сам не так сильно уязвлен, возможно, он понял бы, что на самом деле это просто истерика испорченного ребенка, избалованного, заласканного и захваленного до такой степени, когда здравый смысл и детская веселость сменяются самомнением и тщеславием и любое противодействие, любая воображаемая обида преувеличиваются до размеров непростительного оскорбления.

Белинда была молода и не слишком умна. По глупости она принимала за чистую монету комплименты своих поклонников и после головокружительного года пребывания в статусе первой красавицы привыкла принимать лесть, восхищение и зависть окружающих как должное. Она сверх всякой меры возвысилась в собственных глазах и теперь жестоко мучилась мыслью о том, что скажут несколько завистливых молодых леди, когда узнают, как она попалась на удочку. Да как Джордж посмел солгать ей и выставить ее на посмешище?! Такой, по существу, была инстинктивная реакция Белинды на разоблачения, сделанные миссис Гидни. Истинная причина лжи и позерства Джорджа, личная трагедия, сокрытая за ними, унижение, которое он терпел сейчас, – об этих сторонах дела она даже не задумывалась, поскольку, потрясенная открытием, могла думать лишь о том, как случившееся отразится на репутации мисс Белинды Харлоу.

После мамы и самого Джорджа Аш оказался первым человеком, которому Белинда смогла излить все негодование и боль уязвленного тщеславия, накопившиеся в ней с момента, когда она узнала о двуличности Джорджа, – и она испытывала огромное облегчение. Но для Аша, слушавшего гневное словоизвержение, это стало окончательным прозрением, полным развенчанием образа милой, доброй, невинной девушки, существовавшего в его воображении. Обладательница этого визгливого голоса не имела с ним ничего общего. Она была расчетливой, хваткой женщиной, собиравшейся выйти замуж за жирного старика из-за денег и ради высокого положения в обществе. Бессердечной, исполненной снобизма особой, осуждавшей человека за грехи его предков, и злоречивой мегерой, способной погубить чужую репутацию, дабы избежать незначительного ущерба для своей собственной.