Бомбы сброшены! - Гай Гибсон

В это время я получаю приказ принять командование эскадрой и сдать свою 3-ю группу. Моим преемником на посту командира группы становится капитан JIay. Он служил в ней еще в Греции во время битвы с британским флотом и отличился в этих боях. После первой части русской кампании он был направлен на штабную работу, а сейчас снова вернулся на фронт. Что касается моих личных полетов, это повышение меня почти не затрагивает. В распоряжении штаба эскадры имеются все мыслимые типы самолетов, и я в любое время могу вылететь вместе с тем или иным своим подразделением.

Как-то в начале сентября я вылетел со своей 3-й группой; в качестве эскорта нас сопровождала 2-я группа. Я сам летел на пушечной «Штуке», чтобы заняться вражескими танками на перевале Ойтош. Ситуация там складывается не слишком благоприятная. Поэтому после возвращения я решаю совершить еще один вылет, но уже на FW-190. Тем временем механики готовят к вылету остальные самолеты. Лишь обер-лейтенант Хофмейстер готов стартовать немедленно, он и будет сопровождать меня.

Мы возвращаемся к Ойтошу, выполняем несколько атак с малой высоты, а потом пытаемся выяснить положение на всех карпатских перевалах и высотах. Это позволяет нам оценить общую ситуацию на нашем участке фронта. Я возвращаюсь, когда у меня не остается ни капли бензина в баках и ни одного патрона. И вдруг над нашим аэродромом я вижу около 40 серебристых самолетов, которые летят навстречу на той же высоте. Мы расходимся с ними буквально вплотную. Скрыться от них не удастся, это американские «Мустанги». Я приказываю по радио Хофмейстеру: «Садись немедленно». Я сам выпускаю закрылки и шасси и поспешно приземляюсь, прежде чем группа американских истребителей успеет развернуться и атаковать. Заход на посадку превращается в ужасную нервотрепку, так как в этот момент твой самолет совершенно беззащитен, и тебе не остается ничего другого, как терпеливо ждать, пока он остановится. Очевидно, Хофмейстер не сумел сесть так же быстро, как я. Я теряю его из вида. Мой самолет еще катится по земле с довольно приличной скоростью, когда я вижу, что «Мустанги» выходят в атаку, и один из них направляется прямо ко мне. Я торопливо откидываю колпак, — самолет еще имеет скорость около 50 км/час, — вылезаю на крыло и бросаюсь на землю. Я лежу неподвижно, и буквально через пару секунд начинают грохотать пулеметы «Мустанга». Мой самолет, который успел укатиться довольно далеко, моментально вспыхивает. Я очень рад, что меня в кабине уже нет.

У нас на аэродроме нет зениток, так как никто не ожидал отступления на венгерские аэродромы и не готовился к нему. Наши запасы вооружения, к сожалению, сократились настолько, что мы уже не можем установить зенитки «на каждом аэродроме Европы». Зато наши противники, которые имеют практически неограниченные ресурсы, могут ставить зенитки, что называется, на каждом углу. А вот мы — нет. «Мустанги» рассыпались над аэродромом и спокойно занимаются учебной стрельбой по мишеням. Самолеты моей группы, которые следовало заправить и перевооружить за время моего отсутствия, все еще находятся на земле. Несколько транспортных самолетов, которые доставили нам боеприпасы, бензин и бомбы, тоже стоят открыто. Исправные самолеты находятся в ангарах в лесу, и уничтожить их сложно. Однако ремонтируемые самолеты и транспортники с бомбами и бензином взлетают в воздух. Пулеметы 40 «Мустангов» грохочут непрерывно, поджигая все, что только попадается на глаза пилотам. Меня охватывает ярость от собственной беспомощности. Мне приходится смотреть на все это, а ответить я не могу. По всему аэродрому пылают самолеты, над которыми поднимаются столбы черного дыма. Совершенно неожиданно у меня возникает противоестественное желание заснуть ненадолго. К тому времени, когда я проснусь, все уже будет закончено. Если кто-то вознамерился пристрелить меня, мне будет легче перенести это во сне.

После того как во время первой атаки пилот «Мустанга» поджег мой самолет, он должен был заметить меня, лежащего рядом со взлетной полосой. Может быть, он даже видел, как я выпрыгивал из самолета, но в любом случае он возвращается снова и снова и пытается достать меня из своих пулеметов. Судя по всему, он плохо видит сквозь лобовое стекло кабины, или не может поверить, что все еще не попал в меня, потому что, выполнив один или два захода, он снижается буквально метров до 4 и с ревом проносится надо мной, пытаясь разглядеть получше, что происходит внизу. Я лежу ничком, вцепившись в выгоревшую траву. Я не смею шевельнуться, лишь изредка чуть поворачиваю голову, чтобы бросить взгляд на него из-под полуопущенных век. Каждый раз, когда он заходит, спереди, справа и слева от меня взлетают фонтанчики земли и песка, поднятые пулеметными очередями. Я весь засыпан этим мусором. Попадет ли он в меня во время следующего захода? Бежать нельзя, американцы немедленно обстреливают все, что движется. Эта пытка кажется мне бесконечной. Наконец у него кончаются патроны, потому что, пройдя над мной еще раз, он улетает прочь. Его товарищи также расстреляли все боеприпасы. Надо признать, сделали это они очень толково. Потом американцы строятся прямо над аэродромом и улетают.

Наш аэродром на первый взгляд представляет собой ужасное зрелище. Первое, что я делаю, — пытаюсь найти обер-лейтенанта Хофмейстера. Его самолет лежит на краю летного поля. Вероятно, он не сумел приземлиться достаточно быстро, и американцы перехватили его. Пилот ранен, одну ногу придется ампутировать. На летном поле горят и взрываются самолеты, противник уничтожил примерно 50 машин. Однако мои пикировщики были хорошо замаскированы в лесу, обнаружить их было трудно, поэтому моя группа потерь почти не понесла. Когда я посещаю каждое свое подразделение, выясняется, что наземный персонал, как и было приказано ранее, во время атаки вел непрерывный огонь из ручных пулеметов, винтовок и даже пистолетов. В результате 4 горящих «Мустанга» валяются рядом с аэродромом. Через несколько дней на аэродром прибывают зенитные орудия, и больше противнику не удастся повторить столь удачный налет.

* * *

На нашем участке фронта начали часто появляться немецкие самолеты, пилотируемые румынами. Теперь они несут румынские опознавательные знаки и воюют на стороне русских. Румынские аэродромы расположены не слишком далеко от нас. Поэтому мы в течение двух дней проводим атаки с бреющего полета аэродромов в районе Карлсбурга, Кронштадта и Германштадта. Злые языки пытаются утверждать, что мы подражаем «Мустангам», разгромившим нашу собственную базу. Мы уничтожаем более 150 самолетов на земле и несколько штук в воздухе. В основном это учебные и связные самолеты. Но даже эти машины используются румынскими ВВС для подготовки пилотов. Успех этих атак в большой степени объясняется беспомощностью вражеской системы ПВО.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});