Земля – Паладос - Михаил Костин

Семега удалилась, теряя в размерах, а после и вовсе растворилась где-то в космической бездне вместе с системой Z-12.

Габриель стоял у стекла и смотрел на комнату по ту сторону. Философские раздумья очень быстро уступили место мыслям более приземленным. О жизни можно рассуждать потом. Сейчас требовалось что-то делать с текущей ситуацией. Быть съеденным Габриелю улыбалось не больше, чем оказаться застреленным или проданным в рабство.

Какое-то время он бродил по комнате, осматривался, но ничего нашел, только точку, где было установлено переговорное устройство, при помощи которого он общался с дарзини за стеклом.

Динамик и микрофон оказались утопленными под самым потолком, добраться до них не представлялось возможным. Обойдя комнату еще несколько раз, Габриель прилип к стеклу.

Комната за стеклом была небольшой, но в отличие от его тюрьмы оказалась любопытной в плане обстановки. По центру высился алтарь. На нем красовалась ярко-алая, выточенная из незнакомого камня статуэтка обнаженного ящера. У ящера был непомерно высокий лоб, человеческий торс, хвост, как у крокодила, и невероятной длины фаллос.

Почки, печень, мозг, сердце — припомнил Габриель. Неужели пятый жрец сожрет его достоинство? От подобной мысли передернуло. Он всегда считал дарзини дикарями, хоть и продвинувшимися в некоторых технических вопросах сильно дальше людей. Теперь же в который раз убеждался в своей правоте.

Пятеро жрецов были заняты. Они чертили что-то на полу вокруг алтаря. Рисунок выходил странным, больше напоминал узор, сложенный из букв и непонятных знаков. Жрецы, окончившие свою часть работы, покидали комнату.

Последним задержался тот, что говорил со священником. Его легко было узнать по чешуе и разрезу глаз. Долго глядя на рептилий, следователь потихоньку наловчился отличать их друг от друга.

Наконец и последний ящер завершил работу. Прежде чем выйти, он бросил прощальный взгляд на прилипшего к стеклу священника Света. Что-то негромко щелкнуло.

— Не смотри на меня так, священник, — ожил динамик.

— Как «так»? — переспросил Габриель.

— У каждого свое предназначение, — объяснил вместо ответа ящер. — Ты не умрешь, а воплотишься в пяти достойных жрецах. И с нами всеми пребудет сила вселенского отца. Ведь по замыслу творца мы все — единое целое и только вместе можем приблизиться к божественной сути. Дух твой, и ум твой, и уд твой, и очищение твое соединятся с нами в сумерки, время силы.

— В открытом космосе? Сумерки? — фыркнул следователь. — Ты бредишь, жрец.

— Мы не в открытом космосе. Мы на орбите. Жди сумерек. Осталось шесть часов. Тогда свершится сближение с вселенским отцом. У тебя есть время выспаться, человек.

Динамик замолчал, и дарзини вышел.

Габриель почувствовал воодушевление, усталости как не бывало.

Они на орбите!

План родился сам собой. В нем имелось множество своих «но» и «если», но других вариантов все равно не было, и священник решил, что лучше броситься в авантюру, чем ждать, когда в сумерки твой уд, мозги и потроха соединятся с ящерицей.

Выждав немного, он достал из кармана небольшой прибор. Дарзини не догадались обыскать пленника, а может, и не ставили такой цели, но даже если б и сообразили, вряд ли кого-то из них заинтересовал бы небольшой, размером с крупную монету, кругляш.

Прибор легко прилип к стеклу. Оно могло быть сколь угодно толстым и как угодно закаленным — ультразвук такой силы, какую выдавал прибор, не выдерживало ни одно. Габриель повернул приборчик по часовой стрелке, добавляя мощности. Хрустнуло.

Священник отстранился. С лопающимся звуком стекло пошло мелкой паутиной трещин и осыпалось.

Сунув таблетку прибора в карман, Габриель перемахнул на ту сторону. До дверей добрался в два прыжка. Рука потянулась отпереть замок. Палец замер на кнопке. Священник Света улыбнулся. Прямо на стене, над кнопкой висела схема сектора. План эвакуации в экстренных ситуациях — дань памяти глубокой древности.

Длинный коридор с ответвлениями-камерами шел насквозь через весь корабль. Во всяком случае, в этом секторе. В самом конце коридора находилась просторная камера с небольшим катером. Катер был прорисован так же схематично, как и все остальное. Направление движения показывали стрелки, они пестрели по всему коридору, направляя путь к отсеку с катером, а оттуда наружу через шлюзовую камеру.

Вот и выход.

Габриель нажал кнопку. Дверь распахнулась беззвучно. Священник-следователь осторожно выглянул в коридор. Никого. Быстро выскочив наружу, закрыл за собой дверь с внешней кнопки и помчался к дальнему отсеку.

Вживую коридор оказался длиннее, чем могло показаться при взгляде на карту. На то, чтобы добраться до его конца — а бежал следователь осторожно, стараясь двигаться беззвучно, — ушло больше минуты.

Торцевая камера открылась с кнопки, как и все прочие, безо всяких проблем. Отсек был пуст и темен, лишь узкая полоска подсветки тянулась от двери до катера.

Энергию, что ли, экономят, пронеслось в голове.

Не боясь быть услышанным, Габриель двинулся к катеру.

— Кто здесь? — раздался шипящий голос из темноты.

Сердце оборвалось, застыло на секунду и снова заколотилось как бешеное. Габриель метнулся вперед. Из катера вылезал дарзини. В отличие от жрецов он был облачен не в балахон, а в простую форму техника.

При виде человека морда ящера вытянулась. Он собрался закричать, даже открыл рот, но получил резкий удар в горло. Вместо крика из глотки несчастной рептилии вырвался хрип. Дарзини рухнул вниз и замер без движения. Анатомию ящеров Габриель знал не хуже человеческой, потому был уверен, что его оппонент с вероятность в девяносто процентов мертв.

Оставив тело техника на полу отсека, Габриель влез в катер и устремился к пульту. Запас горючего и кислорода на полтора часа. Максимум. Пальцы забегали по приборной панели, что мало отличалась от человеческих аналогов. Еще бы — вот уже несколько столетий практически все невоенные корабли рептилий строились людскими межпланетными корпорациями.

Загорелся экран, включился навигатор. Габриель с облегчением выдохнул. Если верить прибору, космолет дарзини в самом деле находился на орбите какой-то планетки. Вокруг двойной звезды, помимо этой планеты, крутилось еще семь штук. Три населены. На орбите третьей маячил другой корабль. Хорошо, есть, куда бежать.

Он уже совсем расслабился, когда снаружи заверещала сирена. Габриель чертыхнулся. Скорее всего, кто-то обнаружил его пропажу. Сердце заколотилось с новой силой.

Спокойно, приказал сам себе. Без нервов.

Рука потянулась к пульту…

Дальше события разворачивали настолько стремительно, что священник Света впоследствии так и не смог восстановить все детали происходящего. В памяти всплывали лишь отдельные урывки.

Дарзини в балахонах, врывающиеся в отсек…

Закрывающаяся шлюзовая камера, которую сумел проскочить невероятным усилием…

Орбита…

Прыжки с орбиты одной планеты на орбиту другой…

Большой незнакомый корабль. Человеческая символика на его борту…

И еще он долго просил о стыковке, а там медлили. Или это показалось?

Когда Габриель получил разрешение на стыковку, кислорода у него практически не осталось. Катер влетел в шлюзовую камеру незнакомого корабля. Задыхающийся священник вывалился из летательного аппарата, и его, полубессознательного, приняли на руки. Кто? Он не видел ни лиц, ни фигур, только зачем-то все время повторял, словно в бреду:

— Вы меня не съедите?

И не слышал ответа.

— Вы меня не съедите? Не съедите?

А потом сознание оставило священника-следователя, и он провалился в спасительную тьму.

Капитан корабля, на котором оказался Габриель, был человеком пожилым, но глаза его все еще пылали юношеским задором. Да и не только глаза. Стоило седому капитану заговорить о чем-либо интересном и близком ему, как голос старого космического волка становился громким, а речь увлеченной. Говорить он мог обо всем на свете.

— Это нормально, брат Габриель, — объяснял капитан про дарзини.

Тот разговор был одним из первых и состоялся в медицинском отсеке. Священник-следователь недавно пришел в себя и валялся на больничной койке. Альтарес, так звали седого капитана с юными глазами, был вторым человеком на корабле после доктора, с кем говорил Габриель.

— Они часто практикуют свои шаманские обряды. Часто. Да, — продолжал Альтарес. — И бороться с этим невозможно. Когда они на виду, все чинно и законно, но стоит только чуть отвернуться — кого-то уже волокут на костер.

— А если кто увидит?

— Ну вас же не увидели, — резонно заметил седой капитан.

— У меня другая ситуация, — не согласился следователь.

— У всех другие ситуации, брат Габриель, — вздохнул Альтарес. — Они кого попало к себе на алтарь не потащат. И делают это всегда незаметно. Был человек — нет человека. И следов никаких. А если вдруг кто и заподозрит… Ну, представьте, прихожу я к федералам и рассказываю, что дарзини съели священника Церкви Света. Кто мне поверит?