Ветер с Итиля - Андрей Калганов

Увечный конь, видно, не выдержав кровавого зрелища, устроенного Алатором, споткнулся пострадавшей от березового дрына ногой, грянулся оземь и вставать напрочь отказался. Вокруг бродило множество бесхозных лошадок, но ни поймать таковую, ни тем более взгромоздиться на нее Степан, увы, не мог, по той простой причине, что скакуны при его приближении шарахались. Потому как за версту от Белбородко несло волком – та дрянь из Алаторова мешочка еще не выветрилась.

Пришлось переквалифицироваться в пехотинцы.

С людинами сражалось всадников пять, остальные куда-то унеслись. Времени обдумывать куда и зачем не было. Конники работали саблями, как газонокосилки – ножами. Тут не до думок – знай уворачивайся.

Славян осталось всего два островка, человек по тридцать в каждом. Сбитые в кучу, плохо организованные, израненные ополченцы были легкой добычей. Пятеро степняков неустанно рубили славян, и островки таяли на глазах.

Ближайший к Степану всадник находился метрах в полутора. Подойти к хазарину без специального снаряжения, каковым является, например, легкий танк или бронетранспортер, было делом немыслимым. Двое людинов сунулись со своими рогатинами, но рогатины были враз отбиты щитом, а из двух людинов остался в живых один. Единственной реальной силой, которая могла противостоять хазарину, был Алатор, но он со смаком рубился метрах в ста и возвращаться к Степану явно не спешил. А дух-медведь, кажется, взял недельный отпуск. Или вообще уволился, не царское это дело – копченых учить.

«Срочно требуется свежая и оригинальная идея, – подумал Степан, малодушно отодвигаясь подальше от человека-газонокосилки и его скакуна, – а лучше гранатомет».

У Кастанеды в одном из многочисленных томов описан способ призыва «силы». Шаман отпускает свое «я», действуя спонтанно, отдавшись невидимому потоку, влекущему его. Автор трактата о шаманизме таким образом нашел «место силы» – тело само его выбрало.

Кастанеду Степан изучил от корки до корки, во всех нюансах, по той простой причине, что клиенты попадались грамотные, интересующиеся всяким мракобесием. А гуру, как известно, всегда должен быть на коне, в смысле, знать больше, чем паства.

«А, чем черт не шутит, – подумал Степан, – может, найду что-нибудь подходящее. По крайней мере, ничем не рискую, кроме головы».

Степан заставил себя расслабиться, ощутил, как теплая волна проходит по телу, сделал несколько глубоких вдохов, избавляясь от последних обрывков мыслей, и отпустил свое «я». Тело начало двигаться самопроизвольно, словно в каком-то дикарском танце. Белбородко подпрыгивал, кружился, резко приседал, двигался как тигр, как цапля, как богомол. Плавные движения сменялись резкими выпадами, боевой «киай» то и дело сотрясал воздух.

Странное поведение, как и следовало ожидать, привлекло внимание окружающих. Людины, видимо, решив, что истребитель хазар получил серьезную черепно-мозговую травму, и памятуя о его заслугах, оттерли Белбородко поглубже в тыл, чтобы хазары не потоптали.

В тылу было тесно, но вокруг Степана вновь образовалась «полянка». Никто не хотел попасть под удар пудового кулака или ножищи сорок шестого размера.

Вдруг Степан споткнулся, сильно ударившись ногой о какой-то тяжелый предмет. Танец сразу же прекратился, хотя он не упал и не зашиб ногу.

Длинная рукоять кузнечного молота накрывала стопу. Степан поднял находку, вес подходящий. Ежели раскрутить эту штуковину, как на Олимпийских играх, и запустить в хазарина, то в случае прямого попадания о тате можно будет забыть навсегда. Примерно на ладонь отступая от конца, в рукояти красовалась изрядная дырка – наверное, этот молот подвешивался на крюк в кузне. Эх, кабы привязать шнур, метров пять хотя бы, то не пришлось бы за кувалдиной бежать – подождал, пока упала, да тяни за веревочку. Получается снаряд многоразового использования.

Степан посмотрел окрест. Ни одного людина в рубахе, прихваченной на талии бечевой, не обнаружилось. Да и просто в рубахе – ни одного. Поскреб затылок: ну что это за традиция такая, на бой по пояс голым идти? Это ж надо додуматься: в одних портах – да на солнцепеке. Так обгорят, что никакая сметана не поможет.

Стоп. Порты ведь тоже на чем-то должны держаться. «Резинок у них нет, – подумал Степан, – гульфиков тоже не видать, значит…» Он пригляделся к людину, топтавшемуся неподалеку. Так и есть, на бедрах виднелся шнурок, завязанный узлом типа «бантик».

– Эй, приятель, – рыкнул Степан, – поди-ка сюда.

Людин был головы на две ниже, да и хлипковат. Приближаться к измазанному, пусть и вражьей, кровью здоровенному мужику с горящими глазами, иссиня-черной бородой и всклокоченной шевелюрой ему не захотелось. Он опасливо покосился на Степана и бочком, бочком… Пришлось схватить за то, что было ближе…

– Что же ты, родимый, – с укоризной проговорил Белбородко, притягивая мужичка к себе и неласково сверху вниз заглядывая в глаза, – я тебе велел подойти, а ты…

Тот горестно икнул и забормотал в свое оправдание что-то вроде: «Ничего не слышал, ничего не знаю, а ты, мил человек, не трожь, потому – зла я тебе не делал…»

– Ладно, – проворчал Степан, – забудем на первый раз. Только придется тебе, друг мой, распоясаться. Именем революции, так сказать.

– Ить, – забурчал людин, – так порты упадут…

Степан похлопал его по плечу и заверил:

– Не упадут, ежели ширинку на твоих штанах сделать… – Мужик недоуменно захлопал очами. – Ты это, холстину вниз от пупа разрежь да концы узлом свяжи.

– Дык, срам вылезет.

– А ты его вокруг ноги обмотай, – усмехнулся Степан. – Ну что, сам отдашь веревочку или помочь?

Мужик нехотя потянул за «бантик», вопросительно поглядывая то на своего мучителя, то на двух других людинов, покатывающихся со смеху.

– Ну!

Степан рванул за конец бечевки. Мужичок охнул, подхватил сползающие порты и попятился. При помощи топора распорол холстину, завязал узел, как советовал Степан.

– А вы чего ржете?.. – прикрикнул Белбородко, поняв, что ему нужно добыть еще по крайней мере два таких же «пояса». – Бечевы сюда, живо. – Зрителям предложение не понравилось, но противиться они не осмелились.

Белбородко срастил веревки морским узлом. Продел один конец в отверстие на рукояти. На другом конце сделал петельку, просунул в нее правую кисть, собрал бечеву, поднял молот.

Хазарин был недалече, но все ж, чтобы выйти на прицельную дальность броска, пришлось продираться сквозь изрядную толпу.

– Расступись, православныя! – взревел Степан, сразу же вспомнив, что никакие они не православные, а самые настоящие язычники. Однако мужики поняли – шарахнулись в стороны. Степан схватил молот двумя руками и принялся вращаться вместе с ним:

– Держи подарочек! – Он резко остановился и, качнувшись вперед, отпустил рукоять.

Хазарин повернул голову и, увидев летящий прямо на него молот, дернулся, пытаясь уклониться. Не удалось. Молот врезался в него, вышиб из седла и отлетел на землю. Белбородко потянул за веревочку, молот прополз меж конских ног и вернулся к нему.

– Кончай татя! – взревел чей-то бас.

Толпа тут же захлестнула хазарина. Взметнулись топоры, раздался короткий крик…

«Ежели бы в меня такой снаряд угодил, – подумал Степан, – я бы уже не вскрикивал. Потеряло здоровье человечество. Закономерный итог цивилизации».

– Объявляю благодарность, – хмыкнул Степан, глядя на орудие труда и убийства. – Считай, что заслужил зарубку.

Он схватил молот и рысью побежал к следующему всаднику:

– Расступись!

Завертелся волчком, ускоряясь. Бросок. Всадник с грохотом распластался на земле, пополз, пытаясь дотянуться до сабли…

До Женевской конвенции было еще далеко, посему с ранеными ворогами поступали просто – топором по голове, и весь гуманизм. Тощий мужичок с волосатой грудью быстрее других подскочил к хазарину, размахнулся и… разом прекратил все его мучения. Обернулся на своих:

– Был тать, да весь вышел!

Плотный с бородой а-ля Лев Толстой мужик, вооруженный длинной рогатиной, выдвинулся вперед:

– Ить, еще скажи, сам его завалил!

– Дык, уж не ты ли, Аксен?

– Общество, – солидно сказал обладатель бороды. – Значит, и добыча на всех.

– Ить, обчество! – скривился худощавый. – Да где ентое обчество было, покудова я животом рисковал?

– Знаем мы твои повадки, – гнул свое «толстовец», – как татя заловим, обесхвостим, так ты и вылезаешь, будто без тебя не управились бы, и баламутить начинаешь.

– От ты!

– Не гневи общество, Дементий, не гневи… Чай, пригодится…

Похоже, «братья славяне» уверились в победе. Оно, конечно, льстит самолюбию, но не рановато ли добычу делить? Да и он, Степан, кажется, принимал некоторое участие… Он подошел к поверженному хазарину, обозрел ополчение, стоящее полукругом:

– Татей будем бить али как?!

Мужики хмуро молчали. Степан повторил вопрос.