«Если», 2006 № 05 - Журнал «Если»

В зал вышла официантка, повозилась у музыкального аппарата, сделанного в форме древнего компьютера, и с потолка донесся шум моря. Он нарастал, превращаясь в нехитрый ритм, а затем появился визг и стали слышны слова. Похоже, это был тот самый последний «Дельфиний альбом», о котором столько кричала реклама. Кеша заерзал и зашипел — он не любил Майка Задди с тех пор, как тот был голубем и выпустил альбом «Мои памятники». Официантка прекратила изображать возню с ящиком, и Хома тут же обратился к ней.

— C2 E5 E4 F0 EE 20 F1 FB F0 ED E8 ЕА ЕЕ Е2 20 Е8 20 ЕС Е8 ЕА F3 20 F2 Е2 ЕЕ F0 ЕЕ Е3 Е0 21 20 C1 Е5 Е3 ЕЕ ЕС 21 20 CА Е0 ЕА 20 Е2 20 Е0 F0 ЕС Е8 Е8 21 20 C4 Е0 FЕ 20 ЕС Е8 ED F3 F2 F3 21! — свистнул он в ультрадиапазоне.

Официантка тут же подбежала.

— Что-нибудь еще кроме сырников и творога? — она нарочито отвечала на человеческом языке.

— С8 20 ЕС F3 F2 Е0 ED F2 Е0 20 Е2 FB ЕА ЕВ FE F7 Е8 F2 FC 21 20 D1 F2 FB Е4 ED ЕЕ 20 EF Е5 F0 Е5 Е4 20 F7 Е8 F2 Е0 F2 Е5 ЕВ Е5 ЕС 21 20 D8 Е5 Е2 Е5 ЕВ Е8 F1 FC 2С 20 ЕС Е8 ED F3 F2 Е0 20 Е8 Е4 Е5 F2 21, — просвистел Хома со значением.

— Вам не нравится Майк Задди? — удивилась официантка довольно прохладным тоном. — Странно. Всем людям нравится…

Богдамир молчал, устремив на нее в упор черные зеркала суровых очков. Под столом он зажал Кеше клюв, чтобы тот не наговорил грубостей.

— Вам придется подождать тридцать восемь секунд, — улыбнулась официантка, не дождавшись ответа, взяла меню и упорхнула. Музыку она так и не выключила.

«Я плыву! Это море! Я дельфин! Мне хорошо! Потому что дельфин! Это море!» — пафосно тянул Майк Задди своим прославленным фальцетом, а ему вторили плеск волн, крик чаек и даже дельфиний ультразвук, органично сведенные в богатейший ритм-саунд на лучших студиях Вселенной. Но Хома вдруг напрягся.

— Чччего такое? — Кеша настороженно высунул клюв из-под стола: он всегда тонко чувствовал настроение напарника.

— Там параллельно роботы поют, — объяснил Хома. — Ультразвук модулирован кодом. Никакой он не дельфиний, обычный ультразвуковой робокод. Никто из людей сроду не догадается.

— Что поют? — заинтересовался Кеша.

— Сейчас… — Богдамир замер. — Примерно так: «Сука майк задди… жирный подонок… музыку дай ему… текст сочиняй ему… если б вы знали… если б вы знали… как нас здесь бьют… чтоб мы писали… чтоб сочиняли… эту фигню… как нас здесь бьют… как нас здесь бьют… током…».

Кеша нахмурился и агрессивно защелкал клювом:

— Надо разззобраться, что там происходит! Жжжестокое отношение к роботам — уголовная ссстатья!

— Как-нибудь разберемся. Но не сегодня — у нас и без того сложный день.

Музыка плавно умолкла и появилась официантка.

— Ваши сырники… Ваш творог… Ваша просьба выключить музыку… — Еще раз улыбнувшись, она исчезла.

Хома аккуратно передал миску с творогом под стол, и друзья принялись за еду.

Теперь, когда музыка исчезла, стало слышно, о чем говорят парни за дальним столом.

— Масло из настоящей сои, — важно говорил один, накалывая на вилочку кусок и опуская в чан фондюшницы.

— Да ладно тебе, Кристер, — хрипло возражал второй, деловито накалывая кусок сои и тоже опуская в раскаленную жижу. — Натурального соевого нигде уже нет.

— Пакстер, я те говорю: в этом рестике все натуральное. Я специально спрашивал. — Он вдруг призывно шелкнул пальцами: — Эй! Робот! Робот!

Тут же подбежала официантка.

— Это соевое масло из натуральной сои? Или искусственное, идентичное натуральному? — строго спросил тот, кого звали Кристером, кивая на котелок фондюшницы.

— Офигительное масло! — улыбнулась официантка. — Из-под Самары!

— Ну вот видишь! — повернулся Кристер.

Третий собеседник молча хлебал пиво и глядел на светящиеся жалюзи.

— А ведь распогодилось, — без интонации произнес он, почти не шевеля губами. — Хотя было пасмурно.

— Если небо пасмурное, — бодро откликнулся Кристер, — значит, майор Богдамир посмотрел на Солнце, и оно от страха спряталось за тучу!

Все трое ухмыльнулись.

Кеша выглянул из-под стола и посмотрел в их сторону. Но они были увлечены беседой, сидели кто спиной, кто вполоборота и, похоже, вообще не замечали, что в зале есть кто-то, кроме них. Тогда Кеша вопросительно посмотрел на Хому.

— Народное творчество, — буркнул Хома. — Распиарили журналисты в сериалах мои былые подвиги, будь они прокляты.

Кеша зло щелкнул клювом, но ничего не ответил и уткнулся в миску с творогом.

— Однажды майора Богдамира спросили, — донеслось с дальнего столика, — почему ему сто лет, а он не стареет, почему у него ноги-сопла, глаза-лазеры и ядерный мозг? Моя молодость, ответил Богдамир, благодаря генам трехсотлетнего крокодила, ноги-сопла — гены каракатицы, а глаза-лазеры — гены медузы и электрического ската. А мой ядерный мозг сделан из ядра грецкого ореха!

Троица захохотала еще громче. Кеша снова высунулся и вопросительно посмотрел на Богдамира.

— Полный бред, — объяснил Хома. — Мне вовсе не сто лет, а двадцать семь. Сто лет детским комиксам про того Богдамира, в честь которого меня назвали. И ноги у меня самые обычные. И мозг обычный.

Разумеется, Кеша все это знал. Но продолжал смотреть на Хому вопросительным взглядом. Хома увлеченно уплетал сырники, показывая, что вопрос исчерпан. Кеша пожал тем местом туловища, где у пингвинов находятся плечи, и снова уткнулся в миску с творогом.

Сидевшие за дальним столиком тем временем продолжали:

— …Значит, вы генетически модифицированный? И Богдамир ответил: что за глупости, я родился естественным путем! Просто моя мама работала в Бобруйском зоопарке, была большой затейницей и устраивала веселые оргии!

Сидящие загоготали на весь зал.

Кеша снова высунулся. Глаза его налились кровью. Богдамир успокаивающе погладил друга по пернатой голове.

— Это не про меня. Тебе же известно, я круглый сирота из какой-нибудь генетической лаборатории, ни отца, ни матери нет. Если даже я не знаю, как появился на свет, откуда могут знать эти придурки?

А троица шумела все громче:

— Однажды майор Богдамир посмотрел на небо и увидел, что ручка ковша Малой Медведицы украшена большой красивой звездой. Скромнее надо быть, укоризненно сказал Богдамир ковшу, выковырял из ручки звезду и повесил себе на грудь!

Троица захихикала. Брякнули, сдвигаясь, кружки.

— Совсем не так было… — смущенно объяснил Хома. — На Меркурии я отобрал у террориста пульт управления орбитальной капсулой с антиплазмой, которой тот собирался взорвать Солнце. Что мне было с ней делать? Я и решил запульнуть ее от греха подальше. А насчет Полярной звезды — так это вовсе не моя была идея! Я просто слишком буквально понял напутственные слова адмирала, когда тот объяснял принцип действия антиплазмы. Молодой был, глупый. И Орден Звезды в тот раз мне дали совсем по другому поводу, о судьбе капсулы еще никто не знал. А Звезду, наоборот, отобрали через несколько лет, когда Полярная вдруг перестала светить…

Издалека снова послышалось шипение мяса и бойкий голос:

— Однажды майор Богдамир попал по службе в далекое прошлое, где на него напали хищные ящерицы. Майор Богдамир сжег их взглядом в черный пепел и вернулся обратно. Так вымерли динозавры и появился каменный уголь![9]

Кеша зло прищурился. Дважды качнул клювом слева направо. И взглянул вопросительно.

— Нет-нет-нет, — замотал головой Хома. — Только без клювоприкладства, Кеша! Не заводись по пустякам.

— А вот еще частушка! — заорал хмельной голос. — Как на китель Богдамира плюнул сверху голубь мира…[10]

— Кеша! — предостерегающе зашептал Хома, хватая спутника за крыло. И вовремя — удалось сохранить и творог, и покой в ресторане.

Хохот утих.

— Ну а вот эту, вот эту частушку знаете? — раздалось бойко. — Олигархи, жизнь страхуя, Богдамиру дали мзды…[11]

Хома не знал этой частушки. Наверно, потому и не выдержал.

Сперва он вытер пот со лба, чтобы не мешал взгляду. В инфракрасном свете фондюшница виднелась превосходно: горячий кремнепластовый горшок с маслом. Прекрасная мишень. Хома аккуратно приподнял за дужку свои старомодные черные очки.

— Давай, давай! — радостно зашипел Кеша. — Так их! Чтоб фонтаном полыхнуло!

Хома напрягся. Его костяные зрачки закатились. А вместо них из глазниц высунулись вперед тугие цилиндры лазерных пушек. Напряглись железы электрического ската. Зажглись в глазницах алым огнем светящиеся клетки медузы. Зашевелились, фокусируя пучок, линзы, сотканные кремниевыми бактериями. Из глазниц ударили два лазерных луча и точно сфокусировались на боку фондюшницы. Хома специально сместил лучевой удар в диапазон, не видимый обычным глазом. Фондюшница начала стремительно разогреваться. Но масло не собиралось ни закипать, ни загораться.