Сексуальная жизнь дикарей Северо-Западной Меланезии - Бронислав Малиновский

Глава X

Сексуальная жизнь и психология любовных отношений

В ходе нашего исследования мы постепенно приближаемся к главной цели, получая все более детальное представление о сексуальной жизни туземцев. Сначала мы просто сделали общий обзор их социальной организации и хозяйственной деятельности, в той степени, в какой это затрагивает положение соответственно мужчины и женщины в общине. Мы изучали сходства и различия этого положения в частной и публичной жизни,

в работе и в игре, в магических и религиозных отправлениях, а также в повседневном быту.

Затем, приближаясь к нашей специфической теме, мы проследили за типичным развитием ухаживания и нашли, что оно ведет к браку и рождению детей. В предыдущей главе мы описали некоторые обычаи, которые обогащают и разнообразят привычное течение ухаживания.

Теперь же, с еще более близкого расстояния, нужно будет проследить за тем, как развивается любовный флирт. Мы должны изучить природу их любовного интереса друг к другу и тех уз, которые их объединяют.

На всем протяжении повествования я старался не только сформулировать норму, но и показать исключения из нее, очертить то, что можно было бы назвать амплитудой колебаний, т. е. поле, в пределах которого люди обычно пытаются (и порой им это удается) обойти строгое правило. Поскольку мы сейчас приступаем к изучению более интимного поведения, где правила менее жестки, для нас важнее становится дать динамичное описание того, как то или иное правило или институт реально действуют, нежели описывать, как закону и морали надлежит действовать по представлениям туземцев, или как им хотелось бы, чтобы они действовали.

В целом, по мере того, как от больших фундаментальных, четко определяемых институтов, таких как семья, брак, родственная организация, клан, экзогамия, правила ухаживания, этнограф переходит к разнообразным деталям личной жизни, методы его наблюдения должны усложняться, а результаты — становиться менее надежными. С этим ничего не поделаешь, зато в утешение можно вспомнить, что даже в наиболее точных областях человеческой мысли и опыта теоретически полученный результат верифицируется только в определенных пределах. Самое точное человеческое наблюдение — всего лишь приблизительно, и все, что даже химик или физик могут сделать, — это оговорить границы, в которых происходят отклонения. При исследовании целостных институтов, таких, как брак или семья, этнографу, если он ведет достаточно интенсивную полевую работу, следует больше полагаться на наблюдение, нежели на то, что сообщают туземные информаторы. Но когда имеешь дело с более тонкими сферами поведения, этому правилу, к сожалению, не всегда удается следовать. При изучении сексуального влечения и нарастания страсти непосредственное наблюдение всегда затруднительно, а порой и невозможно, и большую часть информации приходится

собирать на основании доверительных признаний и сплетен.

Этнограф должен быть бдителен по отношению ко всему, что происходит вокруг него. Он должен терпеливо завоевывать себе доступ к деревенской жизни, установив такие дружеские отношения, которые бы поощряли непринужденные доверительные признания и передачу интимных сплетен. Он должен ad hoc проверять информацию, сопоставляя ее с замечаниями, неосторожно отпускаемыми людьми, он должен вскрывать то, что

подразумевается, и дорожить оговорками и умолчаниями. Ведь они повсюду оказываются более говорящими, чем прямые утверждения, в особенности у наших туземцев, с их тонким чувством деликатности, которое делает окольный путь, путь намеков, естественным подходом к интересующему нас предмету. Конечно, можно заставить их говорить без околичностей, но это всегда вызывает ощущение искусственности и фальши, и опора исключительно на такой метод может привести к результатам, полностью обесцвечивающим реальную жизнь.

Так что в наиболее деликатных вопросах этнограф в значительной мере вынужден полагаться на сплетни. Тем не менее, если он долгое время живет среди туземцев, говорит на их языке и заводит тесные приятельские отношения, ему будет обеспечена достаточно полезная информация. Эти данные будут определенно лучше тех, что были получены посредством механического опроса информаторов по методу «вопрос-ответ» (за энное количество палочек табака в час).

Для меланезийца, как и для европейца, любовь — это страсть, и так или иначе она изводит разум и тело, приводит ко многим impasse[80], скандалам и трагедиям; несколько реже она освещает жизнь, заставляет сердце открыться и переполняет радостью. «От полноты сердечной говорят уста», а бесстрастный этнограф должен прилежно и кратко записать доверительные признания, изливаемые под влиянием сильных эмоций. Кроме того,

сплетни тех, кто напрямую не затронут определенным событием, но достаточно заинтересован, чтобы говорить о нем, особенно если событие это — неприятное (puis qu 'ily a quelque chose dans les malheurs de nos amis qui ne nous deplait pas9*), — вряд ли менее ценны для исследователя.

Непосредственные излияния чувств и деревенские сплетни, продиктованные искренним интересом, свидетельства о былых трагедиях и рассказы о любовных приключениях —  вот что составило большую часть материала для описаний, содержащихся в данной главе.

А близкое знакомство с историей жизни отдельных людей и их интересами сделали для меня возможным увидеть все в истинном свете, взглянуть на вещи с точки зрения тробрианцев. Зачастую мне даже удавалось обнаружить, что утверждения туземцев декларативны; я видел иногда, что их действия и чувства противоречат словам, и следовал за путеводной нитью, которая таким образом была мне дана. Пусть читатель вспомнит беды Багидо'у, одного из моих лучших друзей и информаторов (см. илл. 64 и гл. VI, разд. 1), вражду и ссоры между Намваной Гуйа'у и Митакатой (см. илл. 3 и гл. I, разд. 2), хвастливого Гомайу и его отношения с Иламверией (см. илл. 39 и гл. VII, разд. 4). Если бы не эти мои друзья с их излияниями чувств, я бы не смог узнать ни о нормах существующего обычая, ни о представлениях тробрианцев относительно морали. Наряду с таким живым материалом я, естественно, всегда старался собрать объективные «свидетельства»: сообщения об исторических событиях, образчики традиции, фольклора и магии. Таким образом, мои общие впечатления и сильные, но несколько туманные интуитивные ощущения постоянно проверялись и подтверждались данными из всех сфер племенной жизни.

Как правило, на деле исследователь сначала заполучает упомянутые «свидетельства», а подлинное их понимание приходит только со знанием реальной жизни. Читатель, интересующийся методологией, поймет, что такое изложение (переход от институтов, через общее описание истории жизни тробрианца, к следующему затем детальному и подробному анализу), сделанное с использованием совокупных трактовок, оправдано не только характером материала, но и способом его сбора. После этого отступления, касающегося метода сбора данных и их изложения, давайте вновь вернемся в тробрианскую деревню и подойдем к группе молодых людей, которыеиграют при полной луне, празднично настроенные и празднично одетые; попробуем увидеть их так, как они видят друг друга; проследим за тем, что их привлекает и что отталкивает. До сих пор мы скромно держались на расстоянии от наблюдений за интимным поведением, побуждениями и чувствами любовников. Точнее, мы еще не пытались следить за их страстными ласками. Теперь же нам нужно попытаться восстановить ход любовного романа, узнать первые впечатления от красоты и очарования и проследить за развитием страсти до самого конца.

1. Эротическая привлекательность

Что же заставляет юношей с восторженным вниманием смотреть лишь на одну из целойгруппы девушек, ритмично движущихся в игре или таскающих корзины во время сбора урожая; что пленяет девушек в одном из тех танцоров, которые в пляске kaydebu ведут за собой быстро бегущий хоровод (см. илл. 65)? Можем ли мы выяснить, почему один человек (любого пола) почти всеми отвергается, а другой пользуется большим спросом; почему один тип людей считается некрасивым и непривлекательным, тогда как другой - чарующим и прекрасным? Европейский наблюдатель скоро обнаруживает, что его критерий личной привлекательности в сущности не отличается от критерия туземца, —после того, как он уже привык к физическому типу и манерам меланезийцев. Так, например, девушка на илл. 66 всеми воспринимается как красавица, а девушка на илл. 67 — как некрасивая; и с этим мнением читатель не будет спорить. А тем не менее вторая женщина хорошо сложена и имеет ярко выраженный меланезийский тип. Но было бы, наверное, трудно и, конечно, бесполезно передавать туземные критерии красоты посредством европейских суждений и сравнений. К счастью, существует ряд туземных выражений, описаний и категорий, которые составляют подобие объективных данных и вкупе с комментариями этнографа могут довольно адекватно передать представление о тробрианском идеале красоты. Необходимо понять, что проблема эротической привлекательности, о которой мы сейчас говорим, отличается от той, что обсуждалась в гл. IV, где затрагивались мотивы, побуждающие тробрианского мужчину или женщину к вступлению в брак. В этой связи мы выяснили, что личные предпочтения, хотя и являются мощным стимулом к браку, представляют собой лишь один из целого ряда побудительных мотивов, частью социальных, частью экономических, а частью — семейных. И даже в сфере личных предпочтений эротический мотив — не единственный. Взрослые мужчина или женщина, как правило, выбирают супруга совершенно иначе, чем любовника, с которым прошла большая часть его или ее юности. Заключение брака зачастую определяется при- влекательностью характера и личности, а не тем, подходит ли партнер сексуально и насколько он соблазнителен. Этому факту, который уже был упомянут, я находил подтверждение во множестве конкретных случаев и в сотнях деталей. Только в быстротечных любовных связях телесная привлекательность — основной притягательный момент. Вернемся в таком случае к нашей воображаемой паре и попробуем выяснить, что же такое они видят друг в друге как любовники.