Генрих IV - Василий Балакин

Король был взбешен бравадой Меченого и готов был расправиться с ним на месте. Однако вмешалась королева-мать, и суверен, подавляя в себе ярость, принял своего опасного противника, который вообразил, что теперь ему позволено всё. В ответ на королевский выговор за нарушение запрета на пребывание в Париже Гиз опять стал расточать уверения в совершенной преданности и лояльности, заявив, что он прибыл в столицу с единственной целью — очиститься от клеветнических обвинений в свой адрес. На это король возразил, что его невиновность была бы очевидна, если бы Париж сохранял спокойствие. Почувствовав, что Генрих III с трудом сдерживается, Гиз предпочел долее не испытывать судьбу и поспешил откланяться, направившись в свой особняк на улице Сен-Антуан. Осознав, наконец, безрассудность своего поступка и опасаясь ночного ареста, он усилил охрану дома прибывшими с ним военными. Король, не теряя времени даром, тоже увеличил численность гарнизона, размещенного в Лувре. Наутро Гиз опять появился во дворце, однако уже в сопровождении четырех сотен дворян, державших под плащами заряженные пистолеты. Во второй половине дня он нанес визит королеве — матери, где опять встретил Генриха III и непринужденно побеседовал с ним. Продолжая выражать показную преданность королю, он побуждал его к искоренению еретиков, вместо того чтобы терпеть их присутствие и даже заключать с ними соглашения. На это монарх возразил, что никто не может ненавидеть еретиков сильнее, чем он, но у него нет возможности собрать против них войско, не имея денег, а лигёры беспрестанно требуют сокращения налогов. Затем он осудил действия парижан, при этом даже намеком не возложив ответственность за происходящее на Гиза, а, напротив, свалив всю вину на иностранцев, в огромном количестве скопившихся в столице. Они договорились незамедлительно провести обход домов для выявления нежелательных элементов и удаления их из города.

На следующий день, 11 мая, началось прочесывание, которое, как и следовало ожидать, не дало результата. Тогда Генрих III, убедившись, что Гиз ведет двойную игру, ввел в Париж швейцарских наемников, а в пригородах разместил французскую гвардию. Дворцовая охрана получила необходимые инструкции. Король был полон решимости восстановить порядок в столице любой ценой. Видя это, Гиз более уже не колебался, приступив к осуществлению намеченного переворота. Чтобы подхлестнуть возмущение парижан, он распространил по городу список фамилий 120 наиболее видных лигёров, которых король якобы распорядился арестовать и повесить. Каждый парижанин чувствовал нависшую над ним угрозу и потому готов был действовать. Комитет шестнадцати отдавал последние распоряжения. Мятеж возглавил сам мэр Парижа Бриссак.

12 мая 1588 года вошло в историю как День баррикад. Король лично встречал швейцарских наемников и французскую гвардию у ворот Сен-Оноре, обратившись к ним с речью. Швейцарцы заняли позиции к северу от Сены, на Гревской площади, Новом рынке и кладбище Невинноубиенных, а гвардейцы — на острове Сите и мостах. Ответ «Шестнадцати» не заставил себя долго ждать: вооруженные толпы стали собираться на площадях Мобер и Сен-Антуан. Королева-мать отправила в город своего человека, чтобы тот разузнал и доложил ей, как развиваются события. Новости были неутешительны: лавки закрыты, а улицы тут и там перегорожены баррикадами — и повсюду люди герцога Гиза. Королю доложили, что сражения не избежать. Тогда Генрих III принял решение направить вооруженные отряды на площади Мобер и Сен-Антуан, но было уже слишком поздно: баррикады и протянутые поперек улиц цепи преградили путь роялистам. Из окон домов в швейцарцев, не имевших оперативного простора, чтобы развернуться в боевые порядки, летели камни, причинившие бесславную смерть не менее чем трем десяткам из их числа, тогда как другие были разоружены и препровождены в тюрьму. Что касается королевских гвардейцев, то им приказали сложить оружие.

Положение Генриха III стало безнадежным. Всецело оказавшись во власти мятежников, он был заперт в собственном дворце, который в любой момент мог быть взят штурмом, если бы Меченый отдал соответствующее распоряжение. Но тот не считал нужным делать это, и без того ощущая себя хозяином положения и полагая излишним обременять себя преступлением против Его Величества. В своей безмерной самонадеянности он велел королю явиться к нему, однако в особняк Гиза прибыла королева-мать, отважно проследовав через перегороженные баррикадами улицы, имея при себе охранную грамоту, выданную Комитетом шестнадцати. Герцог принял ее с должным почтением. Начав разговор, Гиз посетовал, что король, поддавшись несправедливым подозрениям, решился причинить вред доброму граду Парижу и посягнул на жизнь честных католиков. Екатерина возразила, что весь этот мятеж, вызванный чистым недоразумением, не имеет ни малейшего смысла, поскольку король принял свои меры исключительно с целью изгнания нежелательных иностранцев. Герцог не уступал, ссылаясь на то, что король решился погубить представителей старинной аристократии в угоду своим миньонам, которых осыпал милостями, назначая на важные государственные должности. Дабы доказать свои добрые намерения, Генрих III должен назначить его, Гиза, на должность генерального наместника королевства, с тем чтобы это назначение было утверждено Генеральными штатами. От королевы-матери не ускользнул смысл уловки герцога, вознамерившегося таким способом завладеть троном: получив назначение от Генеральных штатов, он уже не выглядел бы узурпатором. Однако требования Гиза этим не исчерпывались: он настаивал, чтобы Генрих Наваррский как еретик отныне лишался прав на корону, а герцог Эпернон и прочие королевские миньоны были смещены со своих должностей. На это Екатерина Медичи ответила, что предъявленные требования слишком велики, чтобы она могла принять их, предварительно не проконсультировавшись с сыном и его советниками.

Она возвратилась в Лувр, где продолжилось обсуждение ситуации, не увенчавшееся принятием какого-либо определенного решения. Утром 13 мая Екатерина снова прибыла в особняк Гиза. На сей раз требования герцога оказались еще более жесткими. Престарелая королева понимала, что, получив отказ, он прикажет штурмовать Лувр, поэтому решила тянуть время, придирчиво уточняя каждую статью предложенного ей договора. Она не имела себе равных в ведении подобного рода дебатов. Меченый, будучи в большей мере солдатом, чем дипломатом, попался на эту уловку. К концу второго часа навязанных королевой-матерью препирательств ему доложили, что Генрих III бежал через сад Тюильри. Гиз, сообразив, что его провели, как мальчишку, не мог найти слов, чтобы выразить свое негодование. Екатерина Медичи театрально вскрикнула, дабы показать, какой сюрприз преподнес ей сын. А может, и вправду Генрих III спонтанно принял решение в ее отсутствие? Говорить было уже не о чем, и она незамедлительно покинула особняк Гиза, возвратившись в Лувр.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});