Тропа длиною в жизнь - Олег Микулов

Пока Великий Ворон ел положенное гостевое подношение, пока шла по кругу деревянная чаша с ключевой водой, Аймик во все глаза рассматривал дивного гостя. Пламя костра играло на его узком, неподвижном лице, но даже эта игра не оживляла, не смягчала его суровость. Отсветы скользили по смуглой коже, будто по гладкой поверхности холодного камня. Великий Ворон был горбонос и тонкогуб. Глаза, словно две звезды, поблескивали из глубоких глазниц. Как и все степняки, он был безбород и безус. Высокий лоб украшала узкая, сложного плетения повязка из кожи и шерсти, к ней были прикреплены три орлиных пера. Белая полоса прочерчивала лоб и крупный горбатый нос, перекрещиваясь со второй такой же полосой, начертанной над бровями. Великий Ворон молчал. Молчали и остальные. Гостевое угощение подходило к концу. Чаша с водой завершала последний круг. Последовали обязательные слова: благодарение и ответ.

– Я пришел по твоему зову, Кайт, – заговорил Великий Ворон, – и рад выслушать тебя и того, кому был дан Знак, спасший твою общину.

Он обвел взглядом сидящих вокруг костра охотников, и, повинуясь немому приказу, они стали расходиться, так и не нарушив молчания. Остались трое: Аймик, Кайт и сам Великий Ворон.

– Говори! – последовал короткий приказ. Под взглядом Великого Ворона Аймик чувствовал, как по всему его телу прошла короткая судорога, а кожа покрылась мурашками. И странен был его рассказ: Аймик не слышал собственных слов, но все, о чем он говорил (или вспоминал? Или грезил?), словно въявь выступало из мрака. Словно исчезли ночная степь, и костер, и Кайт, и Великий Ворон… и даже он сам, недавно повзрослевший Аймик, а малыш Нагу, просящий маму спасти огневку, Нагу-подросток, вступивший в схватку с волосатым единорогом

(Вернулся даже отвратительный смрад его шерсти. И боль.)

…И первая близость с Атой. И глупый Аймик, верящий в то, что все будет хорошо… И побег. И пролитая им кровь сородичей. И… все-все, что случилось потом, до последней мелочи. Даже странные сны и те вернулись…

– …Вот и все, – выдохнул наконец-то Аймик и недоуменно огляделся вокруг.

(Сколько же… дней? ЛЕТ?! длился его рассказ?) Но костер еще даже не догорел, и… Аймик взглянул на небо.

(Не может быть! Этого просто НЕМОЖЕТ БЫТЬ!) …Черные Луга почти не изменились. Аймик это знал потому, что, начиная говорить, он невольно поискал взглядом Близнецов-Первопредков… И Небесные Гуси остались на тех же самых местах…

И вновь – судорога и озноб. И внезапная мысль: «АКайт! Неужели и он что-то успел рассказать?!»

Спросить не удалось. Великий Ворон кивнул и заговорил:

– Хорошо. Сейчас я ухожу, а вы ложитесь спать. На рассвете будет дан ответ. Не здесь. Там, где вы были на закате.

7

Аймик и Кайт пришли на условленное место по такой обильной росе, что их ноги вымокли чуть ли не до колен так, словно они только что пересекли ручей. Великий Ворон уже был здесь. Он сидел на большом валуне и молча ждал, пока охотники омыли свои лица росяной влагой. Потом молча указал рукой на два других валуна, поменьше. В утреннем свете было видно, что он действительно смуглолиц, а глубоко посаженные глаза его бледно-голубые, почти прозрачные, лучистые и цепкие: посмотрит – невольно вздрогнешь.

И уже знакомый озноб пробежал по телу, когда зазвучал его голос:

Тысын Тигрольва, но Вурр – твой второй тотем.

Ты сын Тигрольва, но ты избран связать других.

Ты должен идти на закат, но ты можешь остаться в степи.

Ты Избранный, но ты волен встать на иную тропу…

Голос Великого Ворона как будто усиливался, постепенно заполняя собой весь мир. Казалось, он слетает не с губ сидящего напротив… – человека? — а льется отовсюду: с неба, от воды, из трав… И мир задрожал… заколебался… стал покрываться голубоватой дымкой… Аймик чувствовал, что уже не озноб, не краткая судорога – крупная дрожь сотрясает все его тело, готовое раствориться в этой дымке. Задыхаясь, он усилием воли вернулся было в привычный мир, но тут… Мир вдруг расширился, распахнулся, раскрылся… Свет! Особенный, никогда не виденный прежде! И восторг! И слияние!..

После Аймик вспоминал с несказанным удивлением: на какой-то неуловимый миг (длившийся вечность?) ему показалось вдруг, что ОНПОНЯЛ ВСЕ. И свою жизнь, свое предназначение, и то, что скрывалось в самой глубине его души… как часть невероятно сложного в своей простоте, восхитительного узора… Прежде такого не случалось никогда. Но вынести из этой стремительно промелькнувшей вечности не удалось ничего, кроме ощущения: БЫЛО! Было, но осталась лишь череда беспорядочных, сменяющих друг друга видений…

…По каменной стене струится вода. Проступают звери, красные, черные… Бесконечный хоровод. И в нем… …что-то от того невероятного мига.

…Он теперь понимает: эти каменные холмы с белоснежными вершинами – Стена Мира.

…А эта вода без начала и конца, сливающаяся с грозовым небом, – Великая Вода, отделяющая их Мир от того, где обитают Держатели Мира. И он плывет туда, к ним.

(«Он»? Но кто такой – он? Тот ли, что стискивал тяжелое копье в тоске о невесте, унесенной черным вихрем? Карабкающийся к белой вершине Стены Мира? Плывущий через Великую Воду? И кто такой – силящийся выбраться наружу из черной дыры, захватить власть и тогда…)

Аймик очнулся и не сразу понял, что он вновь в этом Мире и здесь уже не утро, а вечер. Дрожь постепенно утихала; дыхание становилось ровным. Кружилась голова. …Кайт неподвижно сидел рядом, уткнув голову в колени.

– Кайт! – Аймик хотел коснуться его плеча. – Не надо!

Он вздрогнул. Прямо перед ним стоял Великий Ворон, огромный, словно… …словно Стена Мира.

– Встань!

Пошатываясь Аймик поднялся на ноги. (Как кружится голова.)

…Нет, теперь Великий Ворон не казался таким уж большим. Выше Аймика, и только. Аймик почувствовал, как сильные руки слегка его встряхнули, ощутил на своем лице его дыхание, прежде чем услышал вопрос:

– Ты сделал выбор?

Аймик отступил на шаг и обернулся. Там, над краем склона, виднелись остроконечные верхушки жилищ, трепетало пламя костров общины Кайта. Там с тревогой и надеждой ждет его Элана… Перед ним потянулись бизоньи тропы, бесчисленные охоты, праздники, уютные зимние вечера, когда горит очаг и рядом – жена и дети… Надежная жизнь своего среди своих, в которой все прочно, все известно, в которой нет и не нужно ничего лишнего, ничего странного… В которой будут, конечно, и опасности, и беды, и споры, и ссоры, но…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});