Возлюбивший войну - Джон Херси

тогда думали) поступок, и стал единственным среди нас героем. Хитрый, изворотливый, легко поддающийся минутному настроению. Прирожденный летчик, задира и горлан, он, как и все мы, набирался ума-разума, и, подобно нам, испытывал все большую усталость. Но что я разглядел за всем этим? Бросая взгляд назад, должен сказать, что мог бы заметить, как он постепенно стал меняться и как постепенно стал меняться я сам. В какой-то точке эти две кривые, очевидно, пересеклись, и с этого момента, мне кажется, стало меняться мое отношение к Баззу.

По радиотелефону я услышал приказ полковника Юинга всему соединению:

- "Болтун Ред"! Всем другим "Болтунам"! Высота бомбометания две тысячи. Повторяю: высота бомбометания две тысячи!

Значит, Юинг принял решение опуститься под облачный покров. Я жестом обратил на это внимание Мерроу.

- Сукин сын! - крикнул Мерроу.

- Что там у вас? - поинтересовался Хендаун, услышав сердитый голос Базза.

- Не суй нос не в свои дела, сынок, - отрезал Мерроу. Однако он тут же сбавил тон и добавил: - Этот дерьмовый полковничек хочет загнать нас вон под ту тучку.

- Красота! - отозвался Хендаун; он понимал, сколько опасности таит полет под облаками.

Думаю, что поворотным пунктом в моем отношении к Баззу послужило знакомство с Кидом Линчем, этим беззастенчивым болтуном и балагуром, еще не вполне зрелым, но уже серьезным человеком, постоянно озабоченным поисками ответа на вопрос, что, собственно, мы делаем и зачем. Он был полной противоположностью Мерроу, и этот контраст, думаю, сыграл для меня не последнюю роль. Но только Дэфни окончательно помогла мне понять, что лишь с помощью вот такого же, как у Линча, странного сочетания скептицизма и идеализма я смогу успешно противодействовать постоянным утверждениям Мерроу, будто никогда еще дела в мире не шли так прекрасно. Именно Дэфни помогла мне прозреть, заставила полюбить жизнь и найти в ней определенную цель. Припоминаю, как однажды в июльский полдень мы сидели на земле в тени огромных вязов напротив Королевского колледжа у моста Клары в Кембридже, а кучки студентов наполняли мягкий воздух чудесного дня музыкой и пением старинных мадригалов. "И это, по-вашему, музыка?" - спросил Мерроу и захихикал, как ребенок. Помню, как спокойно встретила Дэфни его слова. Она взглянула на меня, и я проникся ее хладнокровием. Мы сидели около моста Клары, светло-серые камни которого казались живыми от скользящих по ним теням деревьев. В медленном течении Кема отражались мост и небо. Я прижался к Дэфни и заметил и легкий пушок на ее щеке, и завиток светло-русого локона над ухом. Она откинулась на спину и оперлась на локти, мягкая ткань платья натянулась у нее на груди, и в этот момент, горя желанием прикоснуться к ней, чувствуя, как все сильнее бурлит во мне кровь, я вместе с тем ощутил непонятное стремление к идеальному. Это чувство вскоре отступило перед физическим желанием, но я его запомнил. Молодые люди на противоположном берегу продолжали выводить высокие рулады - я видел их напряженные лица и разверстые, как зев пещеры, рты; за ними лежал залитый серебряным светом пустынный прямоугольник внутреннего дворика у моста Клары, а рядом, словно колледж служил лишь соответствующим фоном, высилась величественная, внушающая глубокий оптимизм, надежду и - да, да! - мысль о нравственном очищении, Королевская церковь - самое красивое, по словам Дэфни, сооружение в Европе, чему я не мог не верить. Потом возвышенные мысли прошли, уступив место желанию остаться наедине с Дэфни; мне захотелось сжать ее в объятиях - у нее была манера вдруг поворачивать голову на подушке и каждый раз взглядывать на меня так, словно она впервые обнаружила все мои достоинства. Я вернулся к действительности. В направлении четырех часов, в нижней части циферблата, летели истребители. Они летели низко и... потрескивали.

Мерроу выпрямился, повернулся ко мне и жестами пытался что-то объяснить. Я вздрогнул. Наушники... Это же потрескивало в наушниках! Я круто повернул голову вправо, взглянул вниз и увидел их. Желтые, словно к чему-то принюхивающиеся носы. По внутреннему телефону послышался голос Фарра: "Иисусе Христе! Вот же они!" Мерроу пошлепал меня по левой руке. Я медленно повернулся к своему командиру, поднал сжатые в кулаки руки в перчатках, затем разжал пальцы, снова сжал и снова выпрямил; десять, двадцать... Кажется, около двадцати истребителей.

Правее, на одной высоте с бомбардировщиками, вне досягаемости нашего огня летел немецкий самолет-наводчик - "тренер", как мы его называли; он то обгонял нас, то, как фокстерьер, плелся на той же скорости, что и наши машины. Ниже маневрировали истребители. Они совершали широкий, похожий по рисунку на арку, подъем, с тем чтобы, как обычно, набрать в безопасной зоне высоту, достичь определенной точки и оттуда, словно с отвесного обрыва, ринуться на нас. Они предпочитали заходить в атаку со стороны солнца и летели в четком боевом строю. Каким прекрасным выдался день! Косяк желтоносых плыл, описывая длинную кривую, а под ним широко расстилались мирные поля, и окутанная легкой дымкой земля незаметно сливалась с небом; но не четкая линия горизонта тянулась там, а скорее какая-то пустота, нечто неуловимое, расплывчатое, и сейчас у меня на глазах стая вражеских самолетов пересекала эту туманную зону. Они летели значительно быстрее "крепостей", набирая высоту с поистине поразительной крутизной.

Потрясенный красотой увиденного, я почувствовал, как забилось у меня сердце. На мгновение где-то в уголке памяти промелькнула картина: берег Кема около моста, Дэфни... Вот она шевельнулась, откинулась назад, повернулась и грудью потянулась ко мне. Я снова услышал громкое пение студентов. Я хотел Дэфни; сердце у меня колотилось.

По внутреннему телефону Мерроу начал выкрикивать распоряжения. На какой-то миг он показался таким же, как во время наших первых боевых вылетов, - надоедливым, но полным энергии и жизни и счастливым, но теперь-то я знал, какое страшное содержание вкладывал он в слово "счастье".

- Ну хорошо! Не забывайте, что они могут сделать боевой разворот и атаковать нас в лоб, потом снова начнут набирать высоту непосредственно перед нами или же пролетят под "крепостями" и обстреляют нас снизу. Будь готов, Малыш, открыть огонь, когда они окажутся под нами. Ты, Макс, предупреди нас сразу же, как только они начнут выходить из атаки. Крикнешь "верх" или "низ" - в зависимости от того, как они пойдут. Я хочу, Боумен, чтобы ты наблюдал...

Боумен, всегда Боумен! Имена, прозвища - для других.

И Дэфни тоже хотела меня. Ее тающие глаза, бледные веки...

Мерроу хочет, чтоб я наблюдал. Что? Я поймал себя на мысли, что совсем не слушал его. У меня засосало под ложечкой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});